Для нас Русь - историческая Украина. Однако сегодня это слово все чаще попадает в поле зрения украинцев с измененным значением. То появляется сообщение в медиа о какой-то 'Донбасской Руси' - не то движение, не то организация. То на глухой стене дома бросается в глаза размашистое - 'Спас - за Русь!'
Недавно попал мне в руки текст, который кое-что прояснил в этом необычном словоупотреблении. Из него я узнал, что беда нынешних россиян в том, что 'часть Руси осталась вне России'. Может, начали бы россияне забывать об этой беде, но, слава Богу, не дает забыть церковь, глава которой носит титул патриарха всея Руси, т.е. 'России, Украины и Беларуси'.
Привлекло внимание то, что автор этих рассуждений великодушно отказывается от идеи вхождения Беларуси в Россию. И совсем не из-за молочной войны или других временных недоразумений. Нет, говорит он, 'наше единство не славянское, а в имени Русь, 'только имя Русь не обидит никого' (прежде всего 'бацьку' Лукашенко). Поэтому Россия вместе с Беларусью должны войти 'в состав Руси'.
Такими 'мягкими', во всяком случае, не радикально имперскими размышлениями начинает опубликованную в нынешнем номере респектабельного литературно-художественного журнала 'Новый мир' (2009, ?2) статью 'Имя Русь' эссеист и москвовед (автор 700-страничного повествования 'Две Москвы') Рустем Рахматуллин. Чтобы оценить эту 'мягкость', стоит вспомнить недавнее заявление официального лица - государственного секретаря союзного государства Россия и Беларусь П. Бородина: 'Мы со всеми опять объединимся, в том числе с 'независимыми' хохлами'. Бородин явно угрожает, тогда как Рахматуллин скорее всего... призывает.
Однако я немного дезориентирую читателя: статья начинается не с рассказанного только что мной, а с жестко сформулированного постулата: 'Украинский вопрос остается главным вопросом российской геополитики' (интересно, способны ли это наконец осознать наши горе-политики?). Поэтому мысли о Беларуси - только присказка, а сказка, конечно, будет об Украине. И с явными имперскими если не акцентами, то подтекстами.
Поэтому автор жалеет, что ожидаемый (очевидно, не только им) отклик 'потерянного пространства империи... на импульс внутреннего сосредоточения Великороссии' так и не состоялся. И теперь бывшей и - как надеется автор - будущей метрополии придется прибегать к 'работе во внешнем пространстве' (наивный Рахматуллин словно и не подозревает, что эта работа никогда не прекращалась!). Ведь необходимо перевесить 'имперские внешние действия Запада'.
Вам могло показаться, словно Рахматуллин этими словами что-то, кроме внешних действий, хочет инкриминировать Западу? Ничего абсолютно! Ведь он убежден, что 'имперское сознание торжествует (не только в России, но и - Ред.) везде в Европе', за исключением разве что нейтральной Швейцарии. И поэтому 'не стоит бояться самого слова 'имперское'. Хотя автор сочувствует Европе (или немного злорадствует?), потому что господствующее здесь имперское сознание является сознанием 'европейской периферии, а не центра'. Не уровня имперского сознания Ивана Великого (так Рахматуллин величает Ивана Грозного, прозванного издавна украинцами Лютым. Как же? Константин I - Великий. Владимир - Великий. Так разве Иван или Петр могут оставаться не великими?). Наконец, рахматуллинское величание Грозного выглядит довольно скромно на фоне попыток ассоциировать его со сказочным Иваном-Царевичем, спасителем России. А именно такие ассоциации выстраивают радикально настроенные современные российские политологи и публицисты.
Правда, возможна и альтернативная позиция: диаспорный русский историк А. Янов знает, что со времен Грозного Россия начала формироваться как антиевропейское государство. О. Пахлевская напомнила нам недавно один из принципов, на котором базировалось правление Ивана IV: 'Кого бьют - тот виноват, а кто бьет - тот и прав'.
Москвовед стелит мягко: 'Нужно предложить Украине стать соосновательницей новой Руси'. Но здесь же первый камешек в украинский огород бросить не замедлил: 'Украина пыталась присвоить годовщину крещения Руси!'. И ни словечка о том, что Россия присвоила себе не только эту годовщину, хотя отмечать в прошлом году 560-летие автокефалии своей церкви, т.е. собственно начало ее истории, не захотела. Она аннексировала и само имя Русь, а с ним - и нашу историю, не ища на это особых исторических оснований. Ведь, как доказали современные исследователи, исторически Русью назывались нынешние украинские земли - от верховий Сейма на востоке и левобережья Припяти на севере до истоков Сяна и среднего течения Западного Буга на западе и истоков Южного Буга и Поросья на юге. Хотя в рахматуллинской версии 'общей' истории эти основания разыскать нетрудно.
Второй камешек с выразительной галичанофобской окраской: Галичина, мол, - единственная на всю Украину - последовательно отрекается от имени Русь, боясь его как огня. Это о том украинском крае, население которого еще 1000 лет назад едва ли не поголовно называло себя русинами, а нынешние галичане, когда хотят отметить свое историческое укоренение в родной земле, свое историческое продолжение от Владимира Великого, Ярослава Мудрого, митрополита Иллариона и полулегендарного Бояна, называют ее торжественно Украиной-Русью.
Эти ненавистные галичане (нет, не дай Бог, не украинцы, а именно галичане) вместе с грузинами и еще при поддержке не менее проклинаемых российских 'либералов' с их оранжевыми симпатиями скрывают за мнимым национализмом - что бы вы думали? - периферийный империализм. И только тем и обеспокоены, что ищут свой центр. Автора нисколько не смущает то обстоятельство, что, как известно, империя всегда является тем центром, который центрирует колонизированные периферии. Как и его же выдумка о том, что эта, по его мнению, имперская Галичина привыкла быть духовной провинцией Запада, а сейчас предлагает всей Украине 'роль провинции заокеанского центра'.
Найдут авторские камешки в своем огороде и россияне-великороссы. А как же, хотя бы для видимого равновесия. Во-первых, они узурпировали имя русского, которое исторически принадлежало им в равной мере (а разве в равной? Это ли не еще одна попытка присвоения?) с украинцами и белорусами. Во-вторых, великоросс, как и его прародственник Андрей Боголюбский, не любит и не понимает Киева. Кстати, рождение великоросса, говорит Рахматуллин, произошло не при очень приятных для исторической памяти обстоятельствах: Ключевский приурочил рождение великоросса к разрушению Киева Боголюбским в 1169 году. Между прочим, эта дата, выписанная автором твердой рукой, не ставит для него под сомнение претензии великороссов на присвоение годовщины крещения Руси.
Зато, в-третьих, Рахматуллин напоминает забывчивым великороссам, что русская культура нового времени, которую здесь квалифицируют как петербургскую, должна бы называться киевской по происхождению. Действительно, Киев стал культурным донором Московского царства, в котором на время присоединения к нему Украины доминировали, по свидетельству академика А. Пипина, 'церковный фанатизм, враждебность к науке, упрямый застой, моральное одичание и неуступчивость'.
Дальше - больше, утверждает наш автор, Украина была метрополией России; ведь 'метрополия' - это 'мать городов', а такое имя относится только к Киеву. Действительно, к тысячелетию крещения Руси Киев получил этот титул. Но немного спустя российские провластные историки стали искать для него конкурента - выдвигать на ранг отца русских городов Старую Ладогу. А напоминание о Киеве как метрополии нужно Рахматуллину для того, чтобы отрицать колониальный статус Украины: мол, метрополия Украина - уже в силу своей метрополиальности - не могла быть и не была колонией России. Множество экономических, социальных, политических, духовных фактов в пользу опровергаемого тезиса не значат ничего. Весит или перевешивает все именование Киева матерью городов русских...
И о какой колонизации можно вести речь, если 'Киев стал соавтором империи Петра Великого'. Правда, запоздал немного с этим соавторством: ведь мог стать соавтором империи еще одного великого - Ивана. Великороссия готова простить Украине это запаздывание и может устами Рахматуллина 'предложить Киеву новое имперское соавторство' (это действительно дословная цитата!). Стоит напомнить, что, по настоянию автора, имперства бояться не нужно. Тем более что в этом случае оно означает всего только 'военное единство для защиты (конечно, совместной, как может догадаться читатель) религиозной и культурно-исторической идентичности'.
Читателю может показаться, что доказательная база в позиции Рахматуллина не очень сильна. Нет, у автора есть еще не один аргумент в свою пользу: 'В XVII в. Москва и Киев объединились так, как объединяются метрополии (согласимся, что на бумаге - конечно, переяславской - было действительно так; но для чего использовал эту бумагу Алексей Михайлович?'), и ДАЛЕЕ: 'Москва взяла Киев политически - Киев взял Москву духовно'. По-видимому, точнее было бы утверждать, что Москва прибрала к рукам Киев политически и из Киева же забрала духовное, которого ей не хватало. Начиная с чудотворной иконы Богоматери, которая стала главной святыней московской церкви под названием Владимирской. Еще более убедительным аргументом, на этот раз мистическим, кажется нашему автору параллель между венчанием царицы Елизаветы с Алексеем Разумовским и объединением Малороссии с Великороссией. Что же, мистические доказательства комментировать очень сложно. Как и еще одно - символическое: Чернигов и Брянск - два столичных города единой черниговской земли.
Не избегает Рахматуллин такого фундаментального вопроса, как генезиса Украины. И, следуя своему патрону Грозному, под руководством которого и началось переписывание московской истории, дает на него однозначный ответ: 'Украина, как и Беларусь, - следствие подчинения юго-западной Руси Литве в XIV-XV вв.'. Что же, если не польские, то литовские подвохи! Если не мытьем, то катаньем...
Большую беду нынешней Москвы Рахматуллин видит в том, что ее суверенизация и усиление не приобрели имперского характера. Иван IV, которого автор всякий раз величает Великим, преобразовал Россию в империю и задал тот масштаб имперскости, на который положено ориентироваться и ныне. Поэтому 'путь к будущему - это путь к прошлому, от России до Руси'. Вот главная идея Рахматуллина. Хотя и не единственная.
'Перлов' в этой статье немало. Например, Богдан Хмельницкий вернул России малороссийские земли, в свое время взятые тем же Иваном Грозным в Москву. Или: Галичина является той Русью, которая перестала считать западный католический мир темным. Отсюда можно сделать вывод, что для 'остальной Руси' католичество остается темной стороной планеты. И еще: Галичина больше всего провинилась тем, что предала византийство. А именно оно, по мнению автора, могло бы интегрировать всю Украину, а следовательно, и Украину с Россией. Двойная беда в том, что, как кажется Рахматуллину, византийство утратила и Россия.
К этому сюжету стоит присмотреться внимательнее. Ведь единомышленники нашего автора с понятием византийства сегодня связывают геополитические перспективы России как империи.
В политическом жаргоне византизм (или византинизм) давно означает не только особо тесные отношения между властью и церковью, в которых не так оцерковливается власть, как политизируется церковь. Он вместе с тем определяет и радикальный традиционализм, сочетаемый с доминированием 'хорового', коллективного первенства в социуме, политики - в общественной жизни, ортодоксии - в веровании, а в интеллектуальной сфере - того, что С. Аверинцев называл 'пристрастием к догматическому уморению'.
Как видно, традиционная семантика этого понятия имеет выразительную негативную окраску. Почему же, несмотря на это досадное обстоятельство, Рахматуллин и его единомышленники с идеей византизма связывают исторические перспективы не только России, но и всего того пространства, который они считают 'русской ойкуменой'?
Очевидно, их не смущает безоговорочное доминирование власти, подмена веры огосударствленной церковью, политизация религии вместе со всем пространством культуры. Эти существенные приметы, по их мнению, как раз и обеспечивают интегрирующую роль византийства. Потому что наиболее привлекательным в нем они считают 'собирание народов в единое целое'. Автор этой формулы Н. Северикова главной заслугой основателя исторического византийства Константина I Великого (вот откуда еще великость Грозного) считает создание им империи как 'семьи народов'? И она совсем не случайна. Та же Северикова не забывает напомнить там не только о том, что наследниками Византии стали славяне с их 'отстаиванием Илларионом симфонии светской и духовной власти', но и о том, что идеи Константина I пыталась воплотить 'социалистическая Россия'. К сожалению, не удалось. Но это в прошлом. А вот в будущем - цитирую дословно - 'собирание византийского мира вокруг России со временем... может сыграть решающую роль в судьбе западноевропейской цивилизации'. Какой прекрасивый образец издавна присущей византийскому миру политической риторики!
Другой единомышленник Рахматуллина А. Геворкян, который видит в византизме совершенную форму исторического христианства, надеется, что 'только на почве византизма может быть реализован социалистический идеал'. И не помешают этому отмеченные Геворкяном 'духовная законсервированность и традиционализм'. Наоборот, как раз они делают из византизма 'философию выживания для православного мира', а из византийского универсализма - надежный противовес 'атлантическому глобализму' вместе с космополитизмом и национализмом.
Автор статьи 'Возвратить Византию!' Д. Сапрыкин оценивает историческую Византию как 'очень зрелое политическое образование', российский вариант которого надлежит реставрировать в ХХ? в., создавая империю. Для этого автора рахматуллинское 'возвращение от России к Руси' прочитывается как возвращение к Византии.
Ю. Афанасьев, который констатировал в нынешней России византийское окончательное смыкание церкви и государства, очень метко квалифицировал эти причудливые проекты как 'монголо-византийско-социалистический синтез'. А Рахматуллин связывает свои надежды на возвращение к великой (потому что имперской) Руси с этим заброшенным политиками византийством. А еще он возлагает надежду на 'южный разворот русского мира', рычагом которого должна быть Новороссия - 'последний залог единства Украины и России'. Поэтому политические шансы такого единства - в руках ведущей политической силы юго-востока Украины и ее неизменного лидера.
В статье Р. Рахматуллина немало так называемых фрейдистских оговорок. Но одна из них особенно красноречивая: автор предупреждает объединителей Руси, что времени на реализацию их проекта остается все меньше - 'до смены поколения во власти'. Т.е. Рахматуллин опасается, что ни идея византизма, ни проект, связанный с его трактовкой имени Русь, уже не будут идеей и проектом очередного поколения.
Что же, а мы с этим новым поколением связываем свои надежды, свой проект Украины-Руси.
Иван ЛЫСЫЙ, доцент Национального университета 'Киево-Могилянская академия'
___________________________________________________________
Кремлевские СМИ изображают Меркель подпевающей Медведеву ("Kyiv Post", Украина)
Медведев меняет тактику в отношении Украины ("The Moscow Times", Россия)
