Журнал Time назвал человеком 2007 года президента России Владимира Путина
_____________________________________
Интервью дано 12 декабря 2007 года
ВОПРОС: Господин Президент!
Во-первых, хочу сказать, что от имени всех своих коллег благодарен Вам за сегодняшнее гостеприимство. Во-вторых, мы считаем, что для нас большая честь провести с Вами это интервью. Ваше сотрудничество с журналом 'Тайм' для нас очень многое значит. Интервью, которое мы проводим, в результате этого будет серьезным материалом, широким по своему характеру и охвату.
Хочу начать с первого вопроса. Вы родились в 1946 году, я — в 1948 году. Мы принадлежим к одному и тому же поколению. Мы выросли в странах, которые жили в обстановке обязательного наличия врага, но исторически Россия и Соединенные Штаты в большинстве крупных конфликтов — Первая мировая война, Вторая мировая война — были союзниками. И сейчас, благодаря в большой степени Вашей роли, вы сотрудничаете в борьбе с исламской террористической угрозой.
С учетом этого исторического опыта, если заглянуть в будущее, как Вам представляются отношения России и Соединенных Штатов в решении мировых проблем? Как наше поколение могло бы оценить перспективы сотрудничества?
В.ПУТИН: Если позволите, я немножко поправлю Вас по некоторым датам. Я вряд ли мог бы родиться в 1946 году, потому что отец у меня после войны был тяжело ранен, мама пережила блокаду в Ленинграде, и после того как они потеряли двух детей и здоровье, вряд ли у них могла бы сразу родиться мысль завести еще одного ребенка. И именно поэтому, я думаю, я родился несколько позднее — в 1952 году. Но это не меняет сути проблемы и не меняет сути вопроса, который Вы сформулировали, он абсолютно корректен, — как мы строили отношения раньше, как мы должны строить эти отношения сегодня и в будущем. Так я понял смысл того, что Вы спросили.
Я позволю себе отвечать так же, немножко философски, как Вы сформулировали свой вопрос.
Действительно, и Россия, и Соединенные Штаты в двух крупнейших трагических конфликтах человечества — в Первую и во Вторую мировые войны — были союзниками. Значит, есть нечто такое, объективное, что нас в трудные времена всегда объединяет. Я думаю, что это и геополитический расклад, и геополитические интересы. Но есть, видимо, и какая-то моральная составляющая нашего сотрудничества в самые трудные времена, которые возникают в жизни наших стран.
Безусловно, трагедией в наших отношениях был период 'холодной войны'. Мне бы очень не хотелось, чтобы рудименты прежних наших отношений сохранялись сегодня и тем более в будущем. Я думаю, что Вы на меня не обидитесь, Вы меня призывали говорить откровенно, и я буду с Вами откровенен. Мне кажется, что за последнее десятилетие, может быть, даже за последние лет 50 в общественное сознание США закладывается идея исключительности Соединенных Штатов. Наверное, под этим есть определенные основания, потому что это феномен в истории человечества: за 250 с небольшим лет из заштатной колонии превратиться в процветающую державу, в одного из явных лидеров сегодняшнего дня — это говорит о многом, это говорит о таланте американского народа, об оптимальном устройстве экономической и политической сфер. Но у лидеров, как правило, не возникает особых прав — у них возникают, как правило, обязанности. А если лидеры начинают думать, что у них особые права, то они часто теряют эти лидерские позиции.
Вот когда у нас было два основных мировых сообщества — так называемый западный блок во главе с Соединенными Штатами и восточный блок во главе с Советским Союзом, тогда еще проходила возможность жесткой дисциплины в рамках блокового мышления, такая форма общения с другими странами. Но сегодня, когда подавляющее большинство участников международного общения не чувствуют такой внешней угрозы, как было раньше, то эта манера вовне — повторяю и прошу не обижаться — диктовать что-то в международных делах, уже встречает не понимание, а частое сопротивление.
Сегодня востребованы другие способы и инструменты общения друг с другом, и другие способы борьбы с сегодняшними угрозами. Сегодня для того, чтобы быть успешным, нужно уметь договариваться и искать компромиссы. А способность к компромиссам — это не просто внешний дипломатический политес со своим партнером, это уважение его законных интересов. Там и тогда, где и когда нам удается работать в таком режиме, там и тогда, где и когда мы можем договариваться с учетом интересов, реальных интересов друг друга, мы приходим к нужным результатам.
ВОПРОС: А пример этого можете привести?
В.ПУТИН: Например, ядерная проблема Северной Кореи. Мы набрались терпения, набрались серьезного отношения к делу, начали думать об интересах друг друга и об интересах того субъекта международного общения, проблемы которого мы пытались решать в самой Северной Корее. И, опираясь на такой подход, мы все-таки эту проблему — если не окончательно, то в значительной степени — решили. А там, где нам не удается руководствоваться этими основополагающими соображениями, где вперед все-таки выходит тот или иной экономический либо политический эгоизм, там все-таки нам не удается добиться таких договоренностей, которые бы реально решали сегодняшние проблемы. Одну из них Вы упомянули.
Но это не только терроризм. Кстати говоря, я бы не стал к терроризму добавлять определение 'исламский'. Терроризм, по нашему мнению и по моему глубокому убеждению, не имеет ни национального, ни конфессионального лица. Терроризм интернационален. И радикалы встречаются во всех средах, во всех странах и, если говорить о религиозной составляющей, во всех конфессиях. Время от времени что-то затихает, время от времени где-то что-то на поверхности появляется. Но мы боремся не с какими-то религиозными проявлениями, а с идеологией нетерпимости, в какие бы одежды она ни рядилась.
Так вот, там, где мы действительно начинаем учитывать интересы друг друга, там мы добиваемся долгосрочных решений, а там, где, к сожалению, не можем совладать с нашим политическим либо экономическим эгоизмом, там мы таких решений не находим.
Но мне представляется, что понимание того, что мы должны вести себя именно таким образом — учитывать интересы друг друга и других участников международного общения — все-таки берет верх. И я бы в качестве примера привел встречу по Ближнему Востоку в Аннаполисе. Я глубоко убежден, что Президент Буш взял на себя огромную ответственность, взял на себя большую, причем личную, нагрузку — и я хочу его с этим поздравить. Я думаю, что он не зря рискнул. Это серьезный шаг в решении одного из самых сложных, самых острых и застарелых вопросов в международной жизни — в урегулировании на Ближнем Востоке. Мы со своей стороны сделаем и делали уже все для того, чтобы поддержать его, и сделаем все для того, чтобы и дальше работать совместно именно в таком же режиме.
ВОПРОС: Спасибо.
Другой вопрос. Вы решительно поддерживали Соединенные Штаты после 11 сентября. Вы одним из первых позвонили Президенту Бушу. Как бы Вы сказали, насколько успешно США ведут войну против террора? Вы сказали, что террор — это всемирный феномен. Вы сказали, что реакция на 11 сентября должна быть, скорее всего, полицейской акцией, а не, прежде всего, акцией против одной страны. Было ли ошибочным — и если да, насколько ошибочным, — решение вторгнуться в Ирак?
В.ПУТИН: Наша позиция по Ираку известна хорошо. Я с самого начала считал, что это ошибочное решение, и говорил об этом публично. У меня не только нет сегодня оснований изменить свою точку зрения, но, наоборот, все течение событий последних лет показывает, что мы были правы.
Да, если посмотреть на карту мира, то по сравнению с Россией или Соединенными Штатами Ирак там заметить трудно. И, казалось бы, легко 'прижать' небольшую страну. Но брызги-то какие — до сих пор не знаем, что с этим делать. Это небольшой, но очень гордый народ. И возникли проблемы, которых раньше было не видно. Люди ведь воспринимают оккупацию уже не как борьбу с тираническим режимом Саддама Хусейна, а многие — как личное оскорбление. А террористы на этом играют. И — террористы, которых раньше в Ираке не было, там сегодня появились.
Тем не менее считаю, что сейчас мы должны меньше говорить о том, что было сделано правильно или неправильно. Я не думаю, что это поможет в решении сегодняшней ситуации. Сегодня мы должны думать о том, что сделать дальше, в ближайшее время. И в целом я согласен с Президентом Бушем, когда он говорит о том, что нужно сделать все для того, чтобы иракские власти были в состоянии решать проблемы безопасности как минимум самостоятельно. Нужно помочь им создать собственную армию, собственную службу безопасности, полицию — и передать иракскому народу вопросы этого порядка.
Но в чем у нас с Джорджем расхождение, так это в том, что он не считает возможным поставить какие-то сроки вывода иностранных войск с территории Ирака. По-моему, это лучше было бы сделать, это заставило бы и само иракское руководство действовать более активно. Потому что, если они будут знать, что вечно за их спиной будут американские штыки, кому-то, может быть, эта ситуация может показаться очень комфортной. А если они будут знать, что крайний срок обозначен тогда-то, что американцы и другие иностранные войска уйдут, то что-то надо будет делать уже сегодня для того, чтобы быть подготовленным к обозначенной дате. Я считаю, что это было бы правильно. Но в конечном итоге это то решение, которое мы должны принять вместе на уровне Организации Объединенных Наций.
ВОПРОС: Несомненно, Вы следили за опубликованным ЦРУ докладом о том, что у Ирана нет активной ядерной оружейной программы. Вы и сами за несколько месяцев до этого говорили то же самое. Как бы Вы оценили причины, почему правительство Соединенных Штатов обнародовало этот факт только сейчас? Снижает ли это вероятность военных действий против Ирана?
В.ПУТИН: Нужно спросить у директора ЦРУ, у руководящих лиц американской администрации, почему они сделали это сейчас и зачем они вообще это сделали, так же, как нужно спросить, зачем они уничтожили пленки по допросам подозреваемых в терроризме лиц. Это все вопросы не ко мне — это все вопросы к ним.
Что же до того, снижает ли это угрозу военных действий: если этот доклад Центрального разведывательного управления опубликован не для того, чтобы отвлечь внимание иранской стороны от реальных приготовлений к военным действиям, что теоретически тоже возможно и что было бы крайне опасно — поскольку, полагаю, любые военные действия против Ирана были бы еще одной очень большой ошибкой, — а если исходить из того, что доклад действительно опубликован, чтобы дать объективную картину происходящих событий, то это только подтверждает, что российская сторона, формулируя свои внешнеполитические позиции по тому или другому вопросу, все-таки руководствуется объективными данными. И это, конечно, меня не может не радовать, но это также говорит и о том, что и в американской администрации есть люди, которые полагают, что нужно говорить правду. И это меня тоже радует. Это говорит также о том, что мы на основе объективных данных можем выстраивать честный диалог.
ВОПРОС: Спасибо, господин Президент.
Многие из наших вопросов будут построены на основе того, как мы представляем себе интерес американского народа в отношении России. Так, недавно было объявлено, что кандидатом в Президенты будет господин Медведев. Американские СМИ охарактеризовали этот выбор кандидатуры в том плане, что, скорее всего, Вы станете премьер-министром. Это — один из способов, средство стать национальным лидером. Американцам это представляется как что-то не очень понятное. Недавно Вы говорили о Франклине Рузвельте как о модели. Рузвельт, как известно, был Президентом и третий, и четвертый срок. Но после этого президентство было ограничено двумя сроками. Многие американцы считают: 'Он старается, пытается это обойти, обеспечить лидерскую позицию на будущее, укрепив полномочия премьер-министра и ослабив позицию и должность Президента'.
В.ПУТИН: В конце Вы сказали самое главное. Можно было бы так думать, если бы я действительно или изменил российскую Конституцию под самого себя — под себя любимого — и, допустим, убрал бы ограничение по срокам, или изменил бы конституционные правовые полномочия между Правительством и Президентом и сам бы пересел в премьерское кресло.
Я считаю, что и то, и другое недопустимо и вредно для России. Россия — такая страна, которая, так же как и Соединенные Штаты, нуждается в сбалансированной, но сильной президентской власти. И я категорически против того, чтобы ущемлять конституционные права Президента России. Думаю, что это было бы вредно.
Я для себя еще не принял решение, буду я претендовать на должность Председателя Правительства или нет. Если да, то я намерен исполнять в рамках Конституции и закона только те полномочия, которые возложены на главу Правительства Российской Федерации, — заниматься текущими экономическими и социальными проблемами: дорогами, жильем, образованием. Кстати говоря, это то, что больше всего волнует рядового гражданина. Но ключевые прерогативы и политического, и административного, и кадрового характера, и в области обороны, и международных дел, конечно, остаются за Президентом, и должны остаться в этом институте власти.
Теперь по поводу тезиса о национальном лидере. Я думаю, что это не административная и даже не политическая категория. Она не определяется количеством телефонных аппаратов на служебном столе: это моральная категория, и основой ее является доверие народа.
Теперь по поводу модели Рузвельта. Мы исходим из того, что мы внимательно анализируем все, что происходит в других странах мира, все, что происходило в истории самой России, в истории других стран. Рузвельт — очень симпатичная фигура, это выдающийся государственный деятель не только Америки — это выдающийся деятель международного масштаба. Он был нашим союзником во время Второй мировой войны. Давайте вспомним о том, в какие годы он стал Президентом — в годы тяжелейшей депрессии, Великой депрессии в США. Это он вселил в американский народ оптимизм и доверие к будущему страны, это он выиграл войну с фашизмом как наш союзник — конечно, вместе с нами, вместе с российским народом, но это он был во главе Соединенных Штатов. В то время, наверное, были востребованы и такие формы политического государственного устройства, как отсутствие ограничений Президента по количеству сроков во власти. Потом американский народ принял другое решение. Это суверенное право самой Америки. А как мы устроим свою власть, это суверенное право российского народа. Мое личное мнение, что количество сроков должно быть ограничено.
ВОПРОС: В Америке, как Вы знаете, также начинается президентская кампания. Любой кандидат, включая даже нынешнего Президента, обзавидовался бы, если бы имел такие же рейтинги популярности, какие имеете Вы в России. Вот почему наши читатели, американцы, вообще не могут понять, почему предвыборная кампания не такая открытая, почему, хотя и на короткое время, но был задержан господин Каспаров? И почему Вы, такой популярный человек, господин Президент, не позволяете прессе и оппозиции действовать полностью открыто? В американском контексте Вы бы стали еще более популярным.
В.ПУТИН: Как Вы думаете, почему господин Каспаров при задержании говорил на английском языке, а не на русском, Вам в голову это не приходило? Я думаю — прежде всего, потому, что весь его запал был обращен не к собственному народу, а к западной аудитории. Человека, который работает на аудиторию другой страны, в своей собственной стране никогда не назовут политическим деятелем. Потому что тот, кто претендует на то, чтобы быть лидером своей страны, должен думать об интересах своего собственного народа и говорить на родном языке.
Теперь по поводу 'обзавидоваться'. Зависть — нехорошее чувство и порождает неправильные действия. Нужен просто здравый анализ того, что происходит, и соответствующая реакция. Причем эта реакция должна быть направлена на укрепление отношений между народами и государствами. Мы рассчитываем, что она в будущем будет именно такой.
Мне никого не хочется обижать, но давайте вспомним, что первые выборы действующего американского Президента на первый срок были связаны с определенными трудностями. Ведь, по сути, судьба президентства решалась в суде, а не на прямом плебисците. У нас в России — прямые тайные выборы главы государства, а у вас — через систему выборщиков. И, насколько я помню, в первом случае за теми выборщиками, которые проголосовали за действующего Президента, было меньшее количество избирателей. Разве это не является системной проблемой американского избирательного права? И хочу обратить Ваше внимание, что, по-моему, в конце XVIII века такой прецедент в истории Соединенных Штатов уже был. Мы вас не заставляем менять ваше законодательство: это суверенное право самого американского народа и самого законодателя. Почему вы полагаете, что вы имеете право вмешиваться в наши дела? Вот в этом, собственно говоря, и состоит основная проблема в наших отношениях. Ведь в последние годы нам как бы говорят: мы вас ждем, мы хотим принять вас в нашу семью, в нашу цивилизованную западную семью. Но, во-первых, почему вы решили, что ваша цивилизация самая лучшая? Есть гораздо более древние цивилизации, чем американская. А во-вторых, нам тихо дают понять, на ухо шепчут: 'Мы вас готовы принять, но вы имейте в виду, что у нас патриархальная семья, и мы здесь старшие, и вы нас слушайтесь'. Это, собственно говоря, продолжение ответа на первый вопрос из заданных Вами.
В современном мире не может быть больше таких отношений. Блоковое мышление должно умереть, а ему на смену должна прийти совершенно другая система отношений, не просто учета интересов друг друга, а выработка единых правил, которые называются международным правом. И строгое следование этим правилам. В конечном итоге только это может обеспечить стабильность в мире и защитить интересы не только малых, но и больших стран, даже таких супердержав, как Соединенные Штаты.
Теперь — что касается задержания и так далее. Вы знаете, у нас всем предоставлено было право, так же как и будет предоставлено право в ходе президентской избирательной кампании, высказывать свое мнение. В соответствии с законом все участники парламентской и президентской гонки имеют доступ не только к средствам массовой информации. Вы посмотрите некоторые каналы: так называемые оппозиционные деятели просто не вылезали с экранов телевизоров на некоторых каналах. Да, на некоторых их было меньше, но в рамках, определенных законом, они точно были. А на некоторых каналах были просто постоянно.
У них была серьезная, очень серьезная финансовая поддержка. Им предоставляли все возможности публично высказать свое мнение, свою позицию на улицах и площадях, но там, где разрешено законом и местными властями — в соответствии с законом. Но если они ставят своей задачей не просто продемонстрировать свое мнение, а у них другая задача: спровоцировать правоохранительные органы, добиться, чтобы их задержали, и потом апеллировать к своим сторонникам, но уже не внутри страны, а за рубежом, показывая, что у нас есть проблемы, — в этом смысле они, конечно, своей цели, наверное, добились и будут добиваться в будущем, потому что мы и в будущем будем требовать от всех соблюдения законов Российской Федерации.
ВОПРОС: Вас беспокоит все-таки то, что есть семена дестабилизирующей оппозиции в стране? У Вас большая популярность, но все-таки для Вас это угроза?
В.ПУТИН: Нет, но Вы посмотрите результаты выборов — 0,9 процента, они и одного процента не набрали. Как это может беспокоить? В политическом плане нет никаких беспокойств. Дело ведь совершенно не в этом! Дело в том, что я смотрю на это как на инструмент иностранных государств для вмешательства во внутриполитические дела России. Вот дело в чем.
Но что касается задержания, я еще раз хочу Вам повторить: им всем, всем людям, которые имеют отличное мнение от властей по тем или другим проблемам, всем предоставлялась и будет предоставляться возможность высказать свое мнение, в том числе публично. Вопрос не в этом. Вопрос в том, что они не просто хотят высказать свое мнение — они хотят быть задержанными, они хотят спровоцировать власти на какие-то жесткие действия. Им же сказали: пожалуйста, можете провести демонстрацию, можете прийти с плакатами, с лозунгами. Но они же не просто этого хотят — они хотят пойти туда, куда нельзя, где они нарушают текущую жизнь многомиллионного города, где власти не готовы обеспечить безопасность. И вот когда они делают сознательно эти нарушения, тогда власти соответствующим образом реагируют. И я хочу Вам сказать, и хочу сказать это с полной ответственностью: власти и дальше будут реагировать подобным образом. Но если люди будут действовать в рамках закона, не будут его нарушать, а им кто-то будет препятствовать осуществлять их законные и конституционные права и интересы, тогда мы накажем тех, кто это делает, тогда мы накажем тех должностных лиц, которые препятствуют нашим гражданам пользоваться их конституционными возможностями.
ВОПРОС: Господин Президент, Вы упомянули, что внешние силы вмешиваются во внутренние дела России, и сейчас у Вас есть возможность вмешаться во внутренние дела Америки. Есть ли кандидат, которого бы Вы предпочли на предстоящих американских президентских выборах? Видите ли Вы кого-то среди республиканцев или демократов того, кто, по-вашему, стал бы хорошим американским Президентом? Может быть, Вы таким образом повлияете сами на американские выборы?
В.ПУТИН: Я вижу, что Вы ничего не поняли. Принцип нашей работы заключается в том, что мы считаем вредным вмешиваться во внутренние дела других стран. Мы и себе не позволяем, и не позволим вмешиваться, но и в дела других стран вмешиваться не собираемся.
Вы знаете, как ни странно, но один из моих европейских коллег сказал: 'Я полагал, что Москва поддерживает вот такого-то кандидата'. Я был крайне удивлен — ведь мы этим не занимаемся. Мы считаем это просто неприличным и вредным, вредным для нас самих, потому что если мы позволим себе это делать, то даже тот человек, которого мы бы хотели видеть во главе того или другого государства, самим этим фактом будет скомпрометирован. Потому что у собственного населения той или другой страны может закрасться сомнение в том, какие и чьи интересы преследует этот человек, находясь на высших государственных должностях. У нас нет никаких особых предпочтений по этому вопросу. И, более того, я глубоко убежден, что кто бы ни был избран на столь высокий пост, как Президент Соединенных Штатов Америки, — весь объективный ход развития мировых дел, взаимных интересов России и Соединенных Штатов неизбежно будет подталкивать и российское, и американское руководство к тому, чтобы выстраивать добрые партнерские отношения друг с другом.
Вы посмотрите, что происходит в мире. Растут быстрыми темпами, нарождаются новые мощные центры экономического, а значит, и политического влияния. Мир сильно меняется, и в ближайшие лет 30-50 изменится еще больше.
ВОПРОС: Вы конкретно говорите об Индии и Китае?
В.ПУТИН: Индия, Китай, Бразилия, Южная Африка, некоторые другие страны, Япония тоже становятся крепче. Я не говорю, что это плохо или хорошо, — я говорю, что это будет по-другому. И я в этой связи абсолютно убежден в том, что Россия и Соединенные Штаты не только сегодня, но и в будущем еще больше будут нуждаться друг в друге, и будут вынуждены иметь хорошие отношения. И те наши будущие российские и американские лидеры, которые поймут это, будут востребованы и будут успешными.
ВОПРОС: Если можно, я бы хотел вернуться к вопросу о национальном лидере. Как Вы сказали, это не политическая или административная категория, а моральная. Но как понять ситуацию? Предположим, существует в стране национальный лидер, именно как моральная категория, как Махатма Ганди, который не входил в административные и политические структуры, а по которому, скажем, система правительства и государства, как по камертону, проверяла в какой-то степени свои действия. Но что происходит, если человек, который обрел в своей стране такой статус, остается все-таки частью властных институтов, занимает в этой системе пост — и по Конституции, формально, не самый высший пост? Не создает ли это дисбаланс? Как эффективно можно избежать создания дисбаланса?
В.ПУТИН: Это значит, что такой человек подвергает себя опасности, потому что на нем лежит большая ответственность за принятие решений, некоторые из которых могут быть встречены на ура, а могут встретить какое-то непонимание и даже сопротивление. Но тогда этому человеку нужно доказывать, быть честным с людьми, надо вести прямой диалог и доказывать, что это, может быть, не очень приятные в чем-то, но вынужденные меры, которые в конечном итоге должны дать позитивный результат в среднесрочной или в долгосрочной перспективе. Но очень важно, чтобы люди верили, что так оно и будет. А это значит, что такой человек не должен никогда врать. Каждый имеет право на ошибку, но нужно быть честным в отношении своих действий и добиваться положительного результата.
И если такой диалог с людьми складывается, то это лучший залог успеха.
ВОПРОС: У Вас интересная позиция: Вы выросли в СССР, в системе Советского Союза, Вы были привержены этой системе, но Вы стали пионером новой системы в очень древней стране, которой сегодня является Россия. Какие ключевые отличия между двумя странами, в которых Вы жили? Что нужно было бы сохранить из СССР, что не нужно возвращать, что нужно новой России, чему нужно научиться, чтобы вырасти из прошлого?
В.ПУТИН: Прежде всего, Вы, конечно, абсолютно правы: Россия — это древняя страна, с древними, глубокими традициями и с очень мощным моральным фундаментом. И этот фундамент — это любовь к своей Родине, это патриотизм. Патриотизм в лучшем его понимании. Кстати говоря, по-моему, в известной степени — в большой степени — это присуще и американскому народу.
От чего нужно, безусловно, избавляться? Нужно избавляться от того периода в нашей советской истории, когда мы пытались возглавить мировую социалистическую или коммунистическую революцию и стать лидерами, мировыми лидерами этого движения; когда мы пытались навязывать другим странам то, как они должны жить. Мне кажется, что это ошибка, которую совершал не только Советский Союз, но это было очевидно и характерно для Советского Союза. И от этого, безусловно, нужно избавляться.
Что считаю возможным, в общем и целом, сохранить и что нужно развивать? Обозначу крупными мазками. Нужно развивать уважение к своей истории, несмотря на все ее проблемы, и любовь к своему Отечеству. Нужно проявлять максимальную заботу об общих моральных ценностях и на этой базе консолидировать российское общество. Считаю это абсолютным приоритетом.
ВОПРОС: Развивая эту тему. Вы уже начали говорить, как изменится мир за 30-50 лет. А где будет место России через 30-50 лет?
В.ПУТИН: Видите, Вы никак не можете, мы с Вами никак не можем уйти от периода 'холодной войны' и супердержавного мышления.
Я только что говорил, что Советский Союз хотел быть лидером в мировой коммунистической революции. Это было большой ошибкой. Мы бы не хотели повторять этих ошибок в будущем. Мы не хотим никем командовать, мы не хотим быть никакой супердержавой, которая доминирует и навязывает свои решения. Но мы хотим, чтобы у нас было достаточно сил, чтобы защитить себя, чтобы защитить свои интересы и чтобы выстроить такие добрые отношения и с нашими соседями, и с основными партнерами, чтобы эти партнеры были заинтересованы в развитии и укреплении Российской Федерации. Это непростая задача, но сделать это можно только на основе консолидации самого российского общества и на основе роста ее экономических возможностей. Вот это и будет нашей задачей в среднесрочной и долгосрочной перспективе. И если мы ее решим, то достойное место России в мире обеспечено.
ВОПРОС: Вы думаете, США нуждаются в сильной России или нет?
В.ПУТИН: Думаю, что США уже понимают, а в будущем будут понимать еще больше, что только сильная Россия отвечает коренным интересам Соединенных Штатов.
ВОПРОС: Хотелось бы коснуться темы НАТО. Можно ли рассматривать НАТО как живой организм или это все-таки рудимент того, о чем Вы только что говорили, — блокового мира? Какая у него сегодня цель? Если бы, например, России предложили присоединиться к НАТО, вы бы присоединились?
В.ПУТИН: Я не сказал бы, что НАТО — это смердящий труп 'холодной войны'. Но это, безусловно, то, что досталось нам из прошлого. Но ведь чего греха таить, давайте вспомним историю: сначала было создано НАТО, потом в ответ на это был создан Варшавский договор. Было создано два военно-политических, противостоящих друг другу блока. Если мы говорим о том, что мы должны не только новую архитектуру, но и новые принципы вводить в международную жизнь, если мы говорим о том, что нужно искать взаимопонимание, компромиссы на основе уважения интересов друг друга в рамках многополярного мира, то такие организации не являются универсальным инструментом решения проблем сегодняшнего дня. Как, например, НАТО может эффективно бороться с терроризмом? Разве НАТО помешало террористам 11 сентября нанести удары по Соединенным Штатам и уничтожить сотни и тысячи американцев? Где было НАТО, чтобы купировать эту угрозу, ликвидировать ее, обезопасить Америку от этого? Не было, нет и быть не может, потому что такие угрозы можно решать, только повышая доверие друг к другу путем ежедневной работы с теми игроками, которые способны купировать эти угрозы. Одним из таких игроков, безусловно, является Россия.
Россия не собирается вступать в военно-политические блоки, чтобы ограничивать свой суверенитет, потому что участие в таком блоке — это, безусловно, ограничение суверенитета. Но мы хотим иметь добрые отношения не только с Соединенными Штатами, а со всеми странами, в том числе со странами-членами НАТО и с организацией как таковой.
В целом НАТО, конечно, может быть инструментом международной политики, с помощью которого можно решать определенные проблемы. Но я полагаю, что внутри самой организации тоже многое должно измениться. Уже невозможно кого-то выстроить в военном режиме или загнать в стойло, потому что сегодня другая ситуация. Если раньше Соединенные Штаты несли на себе наибольшую нагрузку, подвергали себя, возможно, даже опасности, защищая западный мир от угрозы Советского Союза, то сегодня нет такой угрозы, потому что нет Советского Союза. И поэтому придется и внутри организации выстраивать отношения по другим принципам.
А что касается того, чтобы бороться с преступностью, с наркоугрозой, которая реально наносит ущерб нашим странам, с тем же терроризмом, с организованной преступностью, в конце концов с бедностью, которая является одним из источников терроризма, то для этого нужно более широкое взаимодействие, чем в рамках одного военно-политического блока.
ВОПРОС: Господин Президент, Вы упомянули организованную преступность. Одно из толкований, которые есть у американцев относительно России, сводится к тому, что коррупция здесь повсеместна, и это является препятствием для вас. Как вы управляетесь с этим вопросом, как вы его решаете, как вы контролируете коррупцию?
В.ПУТИН: Плохо. Мы плохо решаем этот вопрос и плохо контролируем ситуацию в этой сфере. Должен Вам сказать, думаю, что для Вас это тоже не новость, в переходной экономике, да еще и в условиях перестройки политической системы, конечно, решать такие вопросы сложнее, потому что у нас, к сожалению, нет соответствующей реакции гражданского общества на это, не отработана — к сожалению, должен об этом сказать прямо и признать это — система контроля гражданского общества за деятельностью государственных институтов. У нас появились огромные возможности с точки зрения приобретения материальных ресурсов, с точки зрения сосредоточения денежных средств у конкретных лиц, у конкретных компаний. И уровень доходов в бюджетной сфере, у государственных служащих пока не соответствует объемам тех решений, которые они принимают, то есть оплата их труда, с одной стороны, и важность решений, которые они принимают, с другой стороны, не сопоставляются. И все-таки в общественном сознании еще нет полного понимания того, что деятельность чиновников, от которых зависят многомиллиардные решения, должна соответствующим образом оплачиваться, чтобы у них не было никаких искушений. Все это вместе, в том числе и увеличение возможностей для средств массовой информации, все это вместе, безусловно, является одной из задач, которую мы должны будем решать. Абсолютно убежден в том, что и по мере укрепления политической системы, гражданского общества и совершенствования рыночных механизмов, в том числе в принятии государственных и административных решений в управлении экономикой, — эти проблемы мы тоже будем решать более эффективно, чем сегодня.
ВОПРОС: Вы упомянули гражданское общество. Я бы хотел сейчас коснуться этого вопроса немножко с другого угла, с точки зрения религии. Вы сами говорили о вере неоднократно. И какую роль, с Вашей точки зрения, играет вера в Вашем руководстве страной? И какую роль должна играть вера в управлении, в целом в жизни и в обществе, говоря о религии?
В.ПУТИН: При решении управленческих вопросов, при формулировании управленческих задач мы, конечно, прежде всего должны руководствоваться здравым смыслом. Но этот здравый смысл должен быть основан на моральных принципах. Нет и не может быть, на мой взгляд, в сегодняшнем мире морали и нравственности в отрыве от религиозных ценностей. Вот и все, что я бы хотел сказать. Я могу сказать больше, но я бы хотел на этом остановиться, потому что я не хочу навязывать свою точку зрения тем людям, у которых другое мнение по этому поводу, а такие люди у нас есть, и они имеют право на это мнение.
ВОПРОС: Могли бы еще немножко сказать, все-таки Вы верите в высшего Бога?
В.ПУТИН: Вы знаете, есть вещи, которые, я считаю, нельзя, в моем положении во всяком случае, выносить на всеобщее обозрение, потому что это становится похожим на саморекламу или на какой-то политический стриптиз. И то, и другое, я считаю, неправильно.
ВОПРОС: Хочу переключиться на другую тему. В некоторых местах пишут, что 'господин Путин — человек рынка, он понимает рынок, он верит в рыночные механизмы'. Интересно было бы узнать, как карьерный офицер КГБ, выросший в Советском Союзе, становится человеком-рыночником? Это что, вопрос постоянного обучения, образования? Где Вы получили рыночное образование, какова Ваша рыночная философия и где Вы интеллектуально подпитываете эти свои знания?
В.ПУТИН: Во-первых, я все-таки закончил Ленинградский государственный университет. Это базовое юридическое, а не экономическое образование, но все-таки существует много сфер и областей, где право и экономика тесно смыкаются друг с другом. Это не только гражданское право, но и некоторые другие сферы правовых знаний. Я специализировался в области международного частного права, это, собственно говоря, тоже сфера, которая очень тесно связана с экономикой и имеет отношение к мировой экономике. Это во-первых.
Во-вторых, не нужно быть большим докой, чтобы понять и увидеть очевидные вещи, что рыночная экономика имеет большие преимущества по сравнению с плановой. Если мы припомним дискуссии, которые шли в Европе, в Соединенных Штатах, если мы припомним дискуссии, которые шли в период Великой депрессии, то мы, наверное, с Вами вспомним о том, что и в Соединенных Штатах были специалисты, которые считали, что элементы государственного вмешательства в экономику для преодоления известных трудностей, которые складываются в экономической жизни, не только возможны, но и желательны. И Президент Рузвельт, о котором Вы упоминали, как раз тоже так считал.
Но на различных этапах развития мировой экономики те или иные инструменты, те или иные принципы оказываются более эффективными, и они лучше соответствуют уровню развития производительных сил в мире и той структуре, которая складывается в мировой экономике. Вот и сегодня рыночные инструменты, безусловно, востребованы и являются более эффективными. Но если мы посмотрим, что происходит в отдельных странах, в том числе в России и в Соединенных Штатах, то без регулирующей функции государства тоже нигде не обходится. Это никак, разумеется, не связано с моей службой в Комитете госуда
