Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Макс Вебер и Первая мировая война: суть разума

© CC0 / Public DomainНемецкий ученый Макс Вебер
Немецкий ученый Макс Вебер
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
В понедельник немецкому ученому Максу Веберу исполнилось бы 150 лет. Первая мировая война сформировала его понимание политики. Вебер никогда не мог идти на компромиссы. Он был ученым с политическим складом ума. То, что он не нашел в этом направлении широкого отклика, является трагической частью немецкой истории XX века.

В понедельник немецкому ученому Максу Веберу (Max Weber) исполнилось бы 150 лет. Первая мировая война сформировала его понимание политики. Однако оно не нашло широкого отклика.

Не успела начаться Первая мировая война, как немецкий рейх перешел в оборону, особенно на поле пропаганды. Преступления в Бельгии загнали немецкое военное руководство в угол, выход из которого оно так и не нашло. Военная пропаганда британцев изображала немцев варварами и гуннами. Немецкие профессоры чувствовали себя вынужденными провозгласить в качестве причины войны защиту немецкой «культуры» от «цивилизации» Англии.

Одним из тех, чью подпись не нашли под петицией к «миру культуры» от сентября 1914 года и последовавшим «заявлением преподавателей Германского рейха», был Макс Вебер.

Профессор на пенсии, известный автор работ по социологии хранил молчание. При этом лейтенант запаса, который решил пойти на фронт, был крайне расстроен тем, что в его возрасте (21 апреля ему исполнилось 50 лет) не берут на фронт, а вместо этого отправляют работать в госпиталь.

Вебер относился к войне двойственно. С одной стороны, он молчал, в то время как другие профессора много говорили на тему войны. Но с другой стороны, он высказывался как патриот, называя войну «великой и чудесной». Вебер находился в патовой ситуации. Он, исследователь западной рациональности, который выступал за свободу оценки как предпосылки научной работы, мог рассматривать собственную систему ценностей только как решение воли в смысле «политеизма ценностей». Для него политическая позиция состояла в самой высокой, неоспоримой ценности нации. Вебер был, без сомнения, не только патриотом, но и националистом.

Но сегодня это представляет собой, скорее, второстепенный исторический интерес. Гейдельбергский ученый, который преклоняется перед немецкой нацией и одобряет войну, был не более чем типичным для того времени явлением. Но Вебер не был типичным профессором вильгельмской эпохи. Он провел революцию в науке. Он, как никто другой, описал развитие «западной рациональности». Он назвал условия, при которых современный капитализм мог бы раскрыться в своей наивысшей фазе. Он связал «дух капитализма» с «протестантской этикой», за счет чего приобрел широкую известность.

Капитализм был в его понимании также «прочным, как сталь, каркасом покорности», который предвещал темное будущее. «Никто еще не знает, кто в будущем будет жить в этом каркасе», – писал Вебер в 1904 году в конце своего сочинения о «Протестантской этике». Появятся в конце этого развития совсем другие пророки или произойдет возрождение старых мыслей и идеалов, или же наступит механическое затвердевание. Но потом для «последних людей» развития культуры, возможно, истиной станут слова: «Профессионалы без души, гедонисты без сердца — и эти ничтожества возомнили, что они достигли ранее никому не доступного уровня развития человечества».

Война проверила исторические размышления. Осенью 1914 года Вебер критикует «возмутительную неспособность нашей дипломатии». Но все же он верит в нее и не осознает, что именно из-за тайной дипломатии началась война. В 1915 году Вебер становится политическим публицистом, он пишет письма, тексты меморандумов. В 1918 году он был экспертом германской делегации в Версале.

В 1895 году в своей работе «Национальное государство и экономическая политика» во Фрайбурге Вебер сказал слова, которые насторожили вильгельмский Рейх. «Мы должны осознать, что единство Германии было мальчишеством, на которое пошла нация и которое из-за свое высокой цены ей лучше было бы оставить», – отмечает 31-летний профессор экономики. В 1985 году Вебер думал о колониальной политике, а не о европейской войне. Он выступал в дарвинистской манере за борьбу за существование, борьбу человека с человеком, о чем он говорил на Евангелическо-социальном конгрессе в 1897 году.

Во время войны Вебер видел основную угрозу в лице царской России. Карт-бланш, который немецкое правительство дало дружественной Австро-Венгрии для принятия мер против Сербии, долгое время неверно рассматривался как исходный пункт Мировой войны, он оправдывает в 1916 году словами: «У нас был только один выбор – в последний момент перед разрушением Австрии попытаться остановить колесо или смотреть, как оно прокатится и по нам через несколько лет. Если не удастся отвести в другое русло экспансионистский порыв России, то это и в будущем продолжится». Тем временем его младший брат Карл погиб на Восточном фронте.

В этом духе уже высказывались Маркс и Энгельс, и Вебер определял позиции немецкой социальной демократии. Царский режим, по словам председателя СДПГ Августа Бебеля, враг всей культуры и всех подавленных. Вебер обладал более точными знаниями. Он изучал русский язык, чтобы проследить за событиями неудавшейся революции 1905 года и написал об этом в книге под названием «Переход России к мнимому конституционализму». Под мнимым конституционализмом он понимал робкие реформы, так же как потом говорил о мнимой парламентаризации Германии.

Работы Вебера появлялись только в профессиональных изданиях, а там, где предполагалась более обширная аудитория, появлялась военная цензура. Так произошло с сочинением «К вопросу о заключении мира» 1916 года, который был опубликован лишь посмертно. В нем в Вебер говорит о дилеммах немецкой политики. «Мировой политикой мы не занимаемся», – говорит Вебер. В результате аннексии Эльзаса и Лотарингии в 1870/71 годах Германия с точки зрения мировой политики была абсолютно парализована и обездвижена по отношению к России и Англии. И снова Россия описывается как необратимая угроза. «Англия может перекрыть нашу торговлю, Франция может в случае победы отнять у нас земли. Но ни одна из этих держав, ни обе они вместе взятые, не смогут уничтожить нашу нацию как державу. Единственная держава, со стороны которой нам может грозить что-то подобное, это по географическим и национально-политическим причинам – Россия».

Не только западные страны и Россия были по причине неудачной конструкции рейха Бисмарка постоянными противниками. К ним относились и США, которых немецкое военное руководство отправило во вражеский лагерь еще до того, как посредством объявления войны подводных лодок спровоцировало вступление в войну США. «Невероятен оптимизм военных и политиков по поводу войны с Америкой», – писал он в 1916 году своей жене. Оба были знакомы с США по своей поездке в 1904 году и с удивлением смотрели на неограниченный экономический потенциал страны. В своей работе начала 1916 года, которая дошла и до рейхсканцлера Бетмана Хольвега, Вебер описал мрачную картину вступления в войну США. Кроме возможного поражения в войне он писал и о грозящей тяжелой экономической депрессии и социальных проблемах. Разжигание воны подводных лодок было «авантюристической политикой». Вебер постоянно упоминал термины «разум», «трезвый расчет», будто бы исход войны зависел от того, будет ли учтен каждый расчетный фактор.

Статьи Вебера об актуальных вопросах политики стали появляться все чаще. Когда в 1917 году в Германии проходили дискуссии о парламентском контроле внешней политики, которая определялась сейчас военными, Вебер собрал в одной брошюре «Парламент и правительство в преобразованной Германии» свои газетные статьи. Брошюра была освобождена от цензуры только весной 1918 года. Ее подзаголовок – «О политической критике чиновников и партий» - говорил о том, что Вебер был нацелен на парламент, в котором не доминировали чиновники, а который, с одной стороны, приводил к выбору политических лидеров, и, с другой стороны, контролировал бы правительство. Вместе с тем Вебер не отрицал форму монархии.

В число избранных попадал только тот, кто обладал харизмой – это самая ослепительная категория в социологии господства Вебера. Харизма как способность разорвать закостенелые структуры и создать противоположную бюрократии форму легитимного господства. Это, с точки зрения Вебера, было выходом в вопросе современного государства, поскольку любое господство выражается и функционирует в форме управления, написал он в своей работе «Экономика и общество».

Категория харизматичного лидера часто рассматривается в качестве теоретического оправдания Гитлера. Но для Вебера «харизматичное господство» означает «шанс» вырваться из «каркаса покорности». Им двигал вопрос о том, как человеческое существование в «экономической борьбе за бытие» может быть возможно в будущем.

После окончания войны Вебер имел лишь косвенное отношение к политике. Он слишком рано умер – 14 июня 1920 года в возрасте 56 лет.

Когда Вебер провалился при выдвижении кандидатов в рейхстаг, он снова покинул партию, в которую вступил в 1919 году, а вместе с тем и всю политику. «Политики должны находить компромиссы. Но я по профессии ученый». Вебер никогда не мог идти на компромиссы. Он был насквозь ученым, но с политическим складом ума. То, что он не нашел в этом направлении широкого отклика, является трагической частью немецкой истории XX века.