Кризисы на Украине и в Греции нам надо рассматривать как единое целое. Если бы только это позволили СМИ.

Конфронтация Европы с Грецией, Запада с Европой на фоне ужесточения украинского кризиса: почему эти события сейчас следует рассматривать совместно?

Оба являются очень важными моментами в истории. И оба на этой неделе достигли критической отметки, как будто по уговору. Исход обоих кризисов будет иметь серьезные последствия для всех нас.

Как с тревогой отмечалось на прошлой неделе, большинство американцев на сегодня оказались в окружении пропагандистского блица, в котором Россия и ее руководство изображаются как дикие сибирские животные. Американцы на веру воспринимают те сказки, которые постеснялся бы публиковать даже таблоид National Enquirer. В Европе греки и испанцы кажутся нам ленивыми, инертными и безынициативными людьми, неспособными хоть как-то ответить на натиск и оказать сопротивление.

Обладающий творческим мышлением новый министр финансов Греции Янис Варуфакис (Yanis Varoufakis) только что предпринял свою первую официальную попытку представить европейским коллегам новые идеи о том, как ликвидировать долг в 240 миллиардов евро и снова запустить в движение греческую экономику. Эти идеи могут сработать. Даже организации-кредиторы признают, что Греция не сможет расплатиться по долгам в том виде, в каком они структурированы в данный момент. Но, заседая в среду в Брюсселе, Евросоюз так ничего и не сделал.

А на Украине правительство Порошенко, похоже, снова придерживается условий прекращения огня, которые были подписаны в Минске и тут же нарушены. Это неудивительно — ведь Киев совершенно очевидно в отчаянии на всех фронтах. Но будет в равной мере неудивительно, если Порошенко снова нарушит свои обязательства. Сейчас предложено разумное решение, однако эти люди к таким решениям пока не расположены.

В движущих силах этих двух кризисов есть нечто трагичное и глубоко иррациональное. Происхождение каждого, по крайней мере, номинально, связано с вопросом о том, служат ли рынки обществу, или все как раз наоборот. Экономический конфликт трансформировался в гуманитарную катастрофу. В основе своей именно в этом заключается схожесть Греции и Украины.

В процессе поиска логического объяснения тех нелогичных процессов, которые действуют в ходе двух кризисов, возникает нечто иное, нечто более масштабное, что связывает их, создавая единое целое. Вашингтон ведет так много войн, причем все - необъявленные, что обновлять список просто очень сложно. Однако о самой устойчивой и разрушительной войне не сообщается абсолютно ничего. Это идущая по всей планете война за неолиберальное превосходство. Грецию и Украину лучше всего рассматривать в качестве двух реальных, воюющих фронтов этой войны, которую можно назвать третьей мировой, хотя идет она так, как никто и представить себе не мог.

Неолиберализм — это наш Франкенштейн. Эта мысль справедлива по двум причинам. В своей основе он глубоко недемократичен, и не обращайте внимания, что той удобренной грядкой, на которой он возрос, являются английский и американский варианты демократии. Неолиберализм также является безжалостным абсолютистским явлением. Поскольку он тесно связан с мифом о ниспосланной судьбой американской исключительности, любые альтернативы неолиберализму для него просто нетерпимы. Если бы возобладала иная идея политической экономии, она разоблачила бы неолиберализм как досовременный миф.

Так, а теперь перейдем к определению. Неолиберализм означает идущее с 1970-х годов возрождение, плюс (или минус) английский либерализм, который в 17-м веке описывал и толковал Локк, а в 18-м многие другие — прежде всего, Адам Смит с его «невидимой рукой». В 19-м веке среди его известных апостолов были Джон Стюарт Милль и Иеремия Бентам — тот, что стал родоначальником утилитаризма.

Рискуя показаться нудным, я все же выделю пару моментов, которые необходимо понять из этой истории. В данном случае контекст - это все.

Ранние английские либералы выступали за свободу, за невмешательство государства в экономику и за свободную торговлю. Знакомые на сегодня темы. Но когда они выдвигали доводы в пользу главенства человека и его права на самостоятельную экономическую деятельность, они выступали против права помазанника божьего, против наследуемых привилегий знати, против сговора между духовенством и всеми прочими из старого режима. Конечно, все это давно уже не является проблемой западного мира.

Момент первый. Либералы 18-го века были людьми из эпохи до промышленной революции. В своем представлении о рынке как о выражении «естественного порядка» они мыслили категориями кустарного производства и исходили из права ремесленника свободно трудиться и продавать плоды своего труда. В этом отношении классический либерализм был исключительно прогрессивен. Современная промышленность, не говоря уже о гротескной власти и прибылях современных корпораций, никак не вписывается в такое представление.

Момент второй. Невидимая рука Смита была одной из самых недопонятых и превратно истолкованных идей экономики — и все по той простой причине, что люди, разглагольствовавшие о ней, в большинстве своем никогда не читали этого знаменитого шотландца. Они полагаются на подсказки из передовиц Wall Street Journal. Смит и прочие либералы никогда не упускали из виду общественное благо. Знаменитая рука направляла доиндустриального ремесленника, чтобы он служил обществу, и сам процветал настолько, насколько мог. Смысл был в улучшении общественного и государственного устройства.

Десятилетия холодной войны, являющиеся моим любимым периодом в американской истории, сделали из всего этого винегрет, как и из многого другого. Классический либерализм в его неофазе указывает не на мышление, а на верование, на идеологическое убеждение. Это идеология радикального дерегулирования, радикальной корпоративизации, радикальной приватизации. Тюрьмы? Вода? Детские сады? Здравоохранение? К черту, только максимальная прибыль, невзирая на последствия, а также радикальная девальвация сознания общества, в котором люди оказались в подвешенном состоянии.

Глобальные амбиции этой версии неолиберализма придали два самых скудных разумом государственных деятеля из прошлого столетия: Рейган и Маргарет Тэтчер с ее кличем «Нет никакого общества». В триумфаторские 1990-е Фрэнсис Фукуяма (что примечательно, он по-прежнему живет и здравствует в системе мозговых трестов) с усердием ученого-шарлатана навел на неолиберализм псевдонаучный глянец: свободные рынки выиграли затяжную войну. Истории больше некуда идти и развиваться. Все, что было, мы получили.

Следить за распространением неолиберализма ужасно. Я могу привести в обоснование этого пять причин, если вы наберетесь терпения:

— Если смотреть на него вблизи, он отвратителен, поскольку разрушает жизни людей, гасит надежды и концентрирует богатство в руках избранных.

— То, что я видел в процессе развития неолиберализма, причем не только в Америке, говорит о том, что он либо требует устойчивого ослабления демократии до тех пор, пока от нее не останется одна форма, либо закрепляет вариант демократии для элиты. Будет справедливо сказать, что это как бы противостояние Гамильтона и Джефферсона.

— В этот пирог замешивается неравенство доходов, в основном по той причине, что неолиберализм извращает идеи, предназначенные для того, чтобы двигать общество в противоположном направлении. Вот почему «Капитал в XXI веке» французского экономиста Тома Пикетти (Thomas Piketty) подвергается такой критике, которая, честно говоря, крайне слаба и неубедительна. Суть ее в том, что ученый разрушает сюжетную историю, когда показывает, что лишения не принесут людям ничего хорошего в отдаленном будущем. Лишения и есть лишения. А все остальное — мистификация.

— С учетом всего вышесказанного, неолиберальный режим не дает ничего нового, а демонстрирует лишь хорошо известное старое: сила, запугивание (функция МВФ), усиление коррупции в геометрической прогрессии. И никаких исключений из этого я не вижу.

— И наконец, когда я работал корреспондентом, я много раз поражался тому, с какой готовностью иностранные лидеры и их министры финансов пьют эту англо-американскую микстуру помощи. Здесь наибольшее разочарование у меня вызывает континентальная Европа. Несмотря на давние традиции социал-демократии, почти все европейские руководители и все до единого брюссельские технократы потекли как кусок масла в жаркую погоду, когда неолибералы из Госдепартамента, министерства финансов и аналитических центров запустили после падения Берлинской стены свою кампанию.

Таковы рамки, в которых мне видится кризис из-за греческих долгов и кризис из-за политического и экономического будущего Украины.

***

Греки сейчас пытаются договориться о компромиссном решении, чтобы выйти из семилетнего экономического и финансового кризиса, восстановить демократический процесс и освободиться от необходимости искать ужин в мусорных баках. А еврочиновники в ответ грозят Афинам исключением, если избранный в прошлом месяце Алексис Ципрас, который обещает покончить с явно бесчеловечными мерами жесткой экономии вопреки настояниям Европы, не ослабит свое противодействие ЕС и МВФ.

Министр финансов Янис Варуфакис на внеочередном заседании в Брюсселе в среду собрал целый зал настроенных против него коллег, когда выступил с предложениями о заключении сделки, благодаря которой на тех или иных условиях удалось бы продлить погашение греческого долга. Теперь, чтобы узнать хоть что-то определенное, нам придется дожидаться следующего заседания, которое состоится на предстоящей неделе. Но труд Афинам предстоит поистине сизифов.

Сплошная нелепость. Греческий долг можно эффективно реструктуризировать, распределив и сведя к минимуму потери. В конечном счете, это европейский кризис, а не только греческий — ведь за каждым неосторожным заемщиком стоит неосторожный кредитор. Но мы не видим и намека на здравый смысл и непредубежденность среди европейских лидеров, прежде всего, немецких. Мы обязаны спросить: в чем тут дело?

Не в логическом выходе из еврокризиса, что вполне возможно. Дело в неолиберальной войне против альтернативного мышления и в возвышении рынка над всеми прочими ценностями, в том числе, над демократическим процессом и обычной порядочностью. Полководцы в этой войне разместили свои штабы в Брюсселе, Франкфурте и Берлине.

Среди тех наиболее жестких условий, на выполнении которых настаивают ЕС и МВФ, приватизация многочисленных государственных активов, в том числе, аэропортов, железных дорог и всего порта в Пире. Естественно, в первую очередь Афины должны денационализировать свою самую высокодоходную собственность. Ципрас и Варуфакис отказываются это сделать. Они уже начали свертывать программу.

А теперь задумайтесь на секунду. В чем причина такого упрямства Европы в этом вопросе? Частная или государственная собственность производственных активов — вопрос исключительно для идеологов. Главным является эффективность, и это неизменно. Есть множество примеров эффективных государственных компаний, которые есть во всем мире — как и неэффективных частных корпораций, которых столько же, если не больше.

Ответ на эти вопросы следующий. Часть 1. Европа настаивает на приватизации, потому что так написано в катехизисе. Приватизация выгодна транснациональным корпорациям, ищущим в мутной воде дешевые и недооцененные активы. Они смогут эксплуатировать греков после примерно 30% урезания зарплат и вывозить из этой страны выручку.

Часть 2. Греция сегодня находится в том же положении, что и Куба, Гватемала при Арбенсе и многие другие страны во времена холодной войны. Тогда врагом Америки была, а теперь врагом для Европы стала подлинная социал-демократия. Стала по той простой причине, что она работает и дает результат, когда ей позволяют.

И это самая серьезная проблема для правительства Ципраса. Долги, бюджетно-налоговая политика, бюджетные ограничения... Все это — поле битвы политики и идеологии, которую исповедуют в остальной части ЕС. Ципрас и Варуфакис гораздо умнее, чем большинство тех людей, с которыми они ведут переговоры, однако истинные намерения Евросоюза не предвещают Афинам ничего хорошего. Оптимизм воли, пессимизм разума, как говорил Грамши.

***

В случае с Украиной в дефиците оптимизм любого рода. Но внезапно для него появились небольшие основания, поскольку в Минске после длившихся целую ночь до утра четверга переговоров было подписано второе соглашение о прекращении огня.

На мой взгляд, мы стали свидетелями прихода неолиберализма на порог России со всеми его вышеупомянутыми атрибутами — силой, запугиванием и преумноженной коррупцией. Тот демократический процесс, который был когда-то у украинцев, почти полностью уничтожен. Сейчас решающее значение имеет американская поддержка правительству Порошенко, и нет никаких признаков того, что Вашингтон намерен отказаться от того упорства, с которым он настаивает на необходимости переплавить Украину в неолиберальном тигле, каковы бы ни были издержки.

А эти издержки уже давно стали бессмысленными, и может быть, Порошенко, наконец, пришел к выводу, что Киеву они не по карману. Война идет для него очень плохо. Дезертирство и уклонение от призыва получило всеобщее распространение. Все большее количество украинцев теряет интерес и желание стрелять по соотечественникам, и в стране начинает набирать силу антивоенное движение. Как говорят мои источники, в Киеве идут разговоры о введении военного положения.

Что касается экономики, то Украина близка к краху. Компрадорский премьер Арсений Яценюк с прошлого года спит и видит, как бы навязать стране неолиберальный режим МВФ. Но здесь совершенно очевидно, что такие действия приведут к всплеску волнений, когда общество окажется в бедственном положении. Как говорят мне европейские источники, чиновники из Евросоюза пристально наблюдают за Украиной, беспокоясь о том, что ситуация там может оказаться благоприятной для крайне правых экстремистов, которые имеют возможность прийти к власти, поскольку обладают в Киеве большей силой, чем нам рассказывает New York Times.

Закончившийся в Минске саммит дает надежду, хотя никто пока делать на это ставку не собирается. Кроме различных условий прекращения огня, в соглашении есть положение о конституционных реформах, которые должны состояться к концу года, и которые предусматривают некую меру децентрализации. Но в конечном итоге может оказаться так, что это — слишком масштабный шаг, и осуществить его не удастся.

На мой взгляд, Порошенко не хотел в этом участвовать, но его заставили подписать соглашение методом кнута и пряника. Поскольку экономика страны почти не дышит, он наверняка пришел к выводу, что у него уже не осталось почвы под ногами. И вдруг МВФ как будто нарочно объявляет, что вот теперь он даст Украине обещанную помощь на 17,5 миллиарда долларов, о которой шла речь в прошлом году, а затем прекратилась.

По сути дела, Порошенко в Минске купили и запугали. А это говорит о том, что он может не согласиться на сотрудничество, когда будет разрабатываться долгосрочный план для страны. Ну, мы знаем, что киевское руководство достигло высот совершенства в том, что касается взяток, однако во всем остальном оно не очень последовательно.

Сейчас пошли разговоры, которые могут оказаться важнее, чем многосторонние переговоры в Минске — и это вторая причина для беспокойства. Что госсекретарь Керри говорит Порошенко о поддержке и помощи, на которую он может рассчитывать? Это военная помощь, тайные операции или что-то еще? Мы не знаем. В зависимости от того, что это, Порошенко — чья власть, заметьте, все больше ослабевает — согласится или не согласится на сотрудничество в серьезном урегулировании.

Ужас украинского кризиса заключается в том, что логичная и работоспособная договоренность в этой стране невозможна. Россия уже больше года настаивает на федерализации Украины (как и авторы этой колонки). Она позволит сохранить целостность Украины и поможет снять внутреннюю напряженность. Единственный момент, вызывающий возражения против такой сделки, заключается в том, что она нравится России.

Теперь ситуация меняется. Канцлер Германии Ангела Меркель с весны выступает за урегулирование на основе федеративного устройства. Теперь к ней присоединился французский президент Франсуа Олланд. «Федерализация» — непроизносимое слово, когда в комнате находятся украинские руководители, и поэтому ее в Минске заменили на термин «высокая степень автономии» русскоязычных регионов и «децентрализация». На данный момент это крайне важно, ибо это — единственный выход с учетом того, что война самым серьезным образом усилила издавна враждебное отношение восточных регионов к высокомерному Киеву.

Одна проблема остается, и будет интересно посмотреть, как ее решат (или не решат). Федерация испортит неолиберальный проект Вашингтона на Украине. Восточные области, похоже, насквозь видят трюкачества Яценюка, восхваляющего достоинства радикальных мер по затягиванию поясов. Опять же, что нашепчет в ухо Порошенко Керри при следующей встрече?

И в заключение еще одна мысль. Сейчас принято говорить, что Владимир Путин намерен создать на Украине постоянную дестабилизацию. Такое представление смехотворно. Захотел бы Вашингтон, чтобы Мексика оказалась в состоянии перманентной нестабильности? Это просто игра слов, и в ней нет никакой логики. Москва хочет, чтобы Украина была нейтральной, подвисшей между Востоком и Западом. И все говорит о том, что именно такой она и должна быть.

Но против нейтралитета, в отличие от нестабильности, выступать нельзя. По крайней мере, в открытую.

Патрик Смит — автор книги «Time No Longer: Americans After the American Century» (Время вышло: Американцы после американского века). С 1985 года по 1992 года возглавлял корпункт газеты International Herald Tribune в Гонконге, а затем в Токио. В это время он также писал для газеты New Yorker «Письма из Токио». Патрик Смит является автором еще четырех книг и часто пишет для таких изданий, как New York Times, The Nation, The Washington Quarterly и так далее.