Сейчас это БРИКС, а раньше были Новые промышленные страны

Подобно моде, аббревиатуры имеют тенденцию менять свою форму, способы применения и даже смысловое содержание. Например, некоторое время назад говорили о Новых промышленных странах (НПС), но затем эта аббревиатура перестала использоваться. Промышленно развитые страны вошли в этап ускоренной деиндустриализации, и в экономике на первый план вышла сфера услуг - как на Западе, так и в «новых промышленных странах». НПС перестали быть новыми и попали в недлинный список промышленно развитых стран.

В 70-80-е годы наиболее динамично развивающимися НПС были Южная Корея, Тайвань, Гонконг и Сингапур. Их экономический рост был впечатляющим. Они стали странами-экспортерами, уровень жизни там стал постепенно расти. Все это сказалось в том числе и на научно-образовательной сфере. Успех этих стран основывался не столько на невысокой начальной ставке заработной платы, сколько на правильном использовании технических достижений и государственной политике, стратегически сориентированной на развитие ключевых отраслей экономики. Относительно последнего аспекта (роль государственного сектора в индустриализации, включая азиатские НПС) имеется очень много наглядных свидетельств, которые редко упоминаются ортодоксальными экономистами. В любом случае очевидно, что НПС выросли из крепких государств на основе законодательного регулирования. Не отказываясь от принципа свободной торговли, они создали производственные системы, все в большей степени основывавшиеся на использовании технических достижений и все в меньшей степени зависевшие от низкого уровня заработной платы. В отличие от того, что заявляют в настоящее время правительства периферийных стран Европы, они доказали, что прибыль не может зависеть исключительно от снижения затрат на оплату труда, в том числе и потому, что обязательно найдутся страны с более низкими ставками заработной платы.

Четыре азиатских тигра в настоящее время представляют собой страны с высоким уровнем развития. Вслед за ними стали возникать и другие промышленно развитые страны, которые иногда называют странами с динамично развивающейся экономикой (или группой БРИКС). И это при том, что совершить рывок от страны слаборазвитой к развитой крайне непросто. Иногда на подобные рывки требуются десятилетия, как в случае Испании и Португалии. В других случаях процессы развития идут неравномерно, причем никто точно не знает, когда наступит спад или подъем (достаточно привести в качестве примеров Мексику, Бразилию, Аргентину и другие латиноамериканские государства, особенно, если проанализировать не только макроэкономические, но и социальные показатели). Более того, некоторые страны могут даже двигаться назад. Именно такой вывод напрашивается, когда, помимо классических параметров ВВП мы принимаем во внимание распределение доходов, уровень бедности, благосостояния, устойчивость развития, прочность государственных учреждений.

Подобные измерения не просто сделать, и им не всегда можно доверять. Даже еще несколько десятилетий тому назад связь между развитием и индустриализацией казалась очевидной. А сейчас есть страны, в которых официальный уровень развития - весьма высокий (в частности, некоторые арабские страны или страны налогового рая), хотя они и не прошли классического пути индустриализации и даже имеют очень низкие показатели человеческого развития. И наоборот: можно наблюдать множество территорий, которые раньше были промышленно развитыми, а теперь обеднели. Все это составляет «загадки и противоречия» официальной статистики, которые можно объяснить недостаточным знанием и неглубокой оценкой явлений, которые пытаются измерить (или оценить, поскольку не все поддается количественному измерению или сравнение в соответствии с общепринятыми канонами).

В любом случае, большинство жителей Земли сталкиваются с огромными трудностями, чтобы выжить. И число тех, кто живет в условиях крайней бедности, продолжает расти, а небольшая прослойка людей, которые становятся все богаче, уменьшается (она, по всей видимости, составляет менее 1% мирового населения). Неравенство постоянно увеличивается в планетарных масштабах, причем в большинстве стран. Но что же тогда происходит в странах, стремящихся выйти на более высокий уровень развития? Как выглядят таких случаях богатство и распределение доходов в кратко- и долгосрочной перспективе? Ускоренный экономический рост сокращает абсолютную бедность или увеличивает относительное неравенство (вполне логичный вывод, исходя из логики неравномерного развития капитализма)?

Хотя стран, которым удается выйти на путь динамичного развития, по-прежнему немного, придерживаются ли они правил поведения, отличающихся от тех, что действовали до настоящего времени? Если обратить свой взор на 2014 год, то можно назвать Бразилию, Россию, Индию, Китай и Южно-Африканскую Республику (то есть, БРИКС) в качестве новой группы государств, идущих по пути динамичного развития, хотя, конечно же, в иных условиях. В свете вышесказанного, можем ли мы обобщать, когда говорим об этих странах, на долю которых приходится 40% населения планеты и 25% мирового ВВП? Разумеется, у них есть общие черты, в частности, ускоренный рост и ярко выраженное социальное неравенство. Но различия между ними очевидны.

И, наконец, в области внешних связей страны БРИКС имеют одну общую черту: кажется, что они бросают вызов существующему мировому порядку не только потому, что намерены играть более активную роль в мировых делах: они решили создать новые многосторонние органы, которые частично могут заменить уже существующие под эгидой ООН. Хотя скорее создается впечатление, что этот вызов скорее направлен на то, чтобы изменить некоторые стороны мирового порядка, не затрагивая при этом его устоев, которые в военном, политическом, валютном, торговом, культурном и информационном измерениях продолжают удерживать на вершине системы международных отношений Соединенные Штаты Америки.

Таким образом, дискуссия (скорее медийная, чем реальная) относительно роли БРИКС как будто бы исходит из двух диаметрально противоположных реальностей. С одной стороны, на тот факт, что страны БРИКС укрепляются как «естественные» сверхдержавы в своих зонах влияния. А с другой — на констатацию того, что нынешний мировой порядок, несмотря на все свои явные недостатки, обладает практически непререкаемой стабильностью. По всей видимости, совпадение двух этих реальностей заставляет многих специалистов задаться вопросом, представляют ли страны БРИКС «альтернативу» нынешнему мировому порядку. Это представляет почти само собой разумеющимся, принимая во внимание соглашения о сотрудничестве в финансовой и экономической областях, подписанные высшими руководителями этих пяти стран в июле на встрече в Бразилии.

Не стремясь отодвинуть на второй план столь сложные и масштабные вопросы, возможно, было бы целесообразно проанализировать три дополнительных аспекта: международные отношения, экономический рост стран группы БРИКС, роль государства и его политики в социально-экономическом развитии.

1. Какую роль могут сыграть новые международные организации, которыми БРИКС намерена заменить, хотя бы частично, МВФ и Всемирный банк? Возможно, когда-нибудь эти новые учреждения заработают лучше, чем нынешние международные организации. Однако изначально все указывает на то, что предложения БРИКС скорее предполагают просто механическую замену одних на другие. Особенно с учетом того, что Китай и Россия уже играют ключевую роль в современном мировом порядке (как члены Совета Безопасности ООН, обладающие правом вето). Кроме того, эти две страны вместе с Индией являются ядерными державами, что следует иметь в виду в обстановке непрекращающихся и постоянно распространяющихся войн (которые начинаются как локальные конфликты).

Следовательно, необходимо тщательно проанализировать предложения стран БРИКС, чтобы оценить, действительно ли они означают какие-то существенные изменения в современном миропорядке, а не только вытекают из их естественного стремления играть более весомую роль в мировой экономической и политической системе.

2. Каких моделей экономического роста и социально-экономического развития придерживаются страны БРИКС? Бережно ли относятся к окружающей среде (не будем брать лишь Китай)? Обеспечивают ли равенство и борются ли с дискриминацией (не будем брать лишь Россию)? Улучшилось ли положение трудящихся (не будем брать лишь Индию) и женщин (во всех упомянутых странах)? Стремится ли руководство этих стран к установлению более равноправных торговых и финансовых отношений? Отмечены ли изменения к лучшему в вопросе налогообложения, распределения доходов и благосостояния во всех вышеупомянутых странах?

Можно было бы поставить еще целый ряд вопросов, но ни один из возможных ответов не укажет на то, что страны БРИКС в состоянии предложить достойные альтернативы своим гражданам или населению других государств, готовых последовать их примеру. Кроме того, о каком примере мы говорим, когда речь заходит о БРИКС? О Китае с его избирательной экономической свободой (без свободы политической), где население работает без отдыха, а сама страна представляет собой постколониальную модель? О России и ее роли сверхдержавы (нравится это НАТО или нет)? Или предпочтительнее поискать другую аббревиатуру, способную отразить действительно преобразовательные цели окружающей нас действительности? Действительности, которую можно проанализировать с точки зрения социально-экономического развития, а также сквозь призму развития международных отношений.

3. Какова роль государства в БРИКС (а также в странах, стремящихся повысить свой уровень развития)? Оно способствует развитию или тормозит его, или все зависит от критериев оценки и сопутствующих обстоятельств? Почему ортодоксальные научные круги отрицают — причем сейчас с особенной силой — , что государственная политика (включая бюджетную) играет основополагающую роль в подъемах и спадах процессов развития? Что было бы, например, с Бразилией без целого комплекса государственных планов по развитию индустриализации с тем, чтобы она соответствовала запросам многонациональных корпораций. Смог бы Китай подойти к тому, чтобы вот-вот стать первой экономической державой мира, если бы его ростом управляли лишь «невидимые» силы свободного рынка?

Если вспомнить историю, то ответ будет еще более очевидным: современные промышленно развитые страны имели сильные правительства и государственные учреждения, которые были в состоянии проводить политику, стимулировавшую социально-экономическое развитие. И, разумеется, в зависимости от складывавшихся обстоятельств, совмещать протекционизм и либерализм. Они были способны обеспечивать достижение общественных договоров, вместо того, чтобы бахвалиться призрачной конкурентоспособностью, основанной на урезании зарплат и унижении достоинства. Поэтому следует необходимо также поставить вопрос о сущности государственной политики в каждой из стран БРИКС, вместо того, чтобы, подобно англосаксам, унифицировать все в одной аббревиатуре, как будто речь идет о биржевых кодах или статистических данных, а не о сложной и меняющейся социальной действительности.

Хосе Антонио Ньето — профессор экономики мадридского Университета Комплутенсе, член блога econoNuestra.