Сходство между Югославией и Украиной

Российские эксперты детально анализируют сходство позиций западной коалиции по украинскому кризису, который она же сама породила и довела до ситуации беспощадного конфликта, и стратегий, которые та же сторона применяла на протяжении 90-х годов, чтобы подготовить почву для жестокой гражданской войны и разжигания конфликта, возникшего после распада бывшей Югославии. Причин для столь подробных исследований предостаточно. Во-первых, если ваш не слишком изобретательный или чересчур наглый противник постоянно действует по одной и той же схеме, это дает вам большое стратегическое преимущество. Это позволяет вам в определенной степени предвидеть его шаги и предпринимать эффективные контрмеры.

И хотя заносчивость западных стратегов, несомненно, позволяет противостоять их намерениям более эффективно, тем не менее, важно подробно описать основные сходства и различия сравниваемых ситуаций вне зависимости от того, насколько они могут удивить, чтобы не попасться в капкан старой войны.

1. Этническая и религиозная фрагментация.

Идентификация потенциально «полезных» больных мест общества: систематичное надавливание на них служит детонатором для запланированного кризиса. Это значит способствование взаимному отчуждению основных сообществ, делая акцент на том, что их разобщает, и умаляя значение того, что у них есть общего.

В Югославии этот процесс начали задолго до возникновения явного кризиса: формировались новые этнические идентичности (мусульманская, черногорская и македонская) и поощрялись сепаратистские настроения в рамках уже существующих (хорваты и словенцы). Украинская идентичность — это тоже искусственный конструкт, который идентифицирует себя не позитивно, а, в первую очередь, по воинственному контрасту с русскими. На Украине, как ранее в Югославии, религиозный раскол между католиками и православными активно использовался для усугубления уже существующей раздраженности.

2. Создание обманчивых материальных приманок для обеспечения нужного политического поведения.

В бывшей Югославии, где до конца 80-х годов был довольно высокий уровень жизни, разговоры о перспективе еще лучшей жизни, которая якобы последовала бы за распадом социалистического государства, были использованы в качестве приманки для усиления сепаратистских тенденций. Католическому Западу Югославии пообещали рост благосостояния, если он решится и сделает «выбор цивилизации» (почти та же фраза была использована в связи с Украиной), присоединившись к соседнему блоку западных стран. Мусульманам в Боснии и Герцеговине пообещали, что они будут процветать благодаря связям с богатыми исламскими странами. На Украине же была создана иллюзия скорого присоединения к Европейскому союзу. Большая часть населения в Западной и Центральной Украине, которая позитивно отреагировала на эти фальшивые перспективы, совершенно не понимала реального экономического и социального положения и, что еще важнее, не понимала современных тенденций в ЕС и действовала, основываясь на ничем не обоснованных предположениях.

3. Контроль над информационными потоками в целевых странах для влияния на восприятие и поведение масс.

Проникновение западного влияния в медиапространство бывшей Югославии — пионером тут стал Сорос — началось сразу, как только это сделала возможным политическая либерализация в конце 80-х. С начала 90-х годов конфликт «подпитывался» из-за рубежа: подавляющее большинство СМИ во всех югославских республиках было под контролем западных владельцев. Подобный же упадок медиасреды происходил в течение последних двух десятилетий и на Украине, где сегодня все средства массовой информации находятся под жестким контролем поддерживаемых Западом олигархов. Они пропагандировали шаблонную и фактически ложную мысль о выгодах, которые принесет политическое союзничество с НАТО и ЕС и отчуждение от России.

4. Как на Украине, так и в Югославии существовало определенное ядро общества, которое продолжало придерживаться собственных взглядов.

Эти люди категорически отвергли те фальшивые идеи, которые должны были подготовить почву для принятия нового политического устройства под диктовку Запада. На Украине это был русскоязычный Восток, в Югославии — сербы.

Отказ этих групп мирно принять потерю собственной культурной идентичности и политической автономии привело в обоих случаях к конфликтам. Ясного ответа требует вопрос, был ли вооруженный конфликт (пусть по сути он и был предсказуем) одним из запланированных последствий процессов, которые были инициированы. В случае Украины в этом можно, скорее, сомневаться, потому что явным намерением зачинщиков смены режима было безоговорочное включение всей страны в НАТО и ЕС под руководством марионеточного правительства в Киеве, а совсем не полная политическая фрагментация. В случае Югославии можно утверждать, что конфликт, завершившийся военным поражением сербов, однозначно был частью плана.

Однако возможно, что первоначально ожидалось — кампания будет намного стремительнее и успешнее. Как оказалось, тем, что зачинщики югославского конфликта дали свободу действий своим хорватским и мусульманским протеже, они, возможно, по недосмотру создали реальную угрозу для жизни сербов, которые населяли всю территорию бывшей Югославии. И это значительно ожесточило их сопротивление и продлило конфликт, сделав его более продолжительным, нежели предполагалось. Кроме того, это могло привести к другим незапланированным последствиям и нанести, например, серьезный удар по отношениям Ельциновского альянса и Запада (пусть даже Россия играла роль менее важного партнера). Критической фазы процесс достиг в период войны в Косово. Результатом стал приход Путина и его политическая платформа как реакция на войну.

Каким бы ни был первоначальный план на Украине (судя по всему, речь шла лишь о движении к культурной фрагментации при сохранении политической целостности страны, пусть и с гораздо более надежной западной частью, которая подчинила бы себе ненадежный восток страны), похоже, этот план рухнул, как только при «подманивании» была использована грубая сила. Как подчеркнули информированные аналитики, властный компромисс между Киевом и русскоязычным Востоком, который был возможен еще два-три месяца назад (статья написана в сентябре 2014 — прим. ред.), уже невозможен из-за насилия и разрушений со стороны киевской хунты. Ситуация стремительно развивается, причем регионы, которые культурно ориентируются в первую очередь на Россию, все решительнее отказываются иметь хоть что-то общее с Киевом, какими бы ни были варианты предлагаемого устройства. В этом отношении сегодня на Украине вырисовывается явная аналогия с духом непокорного сопротивления, который был характерен для боснийских и хорватских сербов во время югославского кризиса. Есть вероятность, что если бы защищаемые Западом стороны в обоих случаях с самого начала заняли более лояльную и гибкую позицию в отношении сербского и русского населения, чье доминирующее положение хотели ограничить, это намного эффективнее воспрепятствовало бы радикализации сопротивления. И весь процесс мог бы быть намного успешнее, потому что в обоих случаях «мятежники», по крайней мере, сначала, не намеревались прибегать к насилию.

5. Запад не погнушался использовать самые отвратительные элементы, которые были доступны, в качестве инструмента для достижения своих целей.

О дьявольском пакте Запада с Ираном (эхо Иран-контрас) и другими в разной степени фундаменталистскими исламистскими группировками для поддержки местных мусульманских сил в Боснии, пакте, который соответствовал интересам НАТО и ЕС и был частью борьбы за контроль над всем государством, существует ряд документов. В определенной степени допускалось участие некоторых элементов европейских ультраправых в войне на стороне правого режима Туджмана в Хорватии. Подобный образец можно наблюдать на Ближнем Востоке, где радикальные исламские группировки становятся средством для подрыва светских режимов, которые считаются враждебными Западу.

На Украине договор с дьяволом был явно подписан одним из самых отвратительных местных фашистских элементов, буквально наследниками коллаборационистов времен Второй мировой войны. Их задачей было стать ударной силой, с помощью которой поддерживаемые Западом олигархи и политики в Киеве ликвидируют оппонентов и укрепят свою власть. Похоже, что и в югославском, и в украинском случае расчет был таким: «Сейчас мы используем их для устранения нашего основного оппонента, а ими самими займемся позже». Вероятность того, что будут созданы монстры, от которых не удастся избавиться, когда они перестанут быть полезными, их создателями не учитывалась. Послевоенное укоренение радикального ислама в Боснии, где раньше его никогда не было, и укрепление фашистских настроений в Хорватии являются тому прекрасным доказательством. Если говорить об ориентирующихся на нацистов движениях и вооруженных формированиях на Украине, то похоже, что не существует четкого плана того, как заставить их повиноваться, когда конфликт закончится и они, так скажем, отслужат свое.

Эти инструменты, которые Запад аморально использовал для достижения своих ограниченных целей, посеяли семена вечной нестабильности, а в долгосрочной перспективе в них не видно никакого желания остаться в подчинении у своих создателей. Для России ситуация на Украине представляет собой сложную задачу, потому что семена зла, которые были засеяны оппортунистским вмешательством Запада, приносят горькие плоды. Несомненно, это нарушит полную интеграцию Украины в «русский мир» — даже в том его широком понимании, как его презентует современная российская политика.

6. Скрытая поддержка протеже Запада, в то время как официально провозглашается политика невмешательства, которой на практике требуют лишь от других.

Еще одно важное сходство заключается в том, что в случае обоих кризисов Запад инициировал эмбарго на ввоз оружия и логистическую поддержку воюющих сторон, однако регулярно его обходил для блага своих местных клиентов. Богатая доказательная база, которая была собрана после 90-х, не оставляет никаких сомнений в том, что боснийско-мусульманским и хорватским силам в Югославии было предоставлено огромное количество оружия и проведено обучение.
Россия стала мишенью процесса демонизации в связи с ростом объемов не только военной, но и даже гуманитарной помощи русскоязычным регионам Украины. Западные шефы настаивают на практически ничем не ограниченном праве помогать своим клиентам, тогда как Белграду в 90-х и Москве сегодня в подобных исключительных правах отказано. Их призывы к «равным условиям» — а эту фразу часто использовали во времена боснийского конфликта — в итоге показали себя тем, чем были на самом деле — лишь лицемерием.

7. Серьезное отличие: у Москвы есть четко сформулированные политические цели.

Можно сказать, что одной из главных причин провала сербского сопротивления в Хорватии и лишь частичного успеха в Боснии было отсутствие четких политических представлений, как в рядах сражавшихся сербов, так и в Белграде, который их поддерживал. Осознание россиянами этого факта сыграло важную роль: Москва и ее вострочноукраинские союзники не увязнут в конфликте без ясного определения собственных целей и средств их достижения. Президент Путин, несомненно, не хочет быть похожим на Слободана Милошевича, произнесшего великолепную телевизионную речь, в которой были принципиальные мысли относительно махинаций его западных оппонентов, но время для этой речи было выбрано самое неподходящее — за несколько дней до свержения.

Похоже, что балканские события привели к отрезвлению и способствовали самоанализу российской политики — сразу в двух смыслах. Во-первых, косовская война и бомбардировки Югославии в конце 90-х годов явно вызвали серьезное волнение, которое способствовало смене руководства — лидером стал Владимир Путин с его стратегией. Однако негативные последствия запутанной политики поддержки своих протеже в Боснии и Хорватии, которую проводил Милошевич, стали для россиян еще одним важным уроком. Он заключается в том, что если у кого-то нет четких стратегических целей и планов, а также способностей для их осуществления, то лучше такого рискованного и сложного переплета вообще избежать.