Политолог-международник, преподаватель курса новейшей истории Украины в парижском Институте восточных языков и цивилизации (INALCO), специалист по институциональному праву Евросоюза и отношениям Украина-ЕС и вице-президент международной организации «Украина в Европе» (Париж) Владимир Посельский в интервью «Апострофу» рассказал о том, как президентские выборы в России и новые санкции США скажутся на ситуации на Донбассе и каковы наибольшие вызовы для Европы в новом году.
— От Владимира Путина, которого вскоре, как ожидается, переизберут на еще один президентский срок, стоит ожидать чего-то нового в вопросе Донбасса и вообще Украины?
— Думаю, что не стоит. Для России это тоже переходный год. Во-первых, из-за выборов. Во-вторых, будет чемпионат мира по футболу. Россия заинтересована, чтобы все прошло как нельзя лучше — для нее это вопрос имиджа, кроме того, они потратили огромные деньги. То есть до тех пор ситуация не будет меняться. Кроме того, Путин будет переизбран еще на шесть лет. Я думаю, российская позиция фундаментально не изменится. В недавнем интервью «Коммерсанту» заместитель министра иностранных дел России Григорий Карасин сказал, что для них важно не просто не дать Украине контролировать границу, а чтобы кто-либо — какие-то там миротворцы — никоим образом не мог контролировать границу, поскольку они думают о жизни жителей Донбасса.
То есть Россия занимает четкую позицию, и все мы понимаем, что речь идет о замораживании конфликта, как было в Приднестровье. Ситуация, думаю, не будет меняться, пока Россия будет хотеть тратить деньги на поддержку Донбасса — в военном плане и экономическом.
— А что могло бы вывести мирные переговоры из тупика?
— Ну, это невозможно. Сколько есть в мире замороженных конфликтов… Практически все заинтересованы в том, чтобы нынешняя ситуация сохранялась, даже Украина. Она занимает такую немного двусмысленную позицию: мы говорим, что поддерживаем минский процесс, но мы не можем его реализовать, потому что это приведет к легитимизации российских наемников; но мы не хотим от него отказываться, чтобы санкции против России сохранялись. Во-вторых, нет какого-то механизма, который бы действительно позволил нам решить ситуацию. Ну какая альтернатива минскому процессу? Мы не можем отвоевать Донбасс — нет у Украины такой возможности, если мы говорим, что против нее такой коварный и агрессивный соперник, как Россия. Мы не можем решить этот вопрос, никоим образом. А Россия хочет дальше использовать Донбасс как точку влияния на Украину, истощения Украины. Европейцы выступают за стабилизацию ситуации. Ситуация, я считаю, и дальше будет заморожена — по крайней мере до того времени, пока Путин будет при власти.
— Уже этой зимой в США должны опубликовать список российских олигархов и чиновников, в отношении которых могут применить новые персональные санкции. Насколько больно это ударит по России?
— Да, это может быть достаточно серьезным ударом по Путину, потому что покажет, как функционирует российский режим, их методы обогащения и так далее. Собственно, только американцы могут сделать подобное, потому что имеют мощные механизмы проверки финансовой системы, доступ к этим данным. Хотя трудно сказать, как это повлияет на Россию.
Глобально трудно прогнозировать, какими будут отношения России и США в следующем году. Из-за непредсказуемости Трампа, из-за расследования относительно вмешательства РФ в американские выборы и возможных связей команды Трампа с Россией, из-за того, что он ослаблен — трудно сказать, каким образом они будут развиваться. Сейчас тенденция действительно отрицательная из-за расследования вмешательства, много американских парламентариев занимают четко антироссийскую позицию, будут опубликованы санкции…
Но что это изменит фундаментально для России? Ударит, например, по отдельным олигархам, ослабит их позиции. Но они, думаю, все-таки не настолько зависимы от США, их бизнес, что это что-то кардинально изменит в функционировании российского режима, правлении Путина. России коллапс пока не грозит.
Штаты потеряли много доверия у своих партнеров: Трамп отказался от традиционных альянсов и воспринимает международные отношения как состояние войны всех против всех. Запад больше не воспринимается как единое целое. То есть США утратили роль безоговорочного лидера [западного мира] и ничем нам фундаментально не помогут.
— Какие вызовы для Евросоюза вам кажутся наиболее серьезными и важными в 2018 году?
— Во-первых, Ангела Меркель в Германии должна решить вопрос относительно своего будущего правительства, коалиции. Я думаю, все-таки снова будет создана «большая коалиция» [из ХДС/ХСС и СДПГ]. Германия и Франция по-прежнему остаются политическим мотором европейской интеграции.
Антииммигрантская позиция, когда каждый за себя, за национальные интересы, и дальше будет расшатывать лодку европейской интеграции.
Хотя фундаментально ничего не изменится, потому что в экономическом плане и с правовой точки зрения ЕС не может развалиться — приняты сто тысяч страниц законодательства, страны настолько связаны между собой, и что бы ни произошло, экономический союз всегда будет существовать. Только политически он будет ослабляться в той или иной степени.
Еще есть вопрос, так сказать, восточного фронта ЕС. Есть проблемы с Польшей — что ЕС начал процедуру применения как раз этого «ядерного оружия» (речь идет о возможной потери Польшей права голоса в Совете ЕС). Раньше это было только раз — когда-то Австрию лишили права голоса, потому что в правительство вошли крайне правые. Есть проблемы с Венгрией, также поднимается вопрос, чтобы против нее применить санкции, потому что венгры не хотят признавать миграционные квоты. То есть проблема, как ЕС поступить в отношении этих стран. Это тоже ослабляет Европейский Союз.
— Насколько результаты нынешних выборов успешны для радикальных партий в странах ЕС? С одной стороны, некоторые показали лучшие результаты в своей истории. С другой, они нигде не победили, только Австрийская партия свободы вошла в правительство.
— Ситуация такова, что правые партии перенимают риторику крайне правых и побеждают благодаря этому. Возможно, это лучше, чем чтобы сами крайние правые пришли к власти…
— Если учитывать проблемы с формированием коалиции в Германии, что ждет план Эммануэля Макрона по реформированию ЕС?
— Я думаю, здесь будет все-таки хеппи-энд, и в Германии найдут компромисс. Вся немецкая политическая культура после Второй мировой войны базируется на поиске компромисса. Даже тот самый лидер СДПГ Мартин Шульц понимает, что проведение новых выборов только навредит, потому что крайне правые будут иметь больше голосов. Я думаю, что все-таки договорятся, и будет создана коалиция. Или, крайний вариант, Меркель может управлять миноритарным правительством.
Что касается реформ Макрона, то я к этому отношусь немного скептически. Конечно, очень положительно, что он стал президентом, потому что среди всех кандидатов он был единственный проевропейским. Его план реформирования ЕС, конечно, интересный. Но надо понимать, что процесс ратификации соглашений ЕС, если посмотреть на последние принятые соглашения, занимает десятки лет. Чтобы начать какую-то реформу ЕС и изменить сами учредительные договоры нужно провести межправительственную конференцию, чтобы все страны договорились и потом это ратифицировали. Это очень сложно, и от такого есть переутомление. ЕС уже двадцать лет реформируется. Если говорить о кардинальных реформах, изменении учредительных договоров, то, думаю, этого не произойдет. На это не хватит и двух сроков Макрона.