Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Мандрагора и Наполеон

© Фото : Hawk Films / Columbia Pictures (1964)Кадр из фильма «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу»
Кадр из фильма «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу»
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Война — слишком серьезное дело, чтобы доверить ее политикам. Эту фразу Стэнли Кубрик, автор бессмертного фильма «Доктор Стрейнджлав», буквально высек в нашей памяти. Но сатира, к которой прибег Кубрик, — далеко не единственный способ изображения войны. Здесь можно поговорить и про иронические книги Хеллера и Воннегута, и про национальный эпос Льва Толстого.

Война — слишком серьезное дело, чтобы доверить ее политикам.

Эту фразу Стэнли Кубрик, автор бессмертного фильма «Доктор Стрейнджлав», буквально высек в нашей памяти. Подзаголовок кинокартины, название которой было переведено на турецкий язык как «Dr. Garipaşk» («Доктор Странная Любовь»), сегодня обобщает отношение некоторых лиц к войне: «Как я научился не волноваться и полюбил бомбу». Надпись на афише, которую можно видеть в сценах на военной базе, тоже нам не чужда: «Мир — наша профессия!» Изначально Кубрик собирался снимать серьезный фильм о войне. В итоге для передачи конфликта между разумом и сумасшествием режиссер выбрал черный юмор. Фильм, где основанием начала войны служит якобы применение ядерного оружия, спустя 40 лет, когда начнется война в Ираке, станет пророческим. Фигура героя этой черной комедии по имени Мандрейк («мандрагора»), который никак не может остановить своего одержимого войной начальника, также указывает на универсальный характер сценария, который вышел из-под пера Кубрика.

Но сатира, к которой прибег Кубрик, — далеко не единственный способ изображения войны. Хеллер и Воннегут подарили миру шедевры, приправленные высокой дозой иронии. Хемингуэй в книге «Прощай, оружие!» отказался от языка высокой литературы. В военных рассказах, превратившихся в самостоятельный подвид американской литературы, можно встретить облаченные в иронию личные истории ветеранов (солдат, вернувшихся из Ирака и Афганистана). Есть и произведения, которые, как, в частности, «Гассал», бескомпромиссно открывают глаза на разрушения войны. В этом произведении Синан Энтун (Sinan Antoon) пишет об Ираке и приводит образ человека, осуществляющего омовение покойника.

Говоря о том, как жестокая реальность войны направляла творцов на разные поиски, следует вспомнить и о ее опосредованном влиянии на историю литературы. Как ни странно, именно война положила начало модернистской парадигме. Такие литераторы, как Йейтс, Паунд, Элиот и Джойс, не участвовали в Первой мировой войне. Оставшись дома, они изобрели модернизм. Но ушедшим на фронт молодым талантливым поэтам (Айзек Розенберг, Уилфред Оуэн) не суждено было вернуться.

Когда речь заходит о серьезном романе о войне, первым на ум традиционно приходит «Война и мир». В грандиозном произведении Льва Толстого мы видим образ осажденной французами России. Роман, в котором писатель словно вклинивается в повествование, наполняя его своими рассуждениями на тему войны, свободы, судьбы, Джеймс Вудс назвал «национальным эпосом эссеистического типа» (такой выбор Толстого представлял собой протест против романического жанра европейского происхождения). В «Войне и мире» мы читаем об одиночестве на поле боя, которое в других видах искусства (в живописи или кино), как правило, изображают многолюдным. Известно, что Толстой участвовал в Крымской войне и сам был свидетелем того, как молодежь отправляли на верную смерть. При описании военных сцен он, возможно, опирался на этот опыт. Например, когда при встрече с французами Николай Ростов впервые познает «чувство страха за свою счастливую молодую жизнь», он испытывает это одиночество, остро чувствует себя брошенным. Многолюдное поле битвы почему-то кажется герою Толстого пустынным. Именно здесь таится гений романиста. Возможно, Бабель прав: «Когда читаешь Толстого, то это пишет мир, многообразие мира».

Одна из интереснейших сторон «Войны и мира» — это образ Наполеона. В отличие от Гегеля, изображающего Наполеона «личностью, восседающей на коне, охватывающей весь мир и властвующей над ним», Толстой видит в Наполеоне эгоистичного лидера, из-за личных амбиций которого погибли и обнищали миллионы.

Каким был Наполеон? История нас учит тому, что все, кто больше остальных призывает к войне, надеются извлечь из нее наибольшую выгоду. Литература же показывает невидимое лицо войны, личную драму человека. Чтобы постичь личность Наполеона как государственного деятеля и полководца, нужно обратиться к истории, но только литература даст возможность понять духовный мир корсиканца, который с манией величия шел на войны, противоречащие здравому смыслу. Интересно, почему психически больные считают себя Наполеоном?