Москва после Бархатной революции

Прошло совсем немного времени после Бархатной революции, и мы с мужем летим в Москву. В Шереметьево нас ждет такси, которое везет нас в центр, к отелю «Чешский дом».

Мы пошли на ужин. Когда я вошла в ресторан, я спросила себя — не в Праге ли я. На стенах висели картины Ивана Сватоша, с которым я знакома лично. Его очаровательные крыши, трубы, улочки и виды Старого Города. Куда бы я ни посмотрела, везде была его Прага. Мне казалось, что я дома.

На следующий день я пошла с московской коллегой осмотреть Москву. В «Чешском доме» не было банкомата, поэтому мне пришлось менять деньги в городе. Мы шли по широкой улице. Остановившись у одного дома, коллега открыла дверь и запихнула меня в какой-то угрюмый коридорчик, на конце которого с темноте сидел военный с автоматом. Что я чувствовала, вы понимаете. Напротив меня из стены выехал ящик, в который я положила доллары. Ящик убрался, и какое-то время было тихо. Через пару минут в окошке снова послышался хруст, ящик снова выскочил, и я забрала рубли. Я была рада, что двери открылись и я вышла на улицу. Если бы я пошла одна, то, наверное, деньги бы я не поменяла.

Москва меня удивила. Она показалась мне величественной. Я не представляла ее столь монументальной. Просторные, массивные здания, широкие улицы.

Мы подошли к Храму Христа Спасителя. Я посмотрела вверх — на золотые маковки на синем небе.

«Как нечто подобное могут сотворить руки человека, а придумать — голова?»

Идея связана с победой над Наполеоном в 1812 году. Когда последние наполеоновские войска ушли с территории России, царь Александр I подписал Высочайший Манифест об основании собора. Это самый большой православный храм в мире. Он не оригинальный. Первоначальный снесли двумя взрывами в 1931 году, а на его месте должен был стоять огромный Дворец съездов. Строительство Дворца началось, но было остановлено из-за нападения нацистской Германии на Советский Союз. В конце войны стройку уже не возобновили. На месте храма остался котлован, который потом использовали для строительства открытого бассейна.

Камень в основание восстанавливаемого собора в византийском стиле был заложен в 1990 году. Строительство нового храма началось в 1994-м, и его уже не сопровождал религиозный восторг. Строительство шло очень быстро. Храм был открыт 31 декабря 1999 года накануне 2000-й годовщины рождения Христа. Храм имеет форму креста с одинаковыми сторонами. На богослужении тут могут присутствовать до 10 тысяч верующих. Интерьер богато украшен. Позолоченных поверхностей тут невероятно много — 9000 кв. м.

Прежде чем мы вошли внутрь, мой гид достала из сумки два платка. И хотя мне это было не по душе, я не противилась. Раньше я никогда не бывала в православном храме, и мое любопытство было сильнее. Сразу за дверями перед входом в храм меня привлекли торговые лавки. Я пришла в восхищение от яиц Фаберже из драгоценных металлов и камней, о которых я слышала и читала. Я могла стоять у них и рассматривать целую вечность.

Внутри храма меня удивило, что нет скамей, что верующие должны выслушать всю службу стоя. Я ходила от иконы к иконе, украшенной различными золотыми рамками. Все вместе производило впечатление неземной красоты.

Муж сообщил мне, что мы идем на ужин. Это было совсем не то, что ужин несколько лет назад. Он привел меня в один из тех ресторанов, к которым я привыкла. Замечательна еда, хорошее обслуживание, приятная атмосфера. Я не переставала удивляться. «Москва преобразилась», — сказала я с восторгом, но во время ночного пути из ресторана в отель я перепугалась. То в толпе идущих людей на тротуаре, на мраморном бордюре я увидела какого-то драчуна, прикрытого пальто. Когда я приблизилась, то заметила в кармане бутылку выпитой водки, на лице — преданность и один стоптанный башмак. Он спит и слышит разговоры вокруг, знает работу здешних художников, поджидает, когда у тех, кто имеет деньги, остатки выпадут с тарелки. Зачем ему всякие обязанности, которые держат людей в оковах, когда его эта капля спирта водит по воплотившимся мечтам. Я знаю, если бы я предложила ему свой дом вдалеке от людей, он бы презрительно махнул рукой и сказал: «Она мне завидует».

Я читала «Детей Арбата» Рыбакова, и когда коллега сказала мне: «Мы на Арбате», — передо мной была не обычная улица. Я оказалась в пешей зоне одной из старейших московских улиц. По центру был ряд лавок, в каждой из них художники предлагали множество картин. У стен была масса гитаристов, музыкантов и певцов. А между всем этим — толпы спешащих москвичей и туристов, таких как мы. Я останавливалась и впитывала красоту девичьих лиц на полотнах, этот запах, эту атмосферу искусства. Я могла бы ходить тут целый день и все это время я бы пила по глотку здешнюю природу, цветы, портреты.

В конце улицы меня ждал сюрприз — дом Пушкина. Дом номер 53. Не веря глазам, я остолбенела и смотрела в окна. Когда я повернулась, подруга показала мне пальцем на что-то напротив. Я тут же его узнала. Он стоял там со своей женой. На постаменте. Поэт уникального интеллекта с женой-красавицей, чья красота не давала придворным мужчинам спать. Даже царь Николай испытывал к ней слабость. Мое сердце едва не останавливалось от восторга, что я вижу гения. Что я так близко к нему, что я знаю все его произведения, что я еще могу прочитать наизусть «Онегина». Я также посмотрела на нее. Она была его мечтой, но ему пришлось за это заплатить.

Он происходил из древнего дворянского рода, имел образованных родителей и не мог отвергнуть предложение царя стать камер-юнкером. Жизнь при царском дворе ему не понравилась, зато его жена была в восторге. Царь Николай терпел Пушкина при дворе только из-за его жены. У поэта случались постоянные неприятности с цензурой и тайной полицией. Его друзья, вероятно, завидовали его браку, но, главное, они завидовали его таланту. Они договорились, и один из них как будто бы влюбился в его жену, чтобы принудить Пушкина к поединку. Он был для него последним.

Я посмотрела в глаза его жене и полушепотом спросила: «Как ты могла допустить, что из-за тебя умер такой гений».

А потом я про себя повторяла письмо Татьяны Онегину: «Я к вам пишу, чего же боле, что я могу еще сказать…».