Истории Олеся Бузины: Пока другие воюют

От нас всегда скрывали, что самая великая империя прошлого была создана не мечом, а тем предметом, которым делают детей — в брачной постели, а не на полях сражений.

Эту историческую фразу заставили меня вспомнить последние трагические события на Украине — все то кровавое безобразие, которое пытаются прикрыть малопонятной вывеской «антитеррористическая операция». На Западе фраза не менее известна, чем такие выражения, как: «Париж стоит обедни» или «Не гоже лилиям прясть». Но у нас ее, как водится, не популяризировали, стремясь навязать обществу подростковую политическую культуру палки и «коктейля Молотова». Что получилось в результате, видите сами.

Полностью крылатое выражение звучит так: «Пока другие воюют, Австрия женится». Есть и другой его вариант: «Пока Европа воюет, Австрия женится». Никто не знает, кто сказал его первым. Но где-то с XVI столетия пять чеканных слов, утверждающих, что в политике лучше жениться, чем воевать, прочно вошли в оборот и стали, не побоюсь утверждать, фундаментом одной из самых могущественных и блистательных империй прошлого — Австрийской. Собственно, и в мир иной эта империя ушла только, когда нарушила собой же придуманную формулу счастья.

Для тогдашнего времени открытие австрийских политических умов было поистине революционным. И Средневековье, и так называемое Новое время – эпохи мальчишеские, кулачные, а, попросту говоря, бандитские. В основании любого аристократического рода непременно обнаруживается какой-нибудь отморозок, вроде франкского Хлодвига, разрубившего голову своему же воину, дабы отучить его выражать недовольство тем, как король делит трофеи.

Британские Йорки и Ланкастеры (как-нибудь мы к ним вернемся), французские Валуа, наши Рюриковичи и Гедиминовичи — по большей части, просто пышно разодетые разбойники. Им устроить Варфоломеевскую ночь или родственника утопить в бочке с вином — что нам курицу зарезать. И вдруг на этом фоне вынырнула династия, решившая округлять владения не так силой оружия, как удачными браками — Габсбурги.

Ужас… Скандал… Как так можно! Вокруг все приличные люди принципиально крушат друг другу черепа мечами и топорами, а эти — женятся. Цинично. По расчету. Дабы сохранить свою августейшую жизнь и не слишком беспокоить большой политикой подданных. А заодно и увеличить их количество. Ведь подданные — это налогоплательщики. Чем больше налогоплательщиков, чем довольнее они, тем казне больше прибыли. Значит можно строить дворцы, заводить лучшую в мире оперу (а для народа венскую оперетту — в переводе «маленькую оперу» и тоже, кстати, лучшую!), строить дороги и гимназии, придумывать венские булочки и кофе по-венски — в общем, вводить просвещение всеми возможными способами.

Прогрессивное открытие Габсбургов тогдашняя блистательная (то есть, любящая внешние эффекты в ущерб неброской эффективности) рыцарская Европа не оценила. Вплоть до начала XX века правящий класс ее упорно играет с огнем, ставя на кон самую драгоценную ставку — жизнь. Гибнут на поле брани знаменитые английские короли Ричард Львиное Сердце, прославленный Вальтер Скоттом, и Ричард III Горбун, разрекламированный великим очернителем Шекспиром. Расстаются с жизнью «на полях Марсовых» двадцатилетний венгерский Лайош II (утонул в болоте в битве с турками под Мохачем в 1526 году), а еще раньше в 1444-м — такой же двадцатилетний польский король Владислав III Варненчик. Этот последний потерял голову в прямом смысле — ее, неразумную, потом долго держал в сосуде с медом турецкий султан Мурад II, любуясь во время припадков депрессии на свой трофей. Несутся к бесполезной славе британские аристократы в кавалерийской атаке через Долину Смерти под Балаклавой в 1854 году.

Бегает по африканским камышам в Судане молодой лейтенант Черчилль, стремясь обогнать своего знаменитого предка герцога Джона Мальборо — победителя при Мальплаке в 1709 году, про которого побежденный им французский маршал Виллар написал Людовику XIV: «Сир, не отчаивайтесь, еще одна такая «победа», и у противника просто не останется войск»… Европа воюет. Европа все время придумывает какую-нибудь вредную забаву, пока не доизобретается до Мировой войны и одновременно с ней — до «русской рулетки». И только Австрия женится. Только Австрия кружится в венском вальсе. Воистину счастливая страна, знающая толк в радостях жизни.

Гора чужих трупов

В основе ее могущества — гора не своих, а чужих трупов — так называемое Бургундское наследство. Жил на исходе XV столетия в Бургундии герцог — знаменитый на весь европейский континент Карл Смелый. Уже по самому прозвищу можете судить, что это был за человек. Но как всякий истинно смелый человек прожил Карл недолго — всего на сорок четвертом годку в полном расцвете сил его укокошили швейцарцы в битве при Нанси — в невероятно холодном январе 1477-го лета Господнего. Швейцарцы даже плохо понимали, какого знаменитого воина они убили — сразу же раздели догола и выбросили в реку. То ли волки, то ли крысы выели ему лицо. Карла Смелого опознал впоследствии только личный врач — по многочисленным рубцам от старых ран, которых на его теле было не меньше, чем у боевого пса. Так что не очень доверяйте изображению последнего правителя Бургундии кисти нидерландского мастера Рогира Ван дер Вейдена, где он изображен с орденом Золотого Руна на шее — в свой смертный час герцог выглядел куда менее презентабельно.

Но у герцога-забияки осталась прелестная двадцатилетняя дочка — Мария Бургундская, самая богатая наследница континента. Руки ее сразу же стали домогаться два претендента — австрийский эрцгерцог Максимилиан Габсбург и дофин — то есть, наследственный французский принц Карл из династии Валуа, только недавно выбравшейся из Столетней войны с англичанами.

Но так как дофин Карл был мал (ему только что исполнилось семь, и он больше интересовался игрой в мяч, чем женщинами), то за него Марию домогался в основном его папаша — король Людовик XI, оравший на всю Европу, что лучшего суженого, чем его мальчуган, осиротевшей Марии не найти. Мол, все остальные принцы ему и в подметки не годятся! Разница в возрасте в целых четырнадцать лет и то, что у «жениха» женилка еще явно не выросла, вредного старика Людовика не смущали — как видите, нравы в Европе повреждались уже в те стародавние времена.

Однако Максимилиан Габсбург тоже не дремал, хоть и не лез напролом. Восемнадцатилетний молодчага богатырской наружности (впоследствии именно его именем нарекут так называемые «максимилиановские доспехи» — прочнейший «бронежилет» для тогдашних войн) пустил в ход не только молодость и здоровье, но и дипломатию. Красавец Макс предложил Марии столь выгодные условия брачного контракта, что она просто не смогла отказаться — после свадьбы Бургундия все равно оставалась ее имуществом, переходя в род Габсбургов только, если она рождала сына.

Какая была страна! А нет ее!

Напомню, что тогдашняя Бургундия совсем не равнялась нынешней куцей обрезанной Бургундии, спрятавшейся где-то на окраине Франции. Это было большое независимое государство. В его состав входили несколько вассальных герцогств — Брабант, Люксембург, Лимбург, Гелдерн, а также графства Фландрия, Голландия, Зеландия, Фрисландия и многие другие земли и землицы, расползшиеся ныне по разным европейским карманам. За все это бургундское наследство стоило побороться. И эрцгерцог Максимилиан боролся. Против самого великого мастера политических интриг той эпохи — сквалыги из сквалыг, жадины из жадин — пресловутого Людовика XI c его семилетним наследником в виде главного козыря.

Этот козырь был бит Максимилианом на весьма приличной дистанции, недостижимой для тогдашней артиллерии, делавшей только первые шаги и еще даже не имевшей колесных лафетов — брак с дочерью покойного Карла Смелого заключили заочно «по доверенности» (так тогда тоже делалось!) уже в апреле того же 1477 года — всего через три месяца после смерти ее папы в бою. Церемония состоялась в городе Брюгге — это в нынешней бельгийской провинции Западная Фландрия, а тогда тоже во владениях герцогов Бургундских. От Максимилиана подпись под контрактом поставило доверенное лицо. От Марии — сама Мария.

Потом свадьбу повторили еще один раз в Генте — теперь это Восточная Фландрия в той же Бельгии, которую придумают только через четыреста с лишним (вдумайтесь!) лет — в 1790 году под названием «Бельгийские Соединенные Штаты». Вряд ли, вы даже слышали когда-нибудь о таком государстве, но в свое время и о его мучительном рождении я вам, надеюсь, расскажу.

Впрочем, в 1477 году до всех этих революционно-национальных преобразований было еще очень далеко. Феодальное право пребывало в своей полной силе. Максимилиан Габсбург лично прибыл в Гент и вошел в церковь в доспехах, покрытых насечкой из серебра. Мария была в платье из золотой парчи. Воистину такой свадьбы еще никогда не было. Кроме весьма спорного наследства (Людовик XI как сюзерен герцогов Бургундских согласия на него так и не дал), юного Максимилиана Габсбурга восхитила еще и внешность супруги.

В письме к другу юности он во всех красках изобразил захваченный, благодаря своей сговорчивости, трофей: «Это дама красивая, благочестивая, добродетельная, которой я, благодарение Богу, более чем доволен. Сложения хрупкого, с белоснежной кожей; волосы каштановые, маленький нос, небольшая головка, некрупные черты лица; глаза карие и серые одновременно, ясные и красивые. Нижние веки чуть припухшие, как будто она только что ото сна, но это едва заметно. Губы чуть полноваты, но свежи и алы. Это самая красивая женщина, какую я когда-либо видел».

Разноглазая красавица

Как понимать «глаза карие и серые одновременно», лично я не знаю. Но Габсбургу было виднее. О накале его страсти говорит то, что с женой он не расставался и даже спал с ней в одной большой кровати, а не просто приходил исполнять «супружеский долг«, как это уже тогда называлось в Европе. Общему согласию способствовали еще и добродушие и покладистость Максимилиана — вместо того, чтобы навязывать новым подданным в Бургундии государственный германский язык, новый правитель тут же выучился сносно болтать на местных наречиях — фламандском и одном из диалектов французского, в очередной раз проявив недюжинный такт ради своих интересов, которые он не отделял от государственных.

Европа воевала. Габсбурги размножались. Рьяное исполнение эрцгерцогом семейных обязанностей уже в следующем году привело к рождению наследника — Филиппа Австрийского, имевшего, кроме основного прозвища еще одно — Красивый (не путать с французским королем XIV века — тоже Филиппом и тоже Красивым). Вскоре дочь Карла Смелого была оплодотворена во второй раз. К сожалению, горячая папинькина кровь сыграла с ней злую шутку. Несмотря на беременность, Мария Бургундская отправилась на верховую прогулку и так неудачно свалилась с лошади, стукнувшись хребтом о бревно, что спустя несколько дней скоропостижно скончалась. Как говорится, лучше бы дома сидела.

Погоревав не только для виду (жену расчетливый Максимилиан искренне любил), австрийский эрцгерцог, унаследовавший вскоре от отца корону Священной Римской империи германской нации, весьма недурственно распорядился маленьким Филиппом. Пригожий принц с наследством в виде большей половины Бургундии (кое-что пришлось все-таки отдать неугомонным французам, чтобы они отцепились) имел неплохие шансы сделать удачную партию. И не обманул надежд подданных.

Сумасшедшая с Америкой в нагрузку

В жены внуку Карла Смелого в 1496 г. мигом подыскали Хуану Безумную — принцессу с несколько отпугивающей кличкой, зато с невероятным по размерам приданым. Безумная Хуана являлась единственной наследницей только недавно созданного, благодаря слиянию Арагона и Кастилии, Испанского королевства. Ее мама и папа — Изабелла Кастильская и Фердинанд Арагонский были первой супружеской парой, правившей этой новой страной. Свое общее королевство они слепили из двух, унаследованных в свою очередь от родителей. Каждый, так сказать, внес свою долю в общий семейный проект. Вместе с Испанией за Хуаной шла в довеске еще и вся Америка, случайно открытая Колумбом, который всего лишь плыл в Индию.

Так что, безумна Хуана или нет, и насколько безумна, можно было долго дискутировать. Никого в Европе ее диагноз не интересовал. Дураков и сумасшедших, а также бесноватых и ведьм там всегда хватало — недаром такие общественные институты, как Святейшая Инквизиция, а также первые психиатрические школы, породившие впоследствии, по выражению Владимира Набокова, «венского шамана» Фрейда, получили развитие именно на европейском континенте.

Впрочем, сумасшествие Хуаны выражалось в основном в том, что она до безумия любила своего мужа Филиппа Красивого и за десять лет брака умудрилась родить ему шесть (!) детей — как мальчиков, так и девочек. Страсть к мужу у Хуаны была так велика, что когда он умер всего лишь в 28 лет, подцепив горячку от глотка ледяной воды, выпитой после игры в мяч (вот что бывает иногда с «золотой молодежью»!), бедная королева Испании долго отказывалась его хоронить. Гроб с телом мужа Хуана таскала по всему Пиренейскому полуострову, время от времени вскрывая его, чтобы снова посмотреть на утраченного красавца.

Самым знаменитым плодом от этого брака был Карл V Габсбург, унаследовавший по маминой линии всю Испанию с Америкой, а по папиной — ту самую Священную Римскую империю германской нации, в которую на правах герцогства входила и Австрия.

Это над его империей никогда не заходило солнце, так она включала в себя всю Европу и Америку, если не считать Англии, Франции, Польши да кое-каких мелких государств на территории современной Италии. В Испании Карл Габсбург правил под номером первым, в Империи — под пятым, с каким и вошел в мировую историю.

Вот такая махина неожиданно выросла всего за три поколения из маленькой Австрии, правители которой предпочитали удачно жениться, а не воевать. «Пока Европа воюет, Австрия женится», — стали говорить в мире. Сам же Карл V любил повторять, что предпочитает разговаривать с Богом по латыни, с красивыми женщинами — по-итальянски, шутить — по-французски, а отдавать команды солдатам — по-немецки. То есть, на языках своих многочисленных подданных.

Урок Австрии доказывает: чтобы править большой страной, нужно изрядное жизнелюбие и такт. Как языковой, так и религиозный. Иначе страна может получиться чрезвычайно национальной, но невероятно маленькой — едва различимой на карте. Плохой наследник прогуляет любое наследство.

(Продолжение следует).