У нас еще есть немного времени. Сейчас не без пяти минут 12, и не надо в спешке осуществлять стремительный маневр для спасения рода человеческого. Все значительно скромнее. Речь идет о более мудром и совсем не германоцентричном воспоминании - об утверждающемся размышлении относительно нашего места в Европе в историческом измерении. И, вероятно, все это еще может быть актуально и полезно.
В нашем распоряжении еще больше года для того, чтобы подумать о том, как нам следует отметить те события, которым в августе 2014 года исполнится 100 лет. Тогда, сто лет назад, из-за запутанной цепи случайностей, лжи, а также сочетания злых, добрых и наилучших намерений в течение почти одного дня дело дошло до войны, которая с невероятной силой выбила молодой ХХ век из его достаточно надежной и устремленной в будущее колеи. Война, которая стала своего рода трагическим узловым моментом столетия. Временное пространство, которое как раз и не было тем коротким веком, с которым после 1989 года с чувством облегчения по поводу его итогов мы преждевременно попрощались. Этот период с 1914 по 1989 года был более долгим и более мучительным в своих бесконечных метаниях между прогрессом, свободой, несвободой и варварством.
Ни дня не проходит без того, чтобы на экранах телевизоров в Германии не появился Адольф Гитлер. Это, несомненно, свидетельствует о наличии мрачной силы обаяния, которая все еще продолжает исходить от этого уроженца города Браунау (Braunau). Кроме того, из этого следует, что немцы серьезно относятся к тому, что на казенном языке называется «переработкой прошлого» (Aufarbeitung der Vergangenheit). Достаточно сопоставить, каким образом Япония и Германия обращались со своей историей периода 30-х и 40-х годов прошедшего столетия и как они продолжают это делать сейчас для понимания того, что немцам - после некоторых колебаний, отвода глаз и замалчивания - удалось взглянуть в лицо своему нацистскому прошлому.
Читайте также: Послушные солдаты Гитлера
Речь шла о «гордости по поводу вины»
Теперь никто уже не говорит о «тех темных годах», как было принято называть их еще в 60-е годы. Убийственные цифры и факты выставлены на всеобщее обозрение, они находятся в учебниках истории, и большинство граждан вполне осознают, что немцы в 40-е годы проводили крупнейший в истории расистски мотивированный геноцид. Иногда возникало подозрение, что за этим скрывается в определенной степени вывернутая наизнанку мания величия и избранности, и тогда речь шла о «гордости по поводу вины» (Schuldstolz).
Здесь мы не будем давать этому оценку. Даже в том случае, если немецкий дискурс по поводу прошлого иногда и порождает причудливые ритуальные цветы и новое чувство превосходства, тем не менее нельзя отрицать, что немцы (в течение долгого периода времени и прежде всего - западные немцы) значительно более интенсивно занимались темной частью своего прошлого, чем, вероятно, почти все остальные страны, пытавшиеся разобраться с мрачными страницами своей собственной истории. Немцы взглянули в лицо тому злу, которое оказало определяющее влияние на их прошлое, и продолжают это делать. И это очень хорошо.
Однако, парадокс подобного устойчивого внимания состоит в том, что оно отделило граждан этой республики от их недавнего прошлого – как от хорошего, так и от плохого. Все опросы показывают, насколько поверхностным является знание Тридцатилетней войны, Старого рейха, Пруссии, Австро-Венгрии, Германской империи и Веймарской Республики. Это прошлое находится очень далеко, и, кроме того, оно запечатано и не расшифровано. Это прошлое больше не обращается к нам, и есть достаточно оснований для того, чтобы сказать: эти события исчезли в пучине истории.
Также по теме: Немецкие солдаты знали о холокосте больше, чем говорили
Мелочные ссоры, пустяки
В определенной мере это делает нас оригинальными. Ни один другой народ не имеет столь сжатой временной памяти и не сталкивается с такими трудностями при попытке интегрировать в представлении о самом себе различные периоды своей истории. С учетом глубины национал-социалистического цивилизационного разрыва это можно понять. Но это также является препятствием для осознания многослойности собственной истории. Прежде всего, это не позволяет поставить немецкую историю в европейский контекст - в тот контекст, который создавался в течение десятилетий перед Первой мировой войной и был уже в достаточной мере прочно сплетен.
Хаотичное покушение в Сараево 28 июня 1914 года. Лихорадочные попытки проведения переговоров со стороны дипломатов в строгих костюмах и с моноклями. Молодые солдаты с цветами в петлицах в веселом настроении отправляющиеся на войну… Кажется, что эта война удалена от нас больше, чем на одно столетие. Она исчезла из нашего сознания. На фотографиях запечатлены опереточные сцены – они, скорее, относятся к XVIII веку, чем к XIX-му, не говоря уже о веке XX-м.
В ходе Второй мировой войны речь шла об исторической борьбе между республиканской идеей и двумя крупными идеологиями – национал-социалистической и коммунистической. Среди причин, вызвавших Первую мировую войну, нет ничего достойного упоминания, ничего идеального, ничего важного для будущего. Создается впечатление, что речь шла о мелочных ссорах, о пустяках, с которыми неспособная и утратившая связь со временем дипломатия, судя по всему, уже не могла справиться.
