Бывший директор берлинского Центра по изучению антисемитизма Вольфганг Бенц (Wolfgang Benz) недавно на страницах газеты Tagesspiegel опубликовал статью по поводу спора о праве толкования преступлений национал-социалистической диктатуры и коммунистических режимов. Пропагандируемый Европейским парламентом «День памяти жертв всех тоталитарных и авторитарных режимов» Бенц отвергает. Общий день памяти, по его мнению, нивелирует различия между национал-социалистическими преследованиями и коммунистическим террором, и при этом принижается значение геноцида евреев и цыган.
Точка зрения Бенца вызвала возражения со стороны некоторых объединений, представляющих интересы жертв террора. Мы публикуем статью Хорста Шюлера, почетного председателя Союза объединений жертв коммунистического насильственного правления (Union der Opferverbände kommunistischer Gewaltherrschaft e. V.). Хорст Шюлер (год рождения 1924) за выступление против сталинистского правления в ГДР был приговорен советским военным трибуналом в Потсдаме к 25 годам тюремного заключения. До 1955 года он находился в Воркутлаге. После освобождения, которому во многом способствовал Конрад Аденауэр, Шюлер работал в качестве журналиста и с 1964 года по 1989 год был редактором газеты Hamburger Abendblatt.
Он выступает за «проведение необходимых дифференцированных дебатов по поводу воспоминаний о двух диктатурах». Так говорится в одной из статей Вольфганга Бенца, опубликованной в газете Tagesspiegel под заголовком «Национал-социалистический период и сталинизм – споры относительно дня памяти» (NS-Zeit und Stalinismus – Ums Gedenken straiten). Вольфганг Бенц историк, бывший преподаватель Технического университета Берлина. До 2011 года он был директором Центра по изучению антисемитизма, имеет многочисленные награды и благодарности. То есть это человек, заслуживающий большого уважения. Приведенная вначале цитата является ссылкой на выходящую на этих днях в издательстве Metropol Verlag книги под названием «Борьба за право толкования. Политика, интересы жертв и исторические исследования. Полемика по поводу мемориального комплекса и общественного центра на улице Leistikowstrasse» (Ein Kampf um Deutungshoheit. Politik, Opferinteressen und historische Forschung. Auseinandersetzungen um die Gedenk- und Begegnungsstätte Leistikowstraße).
Статья Вольфганга Бенца вызвала большое возмущение среди бывших заключенных, пострадавших от сталинско-коммунистического террора. Всегда сложно писать от имени группы людей, поскольку у того или иного человека может быть отличная точка зрения. Тем не менее, я считаю, что я представляю здесь большинство мужчин и женщин, находившихся в застенках коммунистических спецслужб, прежде всего советского КГБ, расположенных в специальных регионах советского ГУЛАГа.
Прошедший век считается столетием двух преступных режимов, и жертвами проводившейся ими политики террора стали многие миллионы людей. Это был национал-социалистический режим, который как ядовитый грибок, покрыл всю Европу. Он уничтожил огромное количество людей иудейской веры, цыган, а также своих политических противников. Это было то, что мы сегодня называем Холокостом, и существовавший в то время террор не щадил ни женщин, ни стариков, ни детей, и это была никогда ранее не существовавшая форма геноцида, холодная жестокость которого в газовых камерах была почти сравнима с индустриальной машиной по физическому уничтожению людей.
«Любой человек мог стать жертвой террора»
Название «Аушвиц» навсегда стало синонимом организуемых государством преступлений, от бремени которых Германия еще долго будет страдать.
Но еще существовал террор, называвший себя коммунистическим. Он был мрачным и в ГДР, но в самой жестокой форме он существовал в Советском Союзе во время правления Сталина. Преподаватель истории Восточной Европы в Университете имени Гумбольдта Йорг Баберовски (Joerg Baberowski) пишет в своей опубликованной в 2012 году книге «Выжженная земля» (Verbrannte Erde): «Любой человек в любое время мог стать жертвой организованного Сталиным террора: как член преследуемой социальной или этнической группы, по доносу или просто случайно, или потому, что диктатору нравилось убивать людей и ввергать их в состояние страха и ужаса». И еще: «Не было другой такой страны, кроме Советского Союза, где люди вынуждены были жить в таком страхе».
Вероятно, Вольфганг Бенц с этим не согласится, поскольку он в своей статье говорит о том, что целью советской политики не было уничтожение людей на том основании, что они принадлежали к какому-то определенному этносу или религиозному сообществу. Может быть, зато кровожадность Сталина была направлена на представителей не нравившихся ему классов или на членов партии, возбуждавших его болезненную подозрительность. И как следует понимать Бенца, когда он пишет: «Нет необходимости доказывать, что лишение свободы и направлению в тюрьму под контролем КГБ было то же самое, что пребывание в национал-социалистическом концентрационном лагере». Мне, например, офицеры КГБ во время избиений на допросах отбили почку, а о зубах вообще нечего говорить; и я, видит Бог, не был исключением. И подобного рода высказываниями я, помилуй Господь, не хочу отнять ни грамма от многих центнеров тех мучений, которым были подвержены заключенные в нацистских лагерях. Ведь и мой отец был убит в 1942 году в лагере Заксенхаузен.
«Каждое индивидуальное страдание – независимо от политического режима, ставшего его причиной, - имеет одинаковое достоинство и находится на одном уровне с точки зрения экзистенциальной катастрофы отдельного человека», - пишет Бенц. С этим я полностью согласен. Но почему тогда Бенц выступает за дифференцированный подход, при котором жертвы одного террора, как и жертвы другого террора, должны иметь свое собственное правильное место»? Это недоступно моему пониманию. Что означает правильное место и где оно находится? В лагерях ГУЛАГа мы, христиане, иудеи, мусульмане, атеисты, солдаты Красной Армии, прямиком направленные из вражеского плена в советские специальные зоны, поляки, прибалты, чехи, немцы, румыны, венгры, русские – великое множество самых разных людей, но одно у нас было общее: все мы были истерзанными жертвами и смогли выжить только потому, что в этом качестве мы были солидарны. И в нацистских концентрационных лагерях ситуация, вероятно, мало чем отличалась.
Многие государства отмечают 23 августа как день памяти
Европейский парламент провозгласил 23 августа, день, когда в 1939 году в Москве был заключен пакт Гитлера-Сталина, общим днем памяти «европейского сознания и тоталитаризма», и почему в таком случае подобный мемориальный день нивелирует различия между национал-социалистическим преследованием и коммунистическим террором? Почему при этом принижается значение геноцида евреев и истребления цыган, как утверждает Вольфганг Бенц? Почему он думает, что это будет несправедливо по отношению к жертвам обеих систем? Почему он называет инициаторов этого документа «воинствующими антикоммунистами, со взглядом, обращенным назад»?
Бенц говорит о том, что пока только Швеция, прибалтийские государства, Болгария, Хорватия, Польша, Венгрия и Словения отметили этот день. Среди них нет ни одного западноевропейского государства. И его это действительно удивляет? Нас нет. Указанные им страны (за исключением Швеции), пережили сталинско-коммунистический террор и пострадали от него, а западноевропейские страны нет. А в Германии еще столь тяжела вина за преступления нацистов, что угрозу для свободы и демократии здесь видят до сих пор только в правом экстремизме. Поэтому и дискуссия относительно права толкования проходит только у нас.
В упомянутой вначале книге напечатана также статья журналиста и историка Мартина Яндера (Martin Jander) под названием «Культура сопоставления» (Kultur der Aufrechnung), которую мы после некоторых событий ожидаем с особым скепсисом. Задача этой книги, вероятно, состоит в том, чтобы «начать дифференцированные дебаты по поводу воспоминаний о двух диктатурах». Поводом для этого служит спор о мемориальном комплексе в здании бывшей тюрьмы на улице Leistikowstrasse. При этом Вольфганг Бенц приписывает нам образование «странного боевого порядка». Возможно, он примет к сведению, что в ходе дискуссии по поводу оформления этого мемориала существовали различия во мнениях даже среди бывших политических заключенных, сидевших именно в этой тюрьме.
