Сдаться или умереть? Почему Ян Палах сжег себя

Профессор Кирилл Хешль (Cyril Höschl) 45 лет назад, как и Ян Палах, был студентом Карлова университета. «Я тогда учился на Факультете общей медицины. Я был всего на год старше», — говорит сегодня директор психиатрического центра «Прага» и руководитель психиатрической клиники № 3 медицинского факультета Карлова университета.

Aktuálně.cz: Эти слова надо понимать так, что протест Палаха уже в студенческие годы расставил для Вас жизненные приоритеты?

Кирилл Хешль: И хотя старшее и более прагматичное поколение — частично побежденное коммунизмом — поступок Палаха не слишком задел, я знаю, как все это переживали студенты. Для них это был великий поступок. Настолько великий, что о Яне Палахе не забыли и через 20 лет и в начале 1989 года устроили «палахиады» (с 16-го по 22-е января, в «неделю Палаха», в Праге в 1989 году проходили акции протеста, направленные против коммунистического режима — прим. пер.) Таким образом, след Палаха в истории Чехословакии сохранялся и спустя десятилетия. Он ставил перед людьми множество неудобных вопросов: насколько человек должен приспосабливаться к режиму, в котором он живет? Какие ценности стоят того, чтобы за них пожертвовать жизнью? Или нормально сотрудничать со спецслужбами, находить общий язык с врагом и доносить? Из этих двух крайностей после самосожжения Яна Палаха приходилось выбирать целым поколениям.

— Тогда это объясняет и жестокость режима, когда по распоряжению Государственной безопасности ночью на Ольшанском кладбище были выкопаны останки Палаха и сожжены в страшницком крематории?

— Конечно. Режим таким образом все мое поколение убеждал в верности наших о нем представлений. И лишал нас последних иллюзий.

— Из архивных записей следует, что агенты сотрудникам кладбища за их старания на казенные деньги купили две бутылки коньяка.

— И эта деталь, пожалуй, тоже что-то доказывает и подтверждает. Но давайте будем справедливы. В то же время протест Яна Палаха некоторых людей, особенно представителей старшего поколения, возмутил, и стали распространяться слухи, что это был поступок душевнобольного, потому что нормальный человек не совершил бы ничего подобного. Но это было лишь осуждение, которое нельзя сравнивать с клеветой депутата от коммунистической партии Вильяма Новы (Vilém Nový). Он утверждал, что Палах был под влиянием правых и, более того, он должен был гореть каким-то холодным огнем. Это аргументы людей, которые не могли допустить унижения режима. Они были вынуждены для самих себя найти какое-то объяснение.

Те, кто не справился

— Наверное, это звучит не слишком пафосно. Лично Вам поступок Палаха в годы тоталитаризма, а, может быть, и после, прибавлял смелости?

— Утверждать, что его поступок мне в моей жизни помогал в трудные минуты, было бы преувеличением. Но тем не менее его жертва имела огромное общественное значение. Во время похорон Яна Палаха поднялся огромный и небывалый протест людей против оккупации. Собрались десятки тысяч, в том числе все деканы и ректоры ВУЗов... И все невероятным образом переживали смерть Палаха. Что впрочем и сегодня можно заметить по кинохронике и фотографиям того времени. Я бы сравнил это с похоронами Яна Масарика (спецслужбы выкинули его из окна собственной квартиры — прим. ред.). И хотя я очень не люблю приукрашивать, в обоих случаях можно было говорить об исторических моментах.

— А чем Вы можете объяснить этот спонтанный подъем?

— Знаете, я понимаю смерть Палаха как невероятно символическую. Будто он взял на себя грехи оставшихся жить. Будто они своим участием в его похоронах хотели извиниться за то, что у них его силы не было, что они здесь остаются... и что многие из них, возможно, и дальше будут сотрудничать с режимом. Будто у людей была внутренняя потребность извиниться перед ним и показать свою сопричастность даже ценой признания, что у них не хватает смелости и они не могут приносить жертвы. Именно поэтому похороны были столь массовыми. Поэтому был столь сильный эмоциональный заряд, который остается в людях до сих пор.

— Поступок Палаха, видимо, перед многими поставил тяжелый выбор, и многие были не в состоянии морально выстоять?

— Однозначно. Но это был личный опыт каждого. Младшему поколению повезло, что сегодня им не приходится сталкиваться с подобной дилеммой, поэтому им очень легко критиковать падения участников событий 1969 года. Так получается потому, что современная молодежь не попадала в ситуации, когда ей приходилось справляться с такими испытаниями. Сегодня критиковать того, кто был стукачом, кто был с коммунистами и кто продавался и сотрудничал с режимом... это очень легко. Только когда эти критики окажутся в подобном положении и под таким безжалостным давлением, они, может быть, смогут понять, что это не вопрос какого-то теоретического концепта, что мы говорим о ситуациях, в которых немногие могут выстоять.

Патология безрадостного времени

— Вы признанный психиатр. Как поступок Палаха Вы можете оценить с профессиональной точки зрения?

— Уже тогда, сразу после смерти Палаха, свое мнение высказывали известные психиатры. Уже тогда спрашивали специалистов, не было ли это проявление психических отклонений или болезни. С самого начала я был убежден, что хоть Ян Палах и пошел на крайний, необычный для нашей культуры поступок, это было проявление общей растерянности. Просто он решился на жертву, чтобы остальные вышли из летаргии, которая усиливалась среди людей и которая, судя по всему, очень огорчала Яна Палаха. Подобные настроения тогда с ним разделяли очень многие молодые люди. Но он был студентом факультета философии и истории, и оттого он переживал еще сильнее, он гораздо лучше понимал, что на самом деле происходит в обществе, и принимал это близко к сердцу. Он видел оккупацию и все, что последовало за ней, в другом контексте... и к тому же под значительным давлением депрессии и беспомощности, их тогда испытывало большинство студентов.

Но он один решил быстро совсем покончить. То есть это не был результат депрессии или геростратизма (это единственное, что могло бы объяснить такой поступок, однако вне контекста того времени и конкретно января 1969 года). И этот контекст настолько понятен, что в поведении Палаха мы не ищем никакой патологии. А если и говорить о патологии, то о патологии того безрадостного времени, но не Яна Палаха.

— Героический шаг Яна Палаха может оказать влияние на поведение отдельных лиц?

— Понимаю ваш вопрос, но психологическое значение подобных действий на индивидуальном уровне сильно отличается от воздействия на уровне общественном. И хотя есть соблазн все смешать, проблема звучит иначе: поступок Палаха имеет, прежде всего, общественное и историческое значение. Можно говорить об огромном вкладе в психологию и философию истории. Знаете... на индивидуальном уровне гораздо важнее совсем другие моменты: события в семье, пример учителя, смелость или, наоборот, трусость людей из нашего окружения. Но опять же — все очень индивидуально. Для кого-то жертва Иисуса жизненно важна, кого-то она вообще не интересует.

Поколение риска

— Еще один факт мы, возможно, сегодня не осознаем. Яну Палаху был всего 21 год. При всем уважении к нему, он был еще ребенком. Это был экстраординарный призыв ребенка?

— Это правда, но часто бывает, что после подросткового возраста между 17 и 25 годами мир воспринимается острее всего. И у этих молодых людей, с точки зрения неврологии, еще нет развитых подавляющих структур, которые держат наши эмоции в узде... Обратите внимание, что речь идет о возрасте, когда больше всего рискуют во время быстрой езды, при занятиях спортом, вызывающих приток адреналина... рискуют ценой собственной жизни. Риск — неотъемлемая часть этой возрастной категории. Но это нисколько не снижает значение поступка Яна Палаха. Тем не менее тот факт, что кто-то в таком возрасте способен на подобный поступок, с точки зрения психологии развития, понятен.

В то же время нельзя забывать о другом «живом факеле» — 60-летнем поляке Рышарде Сивце (Ryszard Siwiec), отце четырех взрослых детей, который также сжег себя в знак протеста против оккупации Чехословакии. Сивец — совсем другая возрастная категория. И поэтому об этих людях необходимо напоминать, когда мотивы поступка Палаха сводят к его молодости. Это не было необдуманное или опрометчивое решение молодого человека. Жертва Палаха была надличностной, и именно этим она выше всех тех потенциальных и любых других объясняющих факторов. Не исключая душевную болезнь.

— Может быть, это излишний вопрос, но все равно: стоит ли изучать и обсуждать историю Палаха?

— Безусловно. Это удалось сделать режиссеру Агнешке Холланд (Agnieszka Holland). В фильме «Неопалимая купина» (Hořící keř) она подавила драматизм и ужас поступка Палаха и сосредоточилась на той точке зрения, которая нужнее, интереснее и важнее для истории. То есть на том, что происходило вокруг самосожжения 21-летнего студента и что оно спровоцировало в обществе. Агнешка Холланд мастерски показала, что это было испытание, на котором можно показать, как дальше развивались и менялись характеры людей. Это был поступок, который снял с людей маски — каждому вдруг пришлось занять определенную позицию. Одни отождествляют себя с жертвой Палаха, другие его осуждают, третьи, наоборот, заявляют, что он был душевнобольным, и тем самым оправдывают себя в своих же глазах, ведь они же здоровы, а здоровые сотрудничают с режимом. Все это невероятно важные моменты, с которыми Агнешка Холланд смогла работать правильно. В том числе и поэтому «Неопалимая купина» так широко обсуждалась. Режиссер не сделала сенсационной истории о том, что горит человеческое тело. Она проникла в глубину человеческих характеров, для которых поступок Палаха стал вызовом.