Нам не понять этот фильм-шедевр Сергея Эйзенштейна, снятый в 1938 году по личному заказу Сталина, если мы будем рассматривать его вне исторической канвы: с одной стороны, над страной нависла нацистская угроза; с другой, вскоре был подписан знаменитый германо-советский пакт, после чего все копии картины были изъяты из обращения и вновь появились лишь в 1941 году.
Фильм "Александр Невский", вышедший в 1938 году, стал для Сергея Михайловича Эйзенштейна знаком завершения трудного десятилетия в его жизни. 10 лет - значительный срок для творца, а Эйзенштейну было уже 40. В активе режиссера были общепризнанные шедевры: "Стачка" (1924), "Броненосец Потемкин" (1925 ), "Октябрь" (1927) "Генеральная линия" (Старое и Новое) (1928). Именно тогда он решил поставить на экране "Капитал" Маркса, но фильм так и не вышел. Исполненный разочарования, он покидает Советский Союз, чтобы отправиться в Европу и США, где изучает новые техники "говорящего" кино. Долгое, почти кругосветное путешествие привело его в Берлин, Швейцарию, Лондон, Париж, Лизье и Лурд, затем в Нью-Йорк и в Голливуд, где он вступил в переговоры со студией "Парамаунт", жаждавшей воспользоваться услугами великого таланта.
Увы! Хотя он и согласился переработать знаменитый прогрессистский роман Теодора Драйзера (Theodore Dreiser) "Американская трагедия" (что, в конечном счете, было доверено Йозефу фон Штернбергу (Josef von Sternberg), а Джордж Стивенс (George Stevens) снял новую версию этого фильма 20 лет спустя), союз со студией распался. "Парамаунт" рассчитывала получить фильм в студийном духе, а Эйзенштейн всегда снимал свое кино. Поддержка писателя-социалиста Аптона Синклера (Upton Sinclair) открыла ему дорогу в Мексику. Годом позже, он снял здесь несколько возвышенных документальных фильмов, которые затем были собраны под титром "Да здравствует Мексика!", но фильм-мечта так и не был снят.
За это время в Москве уже начали подумывать, что его отсутствие скорее напоминает изгнание, и стали все настойчивее требовать возвращения режиссера. Весной 1932 года Эйзенштейн возвращается в Москву, которая была уже не той, что прежде. Пудовкин и Довженко снимают свои первые звуковые фильмы, тогда как великий покровитель кино, Борис Шумяцкий требует возвращения к традиционным ценностям, к повествованию, доступному для всех, и призывает актеров играть классические психологические роли. Все проекты мэтра терпят неудачу, и он обращается к преподаванию, к рисунку и писательству. В январе 1935 года, на первом конгрессе Союза кинематографистов, посвященном 15-летию советского кино, Эйзенштейна призывают вернуться к кинематографу, и он подчиняется. Но никто так и не увидит фильма "Бежин Луг", съемки которого были остановлены в марте 1937 года, и от которого осталось лишь серия кадров.
Наконец, Сталин решает поручить опальному режиссеру съемку официальной патриотической ленты "Александр Невский", предварительно поставив Эйзенштейна под наблюдение. Этот фильм не понять вне исторической канвы: с одной стороны, над страной нависла нацистская угроза, было необходимо мобилизовать советский народ на защиту родной земли, с другой стороны, вскоре последовало подписание германо-советского пакта, после чего все копии картины были изъяты из обращения и вновь появились лишь в 1941 году. Сталин понял, что ему не обойтись без гения режиссера, для того, чтобы создать монументальную картину, как он ее видел. Но во избежание идеологических отклонений следовало поставить Эйзенштейна в жесткие рамки, приставив к нему сотрудников, пользующихся абсолютным доверием партии: второго сценариста Петра Павленко, сорежиссера Дмитрия Васильева, второго директора по работе с актерами Елену Телешеву и исполнителя главной роли, члена Верховного Совета Николая Черкасова.
Сюжет следовало искать на славных страницах национальной истории. Победа России над Германией (современная терминология лучше позволяет понять экстраполяцию нового времени в далекое прошлое), была добыта князем Александром Невским, сыном Великого князя Ярослава II, разгромившим тевтонских рыцарей 5 апреля 1242 года на Чудском озере в Ливонии, после того как он нанес поражение шведам на берегах Невы в 1240 году (откуда получил прозвище Невский).
Фильм должен был свестись к простой интриге - а музыка и образы остались бы в стороне, - и не мог стать обращением к прошлому, разве что в качестве свидетельства о времени, неблагоприятном для диалектики, и о стране, находящейся на грани войны. Война, в свою очередь, была плодом широкого идеологического конфликта, в котором столкнулись непримиримые концепции мира и человека. "Манихейский" подход к сценарию может вызвать улыбку. Персонажи словно вырублены из одного куска дерева, это касается и образа "положительного героя" (столь любимого соцреализмом) - в данном случае - князя, и образов его противников-тевтонцев. То же самое можно сказать и о двух центральных фигурах, Буслае и Гавриле, спорящих за сердце героини Ольги, которая, как и полагается, хранит себя для самого смелого. Никаких сомнений, никаких колебаний, полная уверенность в том, что есть добро, а что - зло.
Примерно также выглядели и схватки воинов культуры полувековой давности. По мнению коммуниста Леона Муссинака, первого француза - историка советского кино и критика в "Юманите", "Эйзенштейн столкнулся на этот раз с эпической трагедией. Он мог снимать свой фильм в наилучших условиях. Начался новый период его жизни, в который советское кино достигло апогея, этот период продолжался вплоть до смерти режиссера┘ Я пересматривал этот фильм десятки раз, и его воздействие на меня не ослабевало. Каждый раз я обнаруживал нечто новое, удивлялся богатству содержания картины, глубина и сила экспрессии поражали меня. Ни один фильм не оказывал на меня столь сильного впечатления. "Александр Невский" для звукового кино - то же самое, что "Броненосец Потемкин" - для немого. Это шедевр, обладающий абсолютной полнотой содержания и формы. Настоящий монумент, который нужно анализировать".
У противника Муссинака, профашистски настроенного Робера Бразийяка (Robert Brasillach), фильм вызвал не меньшую бурю эмоций: "В глубине, при всем своем политическом резонансе, со своим культом героя и символов прошлого, "Александр Невский", в реальности - прекраснее, чем "фашистские " фильмы. Ничто не напоминает о марксизме в этой военной песне славянского народа, и белокурый герой фильма займет место в нашей памяти не рядом с Лениным, и не с Петром Великим, но рядом с Роландом, Зигфридом, Парсифалем. Этот фильм следовало бы создать в нацистской Германии, если бы у нее был гений кино".
Да, все условно, за исключением стиля! Первая прекрасная идея этой "эпической кино-оперы - преодоление традиционных рамок драматургии, инверсия цветовой символики, что никому прежде не удавалось, разве что Мурнау (Murnau) в его "Авроре". Эйзенштейн пишет: "Будет достаточным указать тематическую функцию, выполняемую белым и черным цветом в "Генеральной линии" и в "Александре Невском". В первом фильме черное ассоциируется со всем реакционным и преступным, что только есть в картине, тогда как белое символизирует счастье, жизнь, новые формы власти. В "Невском", напротив, белые плащи тевтонских рыцарей связаны с темами жестокости, подчинения, смерти, тогда как черная одежда русских воинов соответствует теме героизма и патриотизма".
Вторая прекрасная идея состоит в том, что в этом фильме каждый план был предварительно нарисован, и не предполагал никакого дополнительного движения камеры, что придало композиции еще большую величественность. Противопоставление геометрической точности, с которой переданы силы оккупантов, апологии беспорядка выведено столь тонко, что оно ускользнуло от блюстителей порядка. В то время как германская армия всегда действовала по геометрическим схемам, не оставляя места для души - также как и царские солдаты, подавляющие бунт на гигантских лестницах Одессы в "Броненосце Потемкине" - а русская толпа всегда была бурлящей, великодушной, живой, одним словом. Эйзенштейн - анархист? Нет, не в той мере, в какой им был Жан Ренуар (Jean Renoir), поскольку, чтобы добиться победы, войска нуждаются в стратеге. В кино таким генералом является режиссер. А что если "Александр Невский", как и всякий великий фильм, заставляет кино говорить о себе самом?
