«Атлантико»: Вашингтон, Париж и Берлин сейчас совместно оказывают давление на Россию Владимира Путина, чтобы добиться перемирия в Сирии. Тем самым они фактически признают влияние Москвы на Дамаск. Что можно сказать о переменах в системе «блоков влияния» в мире после холодной войны? Если во время холодной войны в мире существовало противостояние западного и советского блоков, то сейчас Китай становится третьим полюсом влияния мирового масштаба?
Филипп Фабри: Я не сказал бы, что все на самом деле обстоит именно так. Хотя Китай уже практическим может потягаться с США в военном и экономическом плане, в случае войны двух стран он оказался бы практически в полном одиночестве, и ему пришлось бы иметь дело со сформированной американцами коалицией из его обеспокоенных соседей: Японии, Южной Кореи, Тайваня, Вьетнама, Австралии, Филиппин и, возможно, Индии. Даже европейцы, вероятно, поддержали бы Америку в рамках НАТО, если бы Китай нанес удар по США, в частности по Гуаму, чтобы вытеснить их из Азии.
Таким образом, в одиночку Китай не может быть третьим полюсом влияния — точно так же, как Россия не в состоянии быть в одиночку вторым полюсом. Несмотря на стремление Путина показать (в частности, на примере вмешательства в Сирии), что Россия является настоящей мировой державой, она практически отсутствует в Африке, а ее влияние в Азии невелико. США — единственная страна в мире, которую можно считать полюсом самим по себе. Китай и Россия пока только стремятся к этому.
Как бы то ни было, преследуя эту цель, они, безусловно, сформировали общую ось (как с помощью двусторонних соглашений, так и общих организаций вроде ШОС и Азиатского банка инфраструктурных инвестиций), чтобы бросить вызов американской гегемонии, которая осуждается под определением «однополярности». На самом деле Россия и Китай надеются, что смогут сообща пошатнуть американский мировой порядок и заменить его многосторонней системой, которая освободит им руки для доминирования в своих зонах влияния: Европа и Средиземноморье для России, восток тихоокеанского региона и Индийский океан для Китая. Долгосрочные планы Китая явно идут еще дальше, поскольку инициатива «Один пояс и один путь» Си Цзиньпина направлена на потенциальное доминирование во всей Евразии. В то же время долгосрочная геополитическая задача России заключается в формировании на западе центра мощи, который должен позволить ей в будущем дать отпор Китаю.
Флоран Пармантье: Прежде всего, следует признать, что российское вмешательство в Сирии ознаменовало собой возвращение Москвы на Ближний Восток за последние три года. После конфликтов в Грузии (2008) и на Украине (2014) Россия впервые попыталась выйти за пределы постсоветского пространства, несмотря на оставленный Афганистаном в 1979 году глубокий след.
Россия не проявила себя во время войны в Персидском заливе в 1991 году, сотрудничала по Афганистану в 2001 году, была против конфликта в Ираке в 2003 году, была застигнута врасплох арабской весной и оказалась наблюдателем свержения Каддафи в 2011 году. Таким образом, она впервые проявила инициативу в регионе после 25 лет бездействия. Таким образом, у многих возникает соблазн рассматривать нынешний подъем напряженности как возобновление холодной войны, которая может выйти за пределы обоюдных демонстраций силы.
Как бы то ни было, хотя напряженность высока как никогда с 1991 года, противостояние блоков находится вовсе не на том же уровне, что в 1991 году. Россия — не СССР, а ее группа союзников не так велика, как раньше. Идеологическое противостояние сейчас тоже намного слабее. Хотя американский истеблишмент проявляет открытую враждебность к России — точно так же, как Дума к США — существуют расхождения в интересах, и Россия не в силах предложить свою систему, как в свое время СССР.
Остается лишь глухое российско-американское соперничество, в рамках которого обе стороны заинтересованы в демонстрации «жесткости», которая по душе их общественности. Это позволяет им несколько вернуть уверенность в собственных силах на фоне того, как рост мощи Китая становится угрозой для господства США и вытесняет на второй план Россию.
Кроме того, прошлая гегемония двух блоков не была абсолютной. По декларации 19 июля 1956 года было сформировано Движение неприсоединения. Окончание холодной войны повлекло за собой кардинальные геополитические перемены в Европе, так как развал советского блока привел к доминированию «вашингтонского консенсуса», который представляет собой смесь приватизации экономики, постановки условий для предоставления международных средств и интеграции в международные экономические потоки. В Азии все было иначе. Северная и Южная Кореи не объединились, как две Германии.
Франсуа Жере: После непродолжительного периода однополярной системы, которая существовала после окончания холодной войны и распада Советского Союза, мир вернулся в естественное состояние межгосударственной борьбы: речь идет о безжалостном соперничестве держав. Главный вопрос сегодня заключается в том, кто может на законных основаниях претендовать на статус великой мировой державы.
Лозунг Дональда Трампа «Америка прежде всего» наводил на мысль об изоляционистском порыве. Любой кандидат в президенты ставит на первое место внутреннюю политику и улучшение социально-экономической ситуации в стране. Трамп не стал исключением из правила о том, что приобретенная США сила требует участия в мировых делах. Трамп пытается сделать это на наиболее благоприятных условиях для интересов США (по крайней мере, на тех, которые сам считает таковыми). Он выходит из невыгодных, по его мнению, международных соглашений вроде тихоокеанской зоны свободной торговли и парижских климатических договоренностей. Кроме того, он собирается выйти из подписанного в 2015 году ядерного соглашения с Ираном. При этом он утверждает, что готов к переговорам по этим договоренностям. Недавно обнародованная ядерная доктрина подтвердила поддержку и защиту европейских и азиатских союзников. Те же в ответ должны больше платить и покупать американскую технику.
США не уходят из Афганистана, подтверждают присутствие на Аравийском полуострове и поддержку Израиля. Они расширяют стратегию сдерживания Ирана, которая предполагает формирование сети баз в Ираке и Сирии. Американские военно-морские и подводные группы, которые до сих пор обладают подавляющим преимуществом, развертываются для противодействия планам Пекина на Филиппинах и в Малаккском проливе.
В недавнем обращении к Федеральному собранию Владимир Путин объявил, что его стране удалось обойти попытки ее сдерживания со стороны США и их союзников. У Москвы имеются амбициозные проекты, например, по формированию широкой евразийской экономической, торговой и культурной зоны, которая должна стать противовесом ЕС на западе и Китаю на востоке. Как бы то ни было, энергетических богатств недостаточно для осуществления необходимых проекту массовых инвестиций. Мощь России не так уж велика, несмотря на ее успехи в Сирии. Если не считать военного вмешательства, ей не хватает финансовых и коммерческих средств, чтобы прочно закрепиться и сформировать настоящие зоны влияния.
Стратегия влияния на основе пропаганды и дезинформации наталкивается на решительное противодействие западных государств. Поэтому России приходится довольствоваться притяжением на орбиту «ближнего зарубежья»: Белоруссии, Молдавии, Абхазии, Южной Осетии и, в меньшей степени, Армении. С советским блоком это нельзя даже сравнивать. Сближение с Венгрией и Болгарией не может компенсировать яростного отторжения Польши и Прибалтики, которые стали активными членами НАТО.
Одним из главных явлений нынешнего периода стал подъем Китая на уровень великой мировой державы. Как бы то ни было, он страдает от дипломатической изоляции, которая обостряется агрессивной политикой в Южно-Китайском море. Для исправления этого пробела китайское правительство запустило в 2014 года масштабную программу мирового экономического сотрудничества «Один пояс и один путь», которая идет от восточного побережья Китая до устья Рейна. Недавно Пекин открыл крупную базу в Джибути, пока единственную в Африке. Несмотря на экономические связи с Пакистаном и Мьянмой, никакого «китайского блока» не существует.
— Как выглядит новая мировая карта зон влияния?
Филипп Фабри: В настоящий момент противником российско-китайской оси выступают США. На мировом уровне существует блок тех, кто так или иначе принимает американскую гегемонию (Европа, периферийная Азия, Южная Америка), и тех, кто выступает против нее (Китай и Россия, а также ряд игроков меньшего масштаба вроде Ирана и все больше проявляющей себя в этой роли Турции). Индия же в начале 2000-х годов поддерживала большую часть китайских инициатив в группе БРИКС, но недавно решила сменить лагерь при виде того, как могучий сосед берет ее в окружение: всего за месяц на сторону Китая перешли два ее стратегических и исторических союзника, Непал и Мальдивы. С тех пор она заметно сблизилась с США.
Наконец, существуют спорные зоны: Африка, Ближний Восток и, в меньшей степени, Средняя Азия.
Флоран Пармантье: Сегодня в ходу не логика блоков, а логика множественных альянсов. Россия стремится к доминированию на постсоветском пространстве, однако ее влияние ограничивается НАТО и США на западе и Китаем в Средней Азии. Россия становится лишь одним из многих игроков, что подталкивает ее к поддержке конфликтов, которые возникли как в 1991 году (Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия, Нагорный Карабах), так и позже (Грузия в 2008 году, Украина в 2014 году).
Появилось множество альянсов, а их конфигурация зачастую с трудом поддается восприятию. Ключевые моменты же касаются отношений России и США, упоминаемых Вашингтоном «государств-изгоев» или усиления Китая, которое проявляется в первую очередь в Южно-Китайском море.
— Какие изменения альянсов оказались самыми заметными после распада СССР в декабре 1991 года?
Филипп Фабри: В первую очередь на ум приходит присоединение восточноевропейских стран к НАТО через несколько лет после расформирования ОВД. Как бы то ни было, в данном случае речь шла, скорее, о вассалах, а не союзниках СССР. В любом случае, мне бы хотелось отметить три момента, которые, как мне кажется, наилучшим образом отражают перемены в международном порядке. Пакистан, старый союзник Америки, сегодня стал вассалом Китая и ключевой фигурой его стратегии по окружению Индии. Египет после прихода к власти маршала ас-Сиси практически перешел в российский лагерь после почти полувека союзнических отношений с США. Наконец, Вьетнам, старый союзник СССР и символический противник США и их «имперских» амбиций, сегодня стал союзником Америки против Китая. Три этих примера прекрасно демонстрируют, как сильно изменился расклад.
Сюда также можно было бы отнести Турцию, однако ее недавнее поведение поднимает другую проблему помимо смены альянса: речь идет о превращении надежного союзника в почти что противника, который при этом сохраняет прежний статус союзника, но не внушает особого доверия даже новому предполагаемому партнеру, то есть России. Сегодня Турция Эрдогана напоминает, скорее, сталинский СССР 1930-х годов, который обхаживал другие страны или же позволял им обхаживать себя в стремлении извлечь выгоду без формирования прочного альянса. В конечном итоге это очень дорого ему обошлось.
Флоран Пармантье: Самые значимые изменения альянсов произошли в Европе: в настоящий момент расширение НАТО и ЕС представляет собой прочно утвердившийся факт. Несмотря на сближение России с некоторыми членами НАТО вроде Венгрии и Турции, никто сейчас не может представить себе выход из НАТО или ЕС. Формирование «нелиберальной демократии» в Польше и Венгрии не означает, что эти страны могут выйти из нынешних объединений. Таким образом, американское присутствие в Европе устойчиво, хотя Дональд Трамп и называл НАТО «устаревшей».
Вторая смена альянса касается сближения России и Китая. Сначала КНР была партнером СССР, но затем отдалилась от него (уход советских представителей, пограничная война в Уссурийском крае в 1969 году). Сближение впервые началось в горбачевский период и приобрело конкретные очертания в 1996 году с формированием ШОС. Сначала организация ограничивалась Китаем и частью постсоветского пространства, однако впоследствии вобрала в себя Индию и Пакистан в июле 2015 года.
Франсуа Жере: Расширение НАТО по окончанию холодной войны привело североатлантический альянс непосредственно к границам России. США же расширили сеть альянсов с государствами Аравийского полуострова после первой войны в Ираке. Помимо этого речь идет о расширении существующих альянсов с Японией, Южной Кореей, Тайванем и Австралией. Ни Россия, ни Китай не смогли сформировать настолько прочные системы. ШОС объединяет среднеазиатские страны вкруг Китая и России и представляет собой организацию с довольно слабыми связями, которая нацелена на продвижение торговли, а также борьбу с терроризмом и контрабандой, в том числе наркотиков.
— Формируются ли сейчас блоки регионального уровня?
Филипп Фабри: Вокруг Ирана сформировался блок из Сирии, Ирака, ливанской «Хезболлы» и йеменских хуситов. Он процветает в тени российско-китайской оси. Параллельно с ним формируется блок противников Ирана во главе с Израилем и Саудовской Аравией. Не исключено, что в Северной Африке формируется пророссийский блок из Египта и части Ливии, которая находится под контролем маршала Хафтара. Он может также вобрать в себя Алжир. В Азии может появиться антикитайский блок под эгидой США, которые после нескольких десятилетий простоя вновь оживили Четырехсторонний диалог по безопасности, который включает в себя Америку, Японию, Австралию и Индию.
Флоран Пармантье: Разумеется, после холодной войны сформировались и другие группы. Неприсоединившимся было нужно найти новый курс, раз их прежние позиции больше не могли скрыть различия интересов и представлений о международном порядке. В Южной Америке сформировалось боливарианская тенденция вокруг Уго Чавеса, который заявил о стремлении южноамериканских стран к независимости от США вокруг общего рынка Меркосур.
Страны Персидского залива, Африканский союз, АСЕАН (Юго-Восточная Азия), Вышеградская группа (Центральная Европа), Шелковый путь (Китай) и Коридор роста Азия-Африка (Индия) — все они в разной степени пошли по пути формирования объединений. Сейчас не период сплоченных блоков, а время многосторонних инициатив, которые отражают растущую геополитическую диверсификацию международных отношений.
Франсуа Жере: Некоторые государства не проявляют глобальных амбиций, но все же стремятся к формированию региональных сфер влияния с опорой на националистическую или религиозную идеологию. После распада советского блока в Турции посчитали, что пришло время для формирования турецкого культурного пространства с привлечением туркменов, уйгуров и монголов. Она столкнулась не только с противодействием региональных держав, но и нехваткой средств для формирования необходимой автомобильной и железнодорожной инфраструктуры. То же самое касается и Ирана, который все еще слишком слаб для создания прочной шиитской оси. У него есть точечные позиции в Ираке, Ливане и Бахрейне. Нынешние военные успехи Ирана в Сирии порождают надежды на продвижение его влияния к средиземноморскому региону. Как бы то ни было, препятствия слишком многочисленны и серьезны для того, чтобы Тегеран мог претендовать на гегемонию