Картины меняются в зависимости от изменившегося ракурса взгляда на них их создателей и наблюдателей. Это относится и к истории. Тот, кто пишет новую картину на старый, уже довольно потрепанный сюжет под названием 'Россия', должен считать представления, оставленные в наследство будущим поколениям, в целом или частично не годными, неточными или утрированными. Герд Кенен (Gerd Koenen) сожалеет по поводу сложившихся со времен российской революции антибольшевистско-русофобских клише, послуживших для историка Эрнста Нольте (Ernst Nolte) в качестве основы для апологии национал-социализма как вынужденной реакции на социализм/коммунизм московского образца. Кенен, обращаясь к этому тезису Нольте, провоцирующему серьезные противоречия в среде коллег, 'в целом как к господствующему мнению в германской историографии', упускает из виду историческую дискуссию относительно истоков и целей фашизма и национал-социализма. Столь же малоубедителен его наполненный идеологическими подозрениями вывод о схожести ошибочно считавшихся левыми западногерманских и восточногерманских исследователей в период перестройки в оценке национал-социалистского движения как ударного отряда антикоммунизма.
Оба примера служат для автора в качестве фона для корректировки противопоставления. Он все же хочет показать, что молодая Советская Россия вызвала наряду с негативной также позитивную реакцию, особенно в плане культурной идентификации. Кенен жалуется, что в условиях большого внимания со стороны историка Генриха Августа Винклера (Heinrich August Winkler) к долгому пути Германии в сторону Запада в духе политического и экономического объединения в историческом сознании немцев недостаточно закрепилась противоположная этому духовная, культурная, а порой и политическая ориентация на Восток. Его книга должна восполнить упущение, путем обращения к 'новой' России.
'Новая Россия' появилась, разумеется, не с Лениным, а вместе с промышленной и технологической модернизацией начала 20 столетия, которая должна была защитить царскую монархию, но в действительности создала социальные и идеологические предпосылки для ее краха. Примерно в то же время Россия выступала с именами Толстого, Достоевского, Горького и других, с современным классическим балетом и экзистенциалистской живописью как европейская культурная страна, как внутренне противоречивый, завораживающий немецкие интеллектуальные круги объект, который оставался таковым даже в большевистские времена.
То, чем привлекает к себе книга, - это не новый фактологический материал. В большей степени это попытка увязать Россию, или Советский Союз, как объект политического и, таким образом, внешнеполитического влияния власти с русскими людьми и культурой страны так, как они воспринимаются в заинтересованных кругах среди немецкой общественности. Кенен видит себя в роли гида, ведущего читателя по галерее противоречивых, часто литературных и публицистических картин, проектов будущего России, с политической точки зрения - имперских, гегемонистских и экспансивных в плане расовой идеологии замыслов относительно пространства на Востоке. При этом он открывает старых мастеров журналистики, имевших писательские амбиции, таких, как Альфонс Паке (Alfons Paquet), который, будучи молодым студентом, проехал в 1903 году по только что построенной Транссибирской магистрали. В период своей деятельности в отделе информации сухопутных войск во время Первой мировой войны он имел возможность объездить Россию и смог после заключения Брест-Литовского мирного договора собирать в качестве первого немецкого журналиста и пресс-атташе посольства материал о свершающейся революции прямо на месте. Паке выступает в книге в качестве главной фигуры, вокруг которой группируются те, кто занимался проблемой России, или Советского Союза, на ниве политики, публицистики, литературы и науки. В книге представлены те, кто говорит об интеллектуально-литературном сближении с Россией, даже во время Первой мировой войны и большевистской революции, кто, как Томас Манн (Thomas Mann), видел в духовном родстве России и Германии основу для будущей союзнической политики.
Но мы встречаем в годы Первой и Второй мировых войн также сторонников иной стратегии, исходивших из учета многонациональной структуры восточного соседа с его потенциальными национальными проблемами. Наиболее активными были сторонники размягчения западного фланга России с помощью территориального отторжения окраинных государств, которые должны были появиться, превращения их в стране в представителей прибалтийских немцев. Ведущее место среди них занимали публицист, первый заведующий кафедрой восточноевропейской истории и протеже кайзера Теодор Шиман (Theodor Schiemann), работающий в Тюбингене историк и автор бестселлеров Йоханнес Галлер (Johannes Haller) и Альфред Розенберг (Alfred Rosenberg), обладавший непосредственным политическим влиянием. Он познакомил Гитлера (Hitler) с ходившими по России Протоколами сионских мудрецов, о которых говорит Кенен, содержавшими конкретные планы заговора мирового еврейства по свержению царизма как начала мировой революции. Гитлер сделал из них вывод о схожести еврейства и большевизма и придерживался этого убеждения, когда издавал так называемый приказ о комиссарах, хотя Швейцарский суд уже давно разоблачил Протоколы как фальшивку царской охранки.
Внутри НСДАП недостатка в русофильски настроенных приверженцах партии и в концептуальных противоречиях в политике в отношении России недостатка не было. Кенен вспоминает о прежних идеях крестового похода против большевизма с целью восстановления как всегда отличающейся своей особенностью буржуазной, способной быть союзником России с целью совместной борьбы против упоминавшегося еврейского мирового капитала и в качестве оплота против еврейства как синонима для западных демократий, особенно для Соединенных Штатов Америки.
Запад - это лозунг, дающий нам вариант объяснения немецкого культурного и политического обращения Кенена к России. Автор понимает германский комплекс в отношении России как выражение бесполезного антагонизма, связанного с привязкой Германии к Западу и ее американизацией. Естественность русских людей, культурное многообразие народов российской империи, необъяснимость страны, страстная вера православных, мистическое и отсталость, с одной стороны, и способность к революционному порыву и перелому, в том числе, и именно в искусстве, дали надежду: ex oriente lux. В политическом плане это корреспондировалось с точкой зрения, что Германия могла реализовать свои запоздалые претензии на участие в формировании мировой политики только с позиций европейской гегемонии. Для этого было необходимо территориальное объединение с востоком или сотрудничество с Россией, когда необходимо, то и за ее счет, что благодаря провалившейся гитлеровской политике жизненного пространства ускорило интеграцию с Западом в культурной, экономической и политической областях. Веймарская республика договором в Рапалло и тайным германо-советским оснащением вооружениями пыталась якобы защититься от 'мирного захвата' (Версальский и последующие договоры). В сопротивлении атлантическим связям Федеративной Республики и в выступлениях в пользу предложенного Сталиным воссоединения Германии на принципах нейтралитета (Мартин Нимеллер/Martin Niemоеller, Густав Хайнеман/Gustav Heinemann, Йозеф Вирт/Joseph Wirth) Кенен видит для немцев последнюю возможность не быть поглощенными Западом. Книга показывает с политической точки зрения тех политиков, кто пытался понять Россию сердцем. При этом книгу можно рекомендовать как взыскательное, предполагающее определенные исторические и литературные знания чтение, убедительность которого каждый читатель должен испытать на себе.
02. November 2005 Gerd Koenen: Der Rußland-Komplex. Die Deutschen und der Osten 1900-1945. Verlag C. H. Beck, München 2005. 528 Seiten, 29,90 [Euro].
