Вопрос, какой является Украина образца 2011 года, естественно распределяется на два, вовсе не идентичных, «подвопроса». А именно: какое общество у нас реально построено (сцементированное, а возможно, и то, что спонтанно сложилось, хотя, учитывая реальные, неопровержимые факты современной украинской действительности, во второе предположение как-то не очень верится). И далее второй вопрос: какое общество наш властный политический класс, если вспомнить его заявления почти 20-летней давности, якобы намеревался построить?
Ответ на первый, чрезвычайно масштабный, сложный и драматичный, вопрос выходит за пределы нашего сегодняшнего разговора. А вот второй вопрос более очевиден: декларируемой целью наших «реформ» (о которых множество раз и множество лет говорили, однако «осуществляли» их таким способом, что это вызывало у людей естественное, непреходящее отторжение, ба даже ненависть к самому этому слову) было создание в Украине гражданского общества. Именно так.
Конечно, можно объявить «гражданским обществом» ту уродливую, поистине одну из наихудших в Европе, социальную конструкцию, которая у нас существует. Но очевидно и то, что это будет надругательством над правдой и здравым смыслом. Ужасную какофонию не сравнишь с музыкой Баха, невежественное бумагомарание художника-бездари несопоставимо с произведениями Рембрандта. А общество, жизнетворной системой которого является коррупция, беззаконие, холопское и (может — прежде всего!) бесчестие, такое общество является «гражданским» не в большей степени, чем волк является «другом овец», «вегетарианцем» и «гуманистом».
Что же, собственно, из этого выплывает? Одна простая и жизненно необходимая вещь — обратиться к первоисточникам, очень внимательно читать произведения тех мыслителей (прежде всего — западноевропейских), которые как раз заложили крепкие фундаменты учения о гражданском обществе. Это Монтескье и Руссо, Кант и Гердер, Локк и Юм, Вольтер и Адам Смит. И все же, как нам кажется, стоит сосредоточиться на концепции гражданского общества в работах самого яркого, по-видимому, представителя классической немецкой философии — Георга Вильгельма Фридриха Гегеля (1770—1831), особенно в его трактате «Основы философии права» (1820).
Почему именно Гегель? Да, его язык сложен, тяжел, почти физически чувствуешь, как философ, находясь в изнурительном поиске истины, не заботится о легкости и доступности своих формулировок. Однако мнение Гегеля, словно птица, то взлетая в небеса, то, будто будучи скованной в тенетах, прикована к грешной земле, — стремится разрешить важнейшие, основополагающие вопросы общественного развития. А именно: каким же, в конечном итоге, должно (и может) быть сообщество свободных и умных людей. Поэтому стоит читать Гегеля.
В трактате «Основы философии права» проблемам гражданского общества посвящен целый отдельный раздел — раздел второй части третьей работы (интересно, что называется эта ключевая третья часть не иначе как «Моральные фундаменты» — очевидно, что для Гегеля была понятной теснейшая связь между моралью, правом, цивилизационным развитием и общественными свободами). На состояние и характер гражданского общества, по мнению гениального немецкого философа, определяющим образом влияют: система потребностей, которые утвердились в этом или ином сообществе, и конкретный способ удовлетворения этих потребностей (характер работы людей, имущественные и сословные отношения); правовая система, осуществление правосудия, уважение к закону; система образования — способность начальной, средней и высшей школы воспитывать свободных, сознательных и законопослушных граждан.
В чем мыслитель видит главное внутреннее противоречие, присущее гражданскому обществу? Предоставим ему слово: «Конкретное лицо, которое есть для себя как особенная цель, как целостность потребностей и смешение природной необходимости и произвола — это один принцип гражданского общества: однако есть также другой принцип, который, в сочетании с первым, делает себя действующим и удовлетворяет, а именно: это особенное лицо как существенно соотносящееся с другой такой особенностью, поэтому каждое (лицо — прим. автора) проявляется через другое и в то же время только через форму всеобщности».
Далее Гегель отмечает: «Создание гражданского общества принадлежит, между прочим, к современному миру, который только и отдает должное всем определениям идеи... В гражданском обществе каждый сам себе цель, а остальные для него ничто. Однако без отношений с другими он не может достичь всех своих целей: поэтому эти другие — средство для достижения определенной цели. Однако определенная цель через отношения с другими добывает форму общего и удовлетворяет себя, соудовлетворяя в то же время благополучие другого. Личность, ограниченная всеобщностью, — единственное мерило того, как каждая личность способствует своему благополучию». Отметим: великий немец безоговорочно признает вес «личного», «особенного», «персонального» в жизни общества; однако видит и то, что существует одно важное ограничение — это «общее»!
Но продолжаем следить за ходом мысли философа. «Хотя в гражданском обществе, — указывает Гегель, — особенность и всеобщность распались, и то и другое все же взаимно связано и предопределено. Поскольку одно из этой пары, как кажется, осуществляет противоположное другому, и только ошибочно думает, что может существовать, не подпуская другое к себе, то каждое все же имеет другое своим условием. Да, большинство считает, например, уплату отчислений (налогов — прим. автора) вредной для себя, такой, что пагубно влияет на конкретную цель; однако, пусть насколько правильным это не казалось бы, особенность цели не может удовлетвориться без общего, а страна, где не платятся никакие отчисления, также не может отмечаться усилением личности. Доподлинно также может казаться, что всеобщность ведет себя лучше, если она притягивает к себе силы личности, как это происходит, например, в государстве Платона; однако это опять лишь кажется, потому что оба только перемешаны между собой и для себя и превращаются одно в другое. Способствуя своей цели, я способствую общему, а оно опять способствует моей цели» — подытоживает философ. Здесь, конечно, необходимо уточнение: лишь в том случае, когда цель не является дико эгоистичной, наглухо ограниченной только потребностями собственного «я»...
Еще одно интересное рассуждение автора: «Человек через свои представления и рефлексии разворачивает свои страсти, которые не являются замкнутым кругом, как инстинкт у животных, и ведут человека в дурное бесконечное (очень емкое и образное определение Гегеля, которое по праву стало знаменитым. — И. С.). Однако с другой стороны, нужда и бедность также не имеют меры, и запутанность этого состояния может прийти к своей гармонии только через государство, которое преодолевает его». И далее: «Однако принцип особенен именно тем, что он для себя развивается в тотальность, переходит во всеобщность, и только в ней имеет свою истину и право своей позитивной деятельности. Это единство... не может быть моральной идентичностью и именно из-за этого становится не свободой, а необходимостью, тем-то особенное (можно было перевести: личное — прим. автора) возвышается к форме всеобщности, в этой форме ищет и находит свое существование».
Гегель подает такую формулу: «Гражданское общество содержит такие три момента: передаваемость потребностей и удовлетворение отдельного человека через его работу, а через работу и удовлетворение потребностей всех других — создание системы потребностей; действительность общей свободы, защита собственности через осуществление правосудия (вот с чего нужно начинать «реформы»! Причем вряд ли в «защите» нуждается собственность «нищих» миллиардеров — может, стоит вести речь о «собственности», а, вернее, об отсутствии собственности у 90 % украинцев?!); предусмотрительность против случайностей, которые остаются в обществе, и обеспечение особенного интереса как общего через полицию и корпорацию».
«Неравенство людей в гражданском обществе внедрено природой — элементом неравенства», — указывает Гегель. Однако тем более неотложной, поистине жизненно необходимой является потребность в четком законодательном урегулировании отношений собственности, которые в Украине являются запутанными (причем преднамеренно запутанными господствующей «элитой»!). Гегель определяет это так: «Большая часть имущества в гражданском обществе основывается на договоре, формальности которого четкие и определенные». И добавляет: «Поскольку собственность и личность в гражданском обществе имеют правовое признание и действие, то преступление... является возбуждением общего дела, которое имеет в себе постоянное и сильное существование».
Философ прекрасно понимает всю сложность гармонизации и сбалансирования персональных (индивидуальных, ба даже эгоистичных) интересов и потребностей — и общих интересов сообщества. Он пишет: «Признание и право того, что в гражданском обществе и государстве необходимое, учитывая ум, происходит в сочетании с произволом — это и есть более точное определение того, что в общем представлении называется свободой».
Учитывая все это, особенное значение приобретает зрелость правовой, в частности судебной системы (ее состояние в Украине особенных комментариев, кажется, не требует). «Познание и осуществление права в особенном случае, без субъективного восприятия особенного интереса, полагается на общественную силу — суд» — утверждает философ. И отмечает далее: «Осуществление правосудия следует рассматривать настолько же обязанностью, как и правом общественной власти, которое мало основывается на желании или нежелании индивидов возлагать на власть такие полномочия». Что это — благое, осуществимое только в очень отдаленном будущем пожелание (особенно в реалиях Украины) или проявление ограниченности мыслителя, его «привязанности» к конкретным обстоятельствам времени и места?
Подпорой общества (и Гегель, понятно, это полностью признает) является семья. Но здесь есть один существенный момент (если говорить об отношениях семьи и гражданского общества), который мыслитель не может не принимать во внимание. А именно: «Семья должна беспокоиться о хлебе для отдельных людей, однако в гражданском обществе она подчинена и закладывает только почву: она, семья, больше не имеет такой всеобъемлющей действительности. Гражданское общество — это скорее громадная сила, которая рвет человека к себе, требует от него, чтобы он для нее работал и чтобы он был всем через нее. Поэтому если человек должен быть звеном гражданского общества, то он также имеет права и претензии к нему, как он имеет их в семье. Гражданское общество должно защищать своего члена, защищать его права, а отдельный человек также обязан иметь права перед гражданским обществом», — формулирует Гегель.
В этом трактате можно найти и интереснейшие экскурсы в историю. Так немецкий мыслитель пишет: «В Афинах существовал закон, что каждый гражданин должен отчитываться о том, с чего он живет; в настоящий момент (то есть в 1820 году, вот какой глубины времени достигают эти, якобы исключительно «современные», споры! — И. С.) существует мнение, что это никого нисколько не касается. Впрочем, каждый индивид, с одной стороны, существует для себя, с другой, однако, он также принадлежит к системе гражданского общества, а поскольку каждый человек имеет от него право требовать осмысленного бытия, то оно должно также защищать его от самого себя». Это отвечает основному принципу демократии вообще и гражданского общества в частности, который Гегель определяет так: «Понимание индивидами сообщества своей самостоятельности и чести» (два, будто бы такие разные, а на самом деле неразрывно связанные между собой компоненты!).
Автор «Основ философии права» отлично умел замечать парадоксы общественной жизни и анализировать их. Он писал: «Оказывается, что при избытке богатства гражданское общество не достаточно богато, то есть владеет своим имуществом безрассудно, чтобы бороться с избытком бедности и продуцированием бедноты». Это было опубликовано свыше 190 лет тому назад, с тех пор в классических гражданских обществах Западной Европы и Северной Америки произошли колоссальные изменения, а вот украинская действительность до сих пор полностью подпадает под это гегелевское определение.
Во вступлении к «Основам философии права» Гегель с горькой иронией писал: «В наше время весьма распространилось представление, что свобода мышления и духа вообще проявляется только через отклонения, а то и через враждебность к общепризнанному, а особенно, связанному с государством. Если рассматривать это представление и связанные с ним действия, то может показаться, что в мире не существует ни одного государства и ни одной конституции, то есть, будто сейчас — и это сейчас продолжается уже достаточно долго — нужно начать с самого начала, и что общественный мир ожидал как раз сегодняшней мысли, сегодняшнего исследования и обоснования. Что касается природы, то здесь все соглашаются, что философия должна познать ее такой, какой она есть, что философский камень спрятан не где-нибудь, а в самой природе, что она сама по себе наделена смыслом, и что знания о ее нынешнем, действительном смысле постигаются через исследование и понимание не поверхностного во внешних проявлениях и случайностях, а именно ее вечной гармонии — как ее имманентного (внутренне присущего. — прим. автора) закона и сущности. В противовес этому общественный мир, который самоосознается и воплощается через государство, не имеет счастья рассматриваться как осмысленный. Хотя, в действительности, именно здесь проявил себя ум, набрался сил, развился, утвердился и стал неотъемлемым элементом».
Конечно, трагедии ХХ века — мировые войны, репрессии, голодоморы, геноциды, уничтожение природы — все это сильно «откорректировало» иллюзии Гегеля о потуге человеческого ума. И все же именно этими словами гениального философа хотелось бы завершить эти скромные заметки.