По прошествии более ста лет со дня рождения русского писателя автор этой статьи, Морено-Дуран (Moreno-Duran), рассматривает творчество Набокова сквозь призму собранной автором «Лолиты» «коллекции» нимфеток. Эссе, отражающее пристрастия обоих писателей, скользит по течению любви, исток которого - Лолита (страсть Гумберта Гумберта к своей падчерице начинается с трех шажков кончика языка вниз по небу), а устье - повествование об Аде (Арделии, Ардис, Ардор - от латинского ardere - сгорать, пылать страстью). В исследовании упоминаются и дочери судьи Гольдсворта (Goldsworth), и девочки-бутоны порока в цвету - одинокие или целыми соцветиями - со злым умыслом рассеянные по всем произведениям Набокова, одного из величайших англоязычных писателей.
В своих произведениях, как в трактате по этимологии, Набоков словно бы желает дать точнейшее научное описание обнаруженного им нового вида бабочки: он отмечает разновидности, классифицирует происхождение видов, занимается вивисекцией, анализирует морфологию и повадки неких живых существ, которые есть ни что иное, как прелестные девочки, еще не созревшие, но готовые вот-вот стать взрослыми. И потому нисколько не удивительно, что в какой-то неопределенный момент его обширной литературной географии, первая самка вида Lycaeides sublivens Nabokov попала в сети именно этого русского писателя - в то мгновение превратившегося в лепидоптеролога (биолог, занимающийся изучением чешуекрылых - прим. пер.).
Уже в пятой главе первой части «Лолиты» он излагает свое кредо: «В возрастных пределах между девятью и четырнадцатью годами встречаются девочки, которые для некоторых очарованных странников, вдвое или во много раз старше них, обнаруживают истинную свою сущность - сущность не человеческую, а нимфическую (т.е. демонскую); и этих маленьких избранниц я предлагаю именовать так: нимфетки». Куколки или нимфетки? Как и страсть к главной героине книги, удовольствие от произнесения этого названия описывает кончик языка, скользя от губ по небу. Мы отметим различие между двумя видами девочек, которых Набоков выделяет из общей массы: а) бобби-соксер - то есть девочка-подросток в возрасте до тринадцати лет; и b) тинэйджер - девушки в возрасте от тринадцати до девятнадцати лет. Лолита (как и большинство набоковских нимфеток) - это бобби-соксер, такое название происходит от бобби-сокс (англ. bobbysox) - короткие белые носки - обязательный элемент школьной формы для американских девочек в 1930-40 гг.
И здесь же вспомним, что понимание самобытного поведения нимфеток, замкнутых в эмоциональной среде своего существования, нам дает присутствие партнера - присутствие обязательное и необходимое - способного принимать различные формы. Либо это будет нимфоман - то есть взрослый мужчина, иногда старый или близкий к старческому возрасту; либо - фавненок, то есть любовник нимфетки одного с нею возраста; нередко нимфетка встречается с обоими одновременно, чередуя любовников, деля свои прелести по очереди между тем и другим. В подтверждение этих слов следует обратиться к двум архетипам нимфеток, встречающимся в литературе Набокова: и Долорес Гейз (Dolores Haze) и Аделаида Вин (Adelaide Veen) из «Ады, или радости страсти» дают неоднократные подтверждения своим свободным взглядам на любовь. И обе же, как и Жюстин (Justine) маркиза де Сада (de Sade), расстались со своей девственностью в двенадцатилетнем возрасте и не в объятьях какого-нибудь похотливого старика, а благодаря внезапному столкновению с парочкой одновозрастных с ними фавнят.
Лолита вместе со своей приятельницей Барбарой (Barbara) и дружком Чарли (Charlie) с религиозным трепетом предается удовольствиям menage a trois (любовь втроем - прим. пер.), позволяет этому юному возлюбленному лишить себя девственности, чтобы затем с видимым проворством соблазнить стеснительного Гумберта Гумберта (Humbert Humbert), своего отчима. Со своей стороны Ада к одиннадцати годам уже с жадностью проглотившая не только три тома «Истории проституции», но и многочисленные пикантные произведения отличавшихся свободным нравом писателей XVIII столетия и немецких сексологов, в свое удовольствие совокупляется с кузеном Ваном (Van), который на самом деле приходится ей братом. А потом отдается Перси де Прею (Percy de Prey) и шубертовского вида Херр Року (Herr Rock), преподававшему ей музыку. К общему знаменателю прелюбодеяния стоит прибавить еще и стремление обеих к симметрии в групповых занятиях любовью. Как и Лолита, Ада создает изнуряющий любовный треугольник, в котором принимают участие она сама, Ван и ее младшая сестра «маленькая развратная» Люсетт (Lucette), преступно влюбленная в Вана. Их страстная связь прикрывается лживой завесой игр между кузенами, сознательно подтверждая тайную истину пословицы «cousinage, dangereux voisinage» ("родство между двоюродными братьями и сестрами - опасное соседство" - прим. пер.). Не слышны ли в этом отголоски творчества Шодерло де Лакло (Choderlo de Laclos) - ярчайшего представителя эротической библиографии, собранной юной Адой.
Следующая родственная черта, возможно, наиболее символическая и значимая в отношениях этих девочек-самок со своими взрослыми партнерами - это дальновидная способность скрывать за аурой двусмысленности свои истинные пристрастия от заинтересованного лица. В то время как Гумберт Гумберт считает себя единственным объектом страстных желаний и чувств Лолиты, она ухитряется за спиной отчима ими же награждать и Клэра Куильти (Clare Quilty) - сводника и развратника, которому удается завладеть девочкой, увести ее из-под надзора доверчивого возлюбленного и заманить в свою Troupe, больше напоминающую публичный дом.
Аделаида - и, если чувство к Лолите ощущается кончиком языка на небе, то страсть к Аде именная: Арделия, Ардис, Ардор, и мы бы добавили еще и Ардид (от ardid - лукавый, хитрый, изворотливый) - то же обладает этой странной особенностью, и выше мы уже показали, как ей удается отвлечь внимание пылкого любовника Вана, одновременно делить свои прелести между ним, де Преем и Херром Роком. Когда столь бурные любовные похождения Ады всплывают на поверхность, происходит разрыв в отношениях между девочкой и ее официальным сожителем. Гумберт Гумберт и Ван Вин - не только оставленные любовники, но и редакторы письменного повествования о своих несчастных отношениях с нимфетками. Они теряют след «маленьких проституток» и, уподобляясь многим другим персонажам Набокова, помещенным в схожие условия, находят пристанище в литературе; благодаря этому их сладострастные любовницы - через призму времени и пространства - становятся Музами.
Лолита и Ада - это не просто пример раннего сексуального созревания, они, кроме того, обладают еще и поражающей зрелостью духа, который никак нельзя назвать обыденным: смесь femme fatale (роковая женщина - прим. пер.) и Belle dame sans merci (беспощадная красотка - прим. пер.), умные и лукавые. Но, более всего остального, завораживает их готовность предаваться страсти, которая еще больше увеличивается под воздействием гипнотической вульгарности. Нет никакой надобности в том, чтобы привлекательность нимфеток скрывалась лишь во внешней красоте, потому как подобные создания отличают совершенно иные «добродетели»: бесстыжие и дерзкие, увенчанные ореолом смертельной грации и этим «изворотливым, переменчивым, сводящим с ума и коварным очарованием». Именно они и делают их настолько непохожими на прочих девочек того же возраста, зачастую жеманных и капризных, застенчивых и бесхитростных, и, словно всего этого мало, - страдающих от прыщей. Но, с другой стороны, не любой взрослый мужчина, несколько склонный к разврату, сможет распознать нимфетку и войти в раскаленный от капризов и страстей, опьяняющий круг, очерченный вблизи них. Для подобной близости необходима хотя бы капля того родства, что близко к счастливому помешательству, и доля проницательности, благодаря которой он и сможет распознать среди множества девочек одного возраста, этих простых созданий, истинная сущность которых - человеческая. Таких вот «смертоносно-порочных» самочек.
Темы и ее вариации
Вместе с такими персонажами как Лолита и Ада Набоков возвращает мировой литературе два действительно заставляющих задуматься момента. Во-первых, порочность - в том, самом узком понимании этого слова, подразумевающем под собой наслаждение от разврата: черта, которую обычно приписывают идиотам. И следом за ней Набоков коронует полную аморальность как крайний случай лицемерия, зачастую пронизанного всякого рода посланиями, измами и губительными идеологиями. И точно также как это происходит в двух вышеупомянутых произведениях, в оставленном Набоковым литературном наследии постоянно встречаются примеры отношений между нимфоманом и девочками - уже расцветшими или готовыми вот-вот распуститься - главным объектом их страсти.
Так Ван Вин, не только поддерживает «отношения» со своими кузинами, но и задирает юбки многочисленным нимфеткам из «Клуба Эрика» - странного «борделя для избранных», в правила которого входит отказывать «нетронутым» девочкам и матерям, насколько бы молоды они ни были - и в своей собственной garconniere (холостяцкой - прим. пер.). Но все же именно его отец - грозный Демон Вин (Demon Veen) - а не он испытывает почти патологическое влечение к девочкам. Демон Вин не остался доволен тем, что благодаря его стараниям оказались в положении обе его кузины, сестры Аква (Aqua) и Марина (Marina): именно таким образом он проложил путь инцесту, что превратит его сына в выдающегося и ненасытного dйbauchй (развратника - прим. пер.). На закате своей сексуальной жизни, в возрасте семидесяти лет, насладившись к тому времени всеми прелестями секса, он бросается на испанских девочек в общем, и на одну невыносимую, но активную десятилетнюю нимфетку, в частности. А той удается не только полностью удовлетворить его желания, но и почти свести Демона с ума.
В «Лолите» подобные пассажи встречаются все чаще и чаще, пока, наконец, герой-«злодей» не предпринимает попытку оправдать нимфоманию. В самом начале новеллы главный герой признается, что неким прообразом Лолиты была Аннабелла Ли (Annabel Leigh) - малышка, с которой он познакомился много лет назад на пляже. Критики обычно пытаются идентифицировать ее с Коллетт (Colette) - девочкой, в которую в детстве был влюблен сам Набоков: писатель встретился с ней на пляже в Биарице и упоминает не только в своей автобиографии («Память, говори!», глава VII), но и отводит почетное место в «Первой любви» - одном из своих «Тринадцати русских рассказов». Опасаясь получить нелицеприятное определение «мономаньяка человеческого интереса», которым Набоков награждает охотников за Лолитами, мы предполагаем, что в независимости от того, является или нет Коллетт «зерном», положившем начало роду «нимфеток», именно Аннабелла Ли - истинный источник этой удивительной фауны. Под названным именем легко распознать анаграмму Аннабеллы Ли (Annabel Lee) - пылкой нимфетки Эдгара Аллана По (Edgar Allan Poe), поэтической вариации девочки-женщины Элеоноры из одноименного повествования. Неоднократно Гумберт Гумберт мысленно обращается к поэме По, проводя аналогии между Аннабеллой и Лолитой, увлекаясь игрой слов и смешивая (глава III, часть вторая) два имени: Долорес Ли (Dolores Lee).
И все же целая вереница нимфеток встречается не только в упомянутых произведениях; так ряд доказательств встречается, например, и в «Подлинной жизни Себастьяна Найта». Вот один из них: отношения между взрослым коммивояжером Персифалем К. (Percival Q) и маленькой девочкой Анной, помогавшей престидижитатору (фокуснику - прим. пер. / глава Х). Следующий же эпизод является основным для правильного и полного понимания всей сути повествования: это тот факт, что Нинка (Нина Туровец, она же мадам Лекерф (Lecerf) - необычная, выдающаяся девочка - была в самой ранней юности любовницей довольно взрослого, и, более того, еще и женатого мужчины (глава XVI).
В «Смехе в темноте» несчастия шестидесятилетнего Альбинуса (Albinus) начинаются с нестерпимой красоты киноафиши с изображением взрослого мужчины, наблюдающего за стоящей в проеме окна девочкой в ночной рубашке. Альбинус, зачарованной этой картиной идет в кинотеатр, и оказавшись в зале, встречается Марго Петерс (Margot Peters) - девочку, перевернувшую всю его жизнь. Тринадцатилетнюю Марго уже осаждают взрослые мужчины, а она словно попав в зачарованный круг, исполняет таинственный ритуал - красит губы и соски в цвет rouge. После смерти дочери Альбинуса - Ирмы, Марго говорит старику, что хочет родить от него ребенка; Альбинус отвечает, что уже нашел в ней свою «девочку», набрасывается на Марго и ласкает словами, с которыми обращался к своей восьмилетней дочери (глава XXII).
В «Бледном пламени» дочери судьи Гольдсворта (Goldsworth) - это целое соцветие нимфеток: девятилетняя Альпина (Alpina), десятилетняя Бетти (Betty) и, прежде всего, двенадцатилетняя Кандида (Candida) и четырнадцатилетняя Ди (Dee), с которыми совокуплялся Боб (Bob) - беспринципный дружок доктора Кинбота (Kinbote), этого «помпезного женоненавистника с немецким акцентом». Сам поэт, старик Джон Шейд (John Shade), обвиняется в страсти к «лолите» - своей юной ученице - «Такая же блондинка, но с оттенком заметным рыжины» (песнь III, строка 579). Обвинения выглядят несостоятельными, но еще через сотню строк он упоминает имя Лолита (Песнь III, строка 679), а в комментариях к поэме экзегет пишет следующее: «Большие ураганы получают в Америке женские имена. Привязанность к женскому роду внушается не только половой принадлежностью фурий и ведьм, но и общей склонностью к нему всякого рода профессионалов. По этой причине каждый автомобиль - "она" для любящего обладателя, пламя (даже "бледное"!) - "она" для пожарника, а кран - "она" для водопроводчика. Почему наш поэт избрал для своего урагана 1958-го года редко используемое испанское имя (иногда даваемое попугаям) вместо Лоис или Линды, - неясно».
Следы нимфеток можно найти и в «Приглашении на казнь» (12-летняя Эмми - Emmi) - чувственная и эротичная - бросается в объятия мужчины много старше ее) и в «Bend sinister», где малышка Мариэтт (Mariette) не скрывает своего восторга в отношении взрослых «животных самцов». И дабы не быть обвиненными в избирательности, напоследок остается лишь вспомнить случай, который сам Набоков описывает в восьмой главе своей автобиографии «Память, говори!»: во время одного из вечеров, устроенных в доме его родителей в Санкт-Петербурге, беспокойная и прекрасная нимфетка - одиннадцатилетняя кузина будущего писателя без конца «впивалась мне в бок тонкой косточкой своего бедра». Но, оставив в стороне границы столь излюбленной темы Набокова, как описание девочек-боббисоксеров, вспомним, что в его литературном наследии присутствует целый пласт произведений, где главными героинями становятся более взрослые девушки и женщины, например, «Машенька» и Соня Зиланова в «Подвиге».
Некое, чуть ли не общее стремление, зачастую подталкивает возвести в ранг нимфеток некоторых более или менее выдающихся девочек, но при этом оставляется в стороне манера их поведения и взаимная страсть по отношению к партнерам, а именно в ней и заключено главное различие. Нередко, например, сравниваются девочки Набокова и Кэрролла (Carroll), и при этом совершенно не учитывается, что нет ничего более противоположного, чем врожденная порочность девочек в произведениях одного и целомудрие, невинность и пассивность героинь другого. Такое сравнение недопустимо, потому как лишь отношение самого Кэрролла к девочкам дает возможность провести сравнение между ним и набоковскими стариками. Но и сами страстные девочки-женщины русского писателя совершенно отличны от викторианских героинь автора «Алисы», которые плевать хотели на подозрительную любезность преподобного отца. Набоков в своих «Разящих мнениях» пишет, что в отличие от его героинь, в произведениях Кэрролла речь идет о «маленьких грустных и вялых нимфетках, брошенных на пол и полураздетых, или, лучше сказать, полу высунувшихся из-за портьеры, так, словно они участвуют в некой страшной и пыльной игре в прятки».
Набоков, сделавший, кстати, великолепный перевод на русский язык «Алисы в Стране Чудес», вне всякого сомнения намекает на манию Кэрролла фотографировать юных леди без прикрас, в виде побирушек, но при этом совсем забывает о фотографиях Алисы Лидделл (Alice Liddell) «как юной жены» и, конечно же, о целой галерее портретов, на которых десяти - двенадцатилетние девочки позируют полностью обнаженными. Но оба писателя совпадают в выборе возраста своих возлюбленных: Кэрролл-Доджсон в поэме, предваряющей «Алису в Зазеркалье» говорит:
«Пусть изменилось все кругом
И мы с тобой не рядом,
Пусть годы разлучили нас┘»
Разница в возрасте между английским писателем и его девочкой - двадцать лет, и Кэрролл не может скрыть охватывающего его разочарования, видя быстрое взросление Алисы; та же забота наполняет горечью и мысли Гумберта Гумберта, который о четырнадцатилетней Лолите говорит как о «стареющей возлюбленной».
