Atlantico: Какие качества китайской культуры позволили ей сохраниться до наших дней, тогда как большинство других великих цивилизаций в конечном итоге исчезли?
Сириль Жавари: Первая из этих особенностей заключается в том, что среди всех зародившихся на евразийском континенте цивилизаций, только китайская всегда находилась на одной и той же территории. Речь идет о цивилизации оседлых крестьян, которые выращивают рис на одной территории с тех пор, как человек изобрел земледелие. Таким образом, в отличие от всех цивилизаций, Китай не был сформирован в результате завоеваний или миграций. Все это — чрезвычайно важный элемент для восприятия китайцев, так как это ставит под вопрос понятие истоков. Когда народ мигрирует или страна подвергается аннексии, это создает мощный временной маркер начала, чего не существует в случае Китая.
Далее, китайская культура сформировала единственную в своем роде систему письма, которая работает на основе представления идей и ситуаций, а не звуков, как это обстоит во всех других графических системах евразийского континента. Это в свою очередь служит основой для уникального постоянства, ярчайшим примеров которого служит тот факт, что китайцы не меняли политическую систему на протяжение 3000 лет. Вплоть до сегодняшнего дня. Страной неизменно правит одна партия: сейчас это коммунисты, тогда как раньше страной руководили те, кто прошли имперские экзамены (и занимали все государственные посты от сторожа до премьер-министра). Столь восхитившая Вольтера система меритократии давала любому китайцу возможность принимать в них участие столько раз, сколько ему заблагорассудится. В результате Китай намного опережал весь остальной мир вплоть до эпохи Возрождения. Разумеется, сыну госслужащего было куда проще добиться успеха на экзаменах, однако были нередки случаи, когда жители какой-нибудь деревни сообща платили за обучение самого способного ребенка. Такая система неизменно предлагала лучшие мозги на службу стране в отличие от французского феодализма, в рамках которого продвижение по общественной лестнице могли предложить лишь ордена. Только позднее, с подъемом буржуазии люди начали понимать важность образования.
Сейчас в Китае похожая система действует, когда кто-то хочет представить свою кандидатуру в партии. Сначала в отношение кандидата три года ведется следствие. Опрашивают всех, с кем общается человек, его родственников, одноклассников, друзей, учителей. В Коммунистической партии Китая в настоящий момент насчитывается 82 миллиона членов, то есть примерно 5% населения (примерно столько же приходилось на госслужащих в имперскую эпоху). Именно поэтому идеи западной демократии так плохо прижились в Китае. Для Китайцев длительность — это синоним эффективности. Они не понимают, зачем им нужно менять систему, раз она работает так хорошо столь долгое время.
Отношение между видимым и невидимым также представляет собой один из столпов китайского долголетия. Другие евразийские культуры дистанцируются от отношений с незримым, либо с иррациональной, либо с религиозной стороны.
Наконец, хоть это и может показаться парадоксальным, речь идет «дружеском» отношении к переменам. В Китае не существует религии спасения, нет ни рая, ни вечности, которые могли бы помочь справиться с настоящим. Единственная вечность — это неизменное чередование времен года. Поэтому не удивительно, что основополагающая книга китайской мысли называется И-Цзин или Книга перемен. В ней содержится фраза, которая подводит черту под этим восприятием действительности: единственная неизменная вещь — это перемены. Мы, европейцы, ненавидим перемены. В то же время такое дружественное отношение китайцев к переменам позволило им пережить сильнейшие потрясения ХХ века. Китайский ответ на понятие случайности — это ответ крестьянской культуры: ритм смены времен года незыблем, за зимой всегда следует весна, однако никто не может сказать, будет ли она солнечной или дождливой.
— В Китае всегда существовал режим с упором на власть одной партии. Как эта центральная власть может удержать столь большую страну с таким культурным разнообразием?
Нужно понимать, что в рамках монархии или приближенной к ней системы личность короля лишь в редких случаях ставится под сомнение. По большей части под ударом оказываются министры и префекты. У нас забывают, что 14 июля 1789 года французский народ установил статую Людовика XVI на руинах Бастилии.
В Китае существует та же проблема, только помноженная на размеры страны. Так, масштабы государства и его культура позволяют местным царькам искажать или даже сводить на нет директивы центральной власти. Это константа китайской истории, от которой страна страдала на всем ее протяжении. Китайцы не считают, что живут в тираническом государстве, однако несправедливость, которую порождает коррупция местных царьков, иногда дает о себе знать. Не стоит забывать и то, что китайская провинция по размерам равна европейской стране. Представьте себе, что нам нужно заставить работать сообща 87 европейских государств при том, что сейчас нам этого не удается и с 27. У жителей этих провинций могут быть разные традиции, кухня, история или даже язык, однако всех их объединяет китайская письменность. Именно она скрепила страну в пространстве и времени. Так, например, все выходящие в телеэфире фильмы показывают с субтитрами, и, таким образом, их могут понять по всех провинциях.
Точно также, современный китаец может прочитать надпись на стеле эпохи Конфуция, даже не имея понятия о том, каким было произношение в те времена. Это в некотором роде можно сравнить с латынью в Средневековье, которая позволяла преподавателю поехать работать в Роттердам, Милан или куда-то еще. Тем не менее, позднее эта система была разрушена подъемом национализма.
— Какова роль главенствующих в духовной жизни Китая таоистских, конфуцианских и буддистских философий в долголетии китайской цивилизации?
— Прежде всего, очень важно не касаться здесь термина «религия», так как в таком случае речь бы шла о несвойственной Китаю проекции. Китайцы называют это мудростью, которая направляет их в повседневной жизни.
Они обращаются к таоисту, чтобы утихомирить незримое во время открытия магазина, однако идут к буддисту, когда требуется направить душу близкого по верному пути. Конфуцианство же представляет собой нечто вроде кодекса поведения в обществе, который приспособлен к жизни в неизменно перенаселенной стране.
В то же время в стране существуют внешние признаки религиозности, которые близки к западному восприятию: храмы, монахи, церемонии. При этом отношение к культу здесь совершенно иное, речь идет скорее о просьбе, о диалоге. Отношение к незримым силам отличает очень светский характер. Единственная настоящая религия в Китае — это культ Императора, сына Неба, которого безликая сила смены времен года поставила правителем на Земле. Таким образом, мы снова возвращаемся к этой крестьянской традиции. Светский характер культа придает Китаю огромные возможности для культурного поглощения. Последние тому примеры не касаются духовного, однако от этого не становятся менее впечатляющими: речь идет о коммунизме и капитализме.
Сириль Жавари, специалист по Китаю и автор множества книг о китайской культуре.