Самое опасное препятствие на пути Запада и французов — это вирус коллективной ненависти к себе, зеркальное отражение неприязни со стороны современных тоталитарных систем. Отрывок из книги Александра дель Валля «Западный комплекс: как справиться с чувством вины» (Le complexe occidental — Petit traité de déculpabilisation).
Если продолжающееся уже не первое десятилетие самобичевание европейцев в результате насаждения ненависти к себе является причиной нынешней европейской депрессии, то расширение самоуважения и повторное утверждение собственной правоты могут стать ключом к выздоровлению. Это моральное и психологическое исцеление Запада, Европы и Франции не будет опираться на ненависть к группам козлов отпущения, на которых, как считают многие, лежит ответственность за сегодняшний упадок. Нет, к угнетенным людям нужно подходить, вооружившись «микстурой от вины» и позитивной терапией «любви к себе».
Восстановление национального самосознания, гордости за свою родину и любви к ней вовсе не подразумевает перекладывание ответственности на кого-то другого: нет, речь здесь идет об осознании ответственности наших политических элит. Их нужно привлечь на гражданский суд. Их бессилие, информационная демагогия, готовность подчиниться интересам коммунитаристских групп и тиранических лобби, безответственный отказ от политики интеграции и ассимиляции, неприкрытое презрение к массам коренного населения и насмешки на его страхами и чаяниями, неэффективное руководство в угоду близорукому стремлению победить на выборах, из-за которого социальные государства оказались по уши в долгах, — все это больше не может продолжаться.
Опыт интеграции «новых фрацузов»
Сейчас, перед лицом опасности исчезновения социальных связей, которое в будущем обрекает Францию и старые европейские нации на подспудные гражданские войны и уже порождает беспорядки в некоторых городских районах, нам нужно перезапустить интеграционный механизм и возродить у людей желание жить вместе. Как? Привив им любовь к родине?
Ваш покорный слуга — потомок сицилийцев и испанцев, которые в свое время эмигрировали из Туниса и Алжира. Поэтому я прекрасно помню слова родителей, которые говорили и необходимости стать частью общества, любить Францию, показать ей свою благодарность и уважать ее флаг, даже если она иногда обходится с нами весьма сурово. Многие другие «иностранные французы» (армяне, андалузцы, евреи, португальцы, сицилийцы и испанцы) говорили мне, что мы можем сохранить часть нашего изначального самосознания, если полностью уважаем и принимаем самосознание нашей новой страны. Нас спросят: какое у вас есть право требовать от члена сообщества сохранить одни характерные черты своего самосознания и отказаться от других. Для многих старых армян, сициалийцев, испанцев, евреев в и прочих людей, которые испытывали к Франции безусловную любовь, ответ был совершенно очевидным, а вопрос — бессмысленным: нужно сохранить все, что совместимо с новой страной, и отказаться от всего, что ей противоречит. Многие из этих «новых французов» нередко приезжали с практически пустыми руками, но они все равно любили Францию даже тогда, когда та нередко обращалась с ними весьма несправедливо.
Стоит напомнить, что в 1895 году в городе Эг-Морт на юге Франции итальянцы стали жертвами страшнейших погромов, о которых, кстати, писал историк Пьер Милза (Pierre Milza). Никто тогда не говорил о расизме и не пытался проводить обобщения, потому что итальянцы прекрасно влились во французское общество и самосознание. Кроме того, они неизменно отказывались признавать себя «жертвами» и отвечали с юмором на насмешки и прозвища. Они не считали для себя унизительным, что их отцы долгое время работали строителями, каменщиками, сантехниками и фермерами, то есть занимали нелюбимые французами профессии. Они никогда не требовали себе льгот и привилегий и не пытались говорить о том, что Франция им что-то должна, потому что они «строили» ее или сражались за нее. Потому что в битве под Монте-Кассино в войсках «Свободной Франции» были не только стрелки из Сенегала и Магриба, но и потомки итальянцев, испанцев и харки, память которых никто сейчас и не думает почитать в отличие от многих других. Не стоит забывать, что в рядах «Сопротивления» сражалось множество армян, мигрировавших из Польши евреев, испанцев и прочих «новых французов».
Да, во Франции в прошлом оставили тяжелый след направленные против выходцев из Магриба погромы, которые стали результатом так и не затянувшихся ран войны в Алжире. Тем не менее, это никак не объясняет и не оправдывает ненависть многих современных «новых французов» к их новой родине. Ведь если преследования и ксенофобия должны были бы «по всей логике» оправдать и породить ответную реакцию, почему же тогда евреи, которых одно время во Франции угнетали сильнее чем кого бы то ни было (патрули даже выдавали их немцам), никогда не кричали о ненависти к французскому флагу даже при Виши с его гонениями и депортациями? Почему не стали ненавидеть Францию пролетарии из Алжира, которые приехали с пустыми руками и были вынуждены начинать заново строить жизнь в весьма враждебных условиях?
Тут нельзя не вспомнить о харки, которые стали самым позорным пятном во французской истории после депортации евреев и отказа принять алжирских французов. Эти арабы из Алжира выбрали Францию, служили ей и сражались за нее, но затем большая часть из них погибла от рук их же соотечественников, когда режим генерала Де Голля цинично бросил их и безоружными отдал преисполненным жажды мщения противникам. Выживших, тех, кому удалось в последний момент сесть на корабль и добраться до Франции, долгое время клеймили «колониалистами» и «чужаками». Затем их даже заселили в ужасные лагеря, о которых у нас почти не говорят в отличие от «жертвенных» пригородов. Как бы то ни было, эти люди не пытались никому мстить.
Они не плевали на флаг, за который сражались их отцы, пусть даже «родина-мать» нередко платила им черной неблагодарностью. «Главное — не то, что родина может сделать для тебя, а то, что ты можешь сделать для родины», — они неизменно придерживались этой знаменитой фразы Кеннеди, которая многое говорит о куда большей склонности американцев любить родину. Без этого ни одно общество не может жить в гармонии и обеспечить интеграцию новоприбывших. Вообще, память этих французов, которые завоевали гражданство пролитой кровью, у нас, наконец, почтили только после ухода Николя Саркози в 2012 году благодаря усилиям министра и дочери харки Жаннетт Бургаб (Jeannette Bougrab). При этом в свое время о помощи харки даже не подумала ни одна благонамеренная правозащитная ассоциация, для которых они созвучны с «колониализмом» и абсолютным злом любви к национальному государству.
Сейчас во многих головах засела мысль о том, что мы не можем потребовать от сыновей мигрантов из неевропейских мусульманских стран интегрироваться в общество подобно предыдущим поколениям иммигрантов, потому что они якобы очень сильно от них отличаются и имеют право на это «отличие». Тем не менее «ассимилирующий патриотизм» способен переступить через такие препятствия как цвет кожи или религия и в состоянии обеспечить интеграцию любых новоприбывших. Происхождения или некие цивилизационные отличия на самом деле имеют значение лишь для тех, кто в них заинтересован, то есть для «антирасистов» прочих коммунитаристов, которые буквально одержимы вопросами расы и религии и видят в конфессиональных и этнических различиях средства раздела нации. Нельзя не отметить, что в прошлом мусульмане и чернокожие африканцы прекрасно смогли достичь интеграции и даже ассимиляции в обществе. Достаточно лишь вспомнить знаменитого бегуна Алена Мимуна, который был алжирским харки.
Несмотря на враждебность, нищету, насмешки и отсутствие помощи «антирасистских» ассоциаций (вообще, они зачастую только подливают масла в огонь и систематически бичуют «коренных» французов и европейцев) интеграция шла естественным путем даже при отсутствии социальной помощи. Причиной тому был «ассимилирующий патриотизм». Любовь французов всех цветов кожи и всех вероисповеданий к национальному флагу, настоящий патриотизм политической, религиозной и профсоюзной элиты (она играла роль пастырей и распространяла сильные ценности) — все это позволило естественным образом сформировать миллионы новых французов.
Можно лишь поразиться уровню французского языка евреев из Туниса, Алжира и Марокко, чьи предки говорили только по-арабски и нередко вообще были неграмотными. Интеграция во Франции стала для них тем легче, что они рассматривали ее как уникальную возможность перестать быть низшим меньшинством, которым веками представляли их дискриминационные законы в мусульманских странах. Их патриотизм опирался на добровольное стремление стать частью освободительной державы. Они любили Францию и ее культуру, хотя сами никогда не жили в метрополии, а в их венах не было ни капли французской крови.
В ту эпоху Франция гордилась собой, что позволяло ей вбирать в себя или по крайней мере передавать свою культуру и ценности даже тем, кто некогда сражался против нее. Отсюда и привязанность к французскому языку и культуре среди главных деятелей независимости Алжира, которые сражались с французским колониализмом в силу вполне понятного стремления к освобождению. Они уважали культуру и самосознание колонизатора больше, чем некоторые из их внуков, которые сегодня живут во Франции, но позволяют манипулировать собой антирасистским и исламистским группам. Мне вспоминается беседа с бывшим премьер-министром Алжира Сидом Ахмедом Гозали, который подчеркнул, что его поколение борцов за независимость от Франции было в некотором роде более «французским» и «светским», чем многие родившиеся во Франции потомки алжирцев. Впечатляющий урок истории: сегодня Франция передает свой язык, ценности и любовь к культуре родившимся в стране детям хуже, чем раньше это было за пределами ее территории.
Александр дель Валль (Alexandre del Valle), признанный геополитолог, преподаватель международный отношений в Университете Метца и бывший сотрудник газеты France Soir.
