Сайгон — HCMC

Занимаясь военной литературой, в том числе и времен вьетнамской войны прошлого столетия, я рано или поздно был обречен попасть в Сайгон (а ныне город Хо Ши Мин, Ho Chi Minh City - HCMC) в южном Вьетнаме. И в мае этого года в итоге именно так и произошло.

В город первый раз я приехал как раз 30 апреля - на День Победы, национальный вьетнамский праздник, посвященный взятию Сайгона в 1975-м году. В Сайгоне очередную годовщину победы над США отмечали более чем скромно. Обилие государственных флагов на зданиях, стайки пионеров в красных галстуках на улицах, пара плакатов и уличных перетяжек, да толпы людей в городских парках. Татуированные сайгонцы активно и открыто потребляли джин и виски в 35-градусную влажную жару из ящиков со льдом. И не более того. Может еще было чуть больше сувениров на военную тему на лотках у уличных продавцов. Даже местные газеты ограничились лишь короткими заметками, а телевидение показало пару фильмов да безумный концерт русско-вьетнамской дружбы, где странные люди пели песни Пугачевой и Газманова на вьетнамском языке.

С другой стороны, к моему удивлению, на улицах в этот государственный праздник торжества над империализмом изредка попадались и вьетнамцы, одетые в военные куртки армии США, в ветровки с американскими же нашивками. А больше всего поразил американский старичок-ветеран, бредущий с вьетнамкой под руку по центральному проспекту с медалями на груди и в фирменной пилотке-ветеранке с датами участия в войне во Вьетнаме. Никто из прохожих и бровью не повел.

Американцев в городе много. Не так много, как австралийцев, новозеландцев, шведов или французов, но все равно они сильно выделяются из общей массы туристов. Иногда попадаются офисы различных американских компаний или учебных заведений и фондов. В дельте реки Меконг в нищих деревнях я позже увижу мешки из-под удобрений с американскими флагами - экономическая гуманитарная помощь из США, и узнаю, что американские фонды без лишней шумихи и огласки выделяют деньги жертвам американских бомбардировок времен вьетнамской войны. Английский язык в городе — это американский вариант, и в основном местный люд учит его по фильмам Голливуда с субтитрами. Иногда в речи сайгонцев вдруг мелькают какие-нибдь зубодробительные фразы из американских блокбастеров, и со стороны это выглядит довольно чудно.

Военные «подарки» до сих пор лежат в земле и до сих пор часто приносят смерть. За время моего пребывания в Сайгоне на боеприпасах времен вьетнамской войны в сельской местности подорвались два человека: один погиб, а другой оказался в реанимации. В деревнях детвора обязательно спросит у гидов, есть ли в их группе американцы, и детишки могут в случае чего крикнуть им что-либо оскорбительное, дернуть за рукав или посмеяться над белыми великанами.

В тоннелях Ку Чи американцы выделяются молчанием и отсутствием вопросов, а вьетнамские гиды перед экскурсией в тоннели уточняют национальности гостей, так как есть правило не говорить лишнее в присутствии американцев. Впрочем, и среди американских ветеранов и «тоннельных крыс» попадаются весельчаки, которые после своей доли восхищения тоннелями и стрельб из «убитых» стволов на небольшом полигончике радостно сообщают, что теперь-то они пришли во Вьетнам не с оружием, а с пиццей и бургерами, и  вьетнамцы так отожрутся, что не смогут лазить по своим подземным городам. Все смеются. Но смех смехом, а большая часть тоннелей в районе Ку Чи до сих пор засекречена и не предназначена для посещения туристами и даже гражданскими лицами самого Вьетнама. На всякий случай.

Тема войны наиболее массово раскрыта во всевозможных исторических, революционных, военных, биографических музеях Сайгона и в центральной картинной галерее города. Здесь и фотографии, и плакаты, и захваченная американская техника, и осколки боеприпасов, и статистика, и картины. Особенно производят впечатление - по крайней мере, лично на меня - выставки военных художников и их работы-зарисовки акварелью на передовой, и уважительное отношение вьетнамцев к работе военных фотографов и корреспондентов, даже если они отображали войну со стороны противника.

«Рассадником» американской культуры в городе является единственный джаз-клуб Сайгона. Один-единственный на все семь-девять миллионов жителей. В нем по вечерам звучит на очень даже приличном уровне американская классика, и местные любители джаза вполне себя чувствуют уютно под песни Гершвина или мелодии Армстронга.

И, безусловно, в Сайгоне присутствует военная литература на каждом углу. Целевая аудитория - туристы. Преобладают книги на английском (как классика американских писателей, так и переводы вьетнамских авторов на английский язык) и фотоальбомы. Есть и раритетные уникальные вещи. В книжных же можно найти воспоминания и мемуары полководцев Вьетконга на французском, испанском, португальском языках. И в мае этого года безусловный хит продаж и любимец витрин — американский бестселлер «Нелегкий день» Марка Оуэна о ликвидации Бен Ладена. В магазинах книги относительно дорогие, но на улице с лотка можно сторговаться с барыгами о покупке за сущие копейки. Делают они просто: на принтере распечатывают бесчисленные копии знаменитых книг, ваяют более-менее терпимую обложку и сшивают. Раритет готов к продаже. В целом, любой сайгонский книжный барыга разбирается в литературе лучше, чем литературные критики в современной России.

К французам у местных отношение более легкомысленное. Вьетнамцы благодарны им за четыре вещи: за архитектуру, за каучуковые плантации, кофейные плантации и за победу в Дьенбьенфу. Французов в Сайгоне тоже много. С колониальной архитектурой центральной части города и так всё понятно. А в дельте реки Меконг то и дело можно нарваться на старые заброшенные французские особняки, ржавые мосты и прочие сооружения.

Что касается западных туристов, то Вьетнам в год посещают до полумиллиона американцев, 300 тысяч австралийцев, более 200 тысяч французов. В городе есть и экспаты. В отличие от Шанхая, это не профессиональная молодежь, а довольно пожилые матерые люди, с изжеванными временем и жизнью лицами, которые бог весть чем тут занимаются. Всего официально во Вьетнаме экспатами считаются около 80 тысяч человек, из них лишь 64 человека купили себе постоянное жилье. Народ не горит желанием селиться в стране.

Второй раз в Сайгоне я оказался уже в середине мая этого же года. Приятель уговорил меня потратить время и побывать с ним в дельте реки Меконг. По его словам, это огромная редкость, завлечь русского на прогулки по трущобам Сайгона или в дельту.

Наш брат не жалует Сайгон, его не интересует осмотр достопримечательностей или общение с местными, а обычно весь туристический поток из России за редким исключением прямиком отправляется на пляжи, в лучшем случае кто-нибудь заедет на полдня в Ку Чи. К русским отношение в Сайгоне поэтому нейтральное. Никакое. России и россиян как бы и не существует вовсе для местных жителей. Русский язык не звучит, меню в кафе и ресторанах не дублируется (в отличие от английского, японского и французского), в сетке вещания нет русскоязычных каналов. Из шести с лишним миллионов туристов в год во Вьетнаме из России приезжают менее 200 тысяч человек и практически все оседают у моря на песке. Денег в городе они не оставляют.

В принципе, так оно и есть. За многие дни я встретил на улицах города и в музеях лишь пару русских, а в дельте их нет уж тем более. Зато везде огромное количество австралийцев, причем не только в центральном районе города или в тоннелях, но и в самых глухих дырах на реке.

Впрочем, однажды в китайском квартале Чолон меня остановил вьетнамский грузчик и, узнав, что я русский, радостно и довольно сносно заговорил на русском языке. Оказывается, 30 лет назад он учился в Калининграде, а с тех пор поддерживает язык самостоятельно, по старым советским самоучителям и учебникам. Обсудив политику партии и Путина, мы тепло расстались.

Вообще, Сайгон — идеальный эталонный город контрастов. Центр — это небоскребы, бутики, услужливые милиционеры, переводящие туристов, ошалевших от бешеного движения мопедов, через дорогу, впечатляющие католические соборы, рестораны, институты, школы, торговые центры, музеи и картинные галереи, улица антикваров, клумбы, а-ля немецкие пивные, аллеи и т.п. Шаг в сторону в другой район — и уже полноценная Азия с замусоренными в слои улицами, готовкой еды на ведрах с углями, запахами, помоями, петухами у каждой лавки для уличных боев, гомоном, рыбными и алкогольными рынками, мечетями, индуистскими храмами, ссорами, антисанитарией, авариями и прочими прелестями довольно нищего мегаполиса. Выезд за город в производственные районы — разруха и мрак, отдельная тема.

Самая нищета начинается на реке чуть ли не в километре от центра города и центрального речного вокзальчика. Вдоль реки на десятки километров тянутся депрессивные самострои из фанеры, жести, картона, рекламных щитов, брезента и всего, что Бог послал. Знаменитые речные трущобы Сайгона. Заселиться на земле многие вьетнамцы себе позволить не могут и строятся без разрешения на сваях, на бочках, на канистрах. Время от времени власти пытаются как-то урегулировать вопрос, начинают сносить постройки, но без особого успеха. За ночь трущобы вырастают вновь, воскресая как птица Феникс. В реку валится мусор, в реке моются, ловят рыбу, готовят, молятся. Время от времени эти времянки вместе с семьями уходят под воду. Люди тонут. Мало кто из вьетнамцев здесь умеет плавать, хотя и живут на реке. Трущобы впечатляют. И внешним видом и своей бесконечностью. Кто-то из местных сказал мне, что в трущобах Сайгона в целом проживает до двух миллионов людей.

В деревнях дальше по реке народ в основном занят сельским хозяйством, рыболовством, сушкой риса, самогоноварением, переработкой сахарного тростника, производством мебели и лодок. Сама река оживленная. Снуют груженые выше дозволенного и почти уходящие под воду баржи, работают паромы. Молодежь уезжает из деревень дельты и продает землю, свое наследство. Хитрая родня хоронит теперь во Вьетнаме умерших прямо посреди своих полей, чтобы молодежь не могла продать надел. С могилами землю никто не купит. Выглядят, надо сказать, при личном осмотре такие земельные участки с могилами и высокими пестрыми или белыми надгробиями довольно диковато.

Из-за нехватки рабочей силы на реке во Вьетнам нелегально завозят камбоджийцев. Это большой бизнес. В свою очередь из Вьетнама массово вывозят молодых женщин в Китай, Тайвань, Корею и другие страны. «Вьетнамская жена из дельты» - популярное и масштабное явление в Азии в последние годы. В Сайгоне можно купить «жену» за несколько сотен долларов, расценки достигают пяти тысяч долларов. Это тоже огромный бизнес. По словам вьетнамцев, до падения СССР и краха коммунистической идеи на 100 мужчин во Вьетнаме приходилось 120 женщин, теперь же ровно наоборот - на 120 мужчин приходится 100 женщин, и это происходит именно из-за растущей торговли людьми в дельте. Отдельный разговор — наркотики и оружие.

Вьетнам  —  также один из ведущих производителей кофе в мире. Чуть ли не второй после Бразилии. Вьетнамцы горько шутят, что такие огромные объемы производства объясняются лишь тем, что в стране необходимо всем давать «на кофе». То есть — давать взятки. Коррупция процветает. Лучше всех живут чиновники и милиция. Откупаться простым людям и давать «на кофе» постоянно приходится милиции, речным и дорожным гаишникам, чиновникам всех пошибов, «на кофе» надо давать при покупке водительских прав, при устройстве детей в школу, при обращении в больницу и так далее. Рассказы вьетнамцев о нынешнем житье-бытье очень мне напомнили быт становления новой жизни 90-х в России, да и во многом нынешнюю ситуацию.

Что ещё отдельно бросилось в глаза и в Сайгоне и на дельте, так обилие различных храмов.

Здесь на юге Вьетнама осели в свое время бежавшие от коммунистов христиане, здесь оставили свой след французы. Где-то около 15% вьетнамцев в этих краях принадлежат христианским конфессиям. И это заметно.

Кресты небольших храмов и церквушек возвышаются над трущобами, ослепляют белым цветом на рисовых полях, венчают могилы деревенских кладбищ. Реку на лодках пересекают одинокие буддистские монахи. Из 12 мечетей Сайгона выходят толпы верующих. В бесчисленных перепутанных проводах городских улиц скрываются словно в засаде  разноцветные яркие статуи божеств индуизма. Пагоды на солнце блестят золотом над грязной и мутной водой реки. В утренней дымке на берегу отправляют обряд буддистские тощие монахи, а за ними безмолвно и мощно стоит стадо черных буйволов. Ближе к границе с Камбоджей разносится эхо от выстрелов из М60 со стрельбища тоннелей Ку Чи. На проплывающей мимо небоскребов и элитного сайгонского гольф-клуба барже c сахарным тростником чумазая семья вьетнамцев стоит на коленях на потрепанной газете Saigon Times и кланяется палубному алтарю. Морщинистая древняя старуха в деревне дельты реки Меконг разводит огонь под котелком, сделанном из американской трофейной каски.  

Жизнь идет своим чередом.