Ликвидация банка ABLV актуализировала несколько важных вопросов, на многие из которых до сих пор нет ответа. Почему это произошло? Можно ли было избежать ликвидации банка? Скажется ли это на экономике Латвии в краткосрочном и долгосрочном плане? И если да, то как?
О конфликте интересов
Начну с вопроса о возможном конфликте интересов. Как известно, банк ABLV обеспечивал львиную долю финансирования Аналитического центра «Цертус» (Certus).
За время своей исследовательской деятельности я во второй раз сталкиваюсь с ситуацией, что когда над источником, который финансирует работу, возникает тень сомнений. Я был одним из исследователей Института TeliaSonera при Рижской экономической школе. В 2013-м году правоохранительные органы США выдвинули Telia серьезные обвинения — дачу взяток в особо крупных размерах (331 миллион долларов) должностным лицам Узбекистана. По делу был суд, на котором Telia признала свою вину и заплатила штраф в размере почти одного миллиарда долларов.
Как сотрудничество с TeliaSonerа влияло на мою работу? Ни я, ни мои тогдашние коллеги никогда не работали с вопросами, связанными с Узбекистаном. Мы не разрабатывали рекомендации о том, как давать взятки. Мы занимались исследованиями. Например, в то время был создан проект мониторинга ранней предпринимательской деятельности. И ни один латвийский журналист мне не задал ни одного вопроса в связи с финансированием TeliaSonerа.
Финансирование банка ABLV также не выделялось на то, чтобы помогать Северной Корее создавать ракетное оружие или искать аргументы в пользу отмывания денег. Команда исследователей Certus работала над созданием проекций экономического развития Латвии. Мы работали над вопросами развития промышленности, транзита, ИТ, экспорта услуг здравоохранения, экспорта высшего образования, изучали возможности конкурентоспособности Риги и многого другого.
Мы также много работали над налоговой реформой. В большой степени именно мы, вопреки возражениям экспертов Всемирного банка и Европейской Комиссии, доказывали необходимость освободить реинвестируемую прибыль предприятий от налога. Нравится это кому-то или нет, но это было возможно именно благодаря поддержке ABLV. Стоит заметить, что предложенная нами налоговая реформа существенно повысила налоговое бремя для банков, в том числе и для ABLV. В этом году мы планировали начать работу над темой здравоохранения. Но, похоже, в наши планы будет нужно ввести коррекции.
О том, что произошло с ABLV
Об этом написано уже много, но все же. Факты таковы. Ликвидировано предприятие, которое в 2016 году экспортировало финансовые услуги в объеме 150 миллионов евро, и платило в среднем на 20 миллионов евро налогов в год. Будущее нового бизнес-центра Риги — New Hanza City — в лучшем случае неясно. Будущее Музея современного искусства также под вопросом. Репутации финансовой отрасли и Латвийского государства в целом нанесен огромный ущерб.
«Выстрелом», который буквально за несколько дней уничтожил банк ABLV, был доклад FinCEN (подразделение министерства финансов США). В докладе FinCEN банку были выдвинуты крайне серьезные обвинения: отмывание денег, нарушения режима санкций Северной Корее и дача взяток латвийским должностным лицам с целью избежать наказания за эти нарушения.
Есть как минимум две версии о том, что произошло. Первую и самую очевидную четко сформулировал журнал Forbes в статье под названием «Почему минфин США убил латвийский банк». Эта версия — «поделом». Другими словами — если вы в своей Латвии не понимаете правил игры глобальной финансовой системы (и что еще важнее, не понимаете кто устанавливает правила игры) — то это ваша проблема. За глупость надо платить.
Но пока нельзя исключить и другую версию — что «ноги» доклада FinCEN растут из Латвии. Что это значит? Из своего политического опыта я знаю, что некоторые чиновники и отдельные политики (и даже целые политические силы) очень хорошо научились использовать международные организации и «союзников» для достижения своих целей и сведения личных счетов.
К примеру, типичная ситуация — руководитель латвийского госучреждения X рассказывает международной организации Y, что руководимая им организация попала под политическую немилость, так как перешла дорогу коррупционерам и олигархам. Ведомая лучшими побуждениями организация Y требует у латвийского правительства немедленно увеличить бюджет госучреждения X и обеспечить его автономию. Иначе — «союзники не поймут». Не сомневаюсь, что представление о Латвии как о насквозь коррумпированной стране в большой степени создано нами же самими именно таким образом.
Теория заговора? Возможно. Но ясно одно — в очень скором будущем мы узнаем, верна ли первая версия. Ведь как только наши правоохранительные органы получат из США доказательства, например, об эпизодах дачи взяток, за этим должны будут последовать аресты высокопоставленных чиновников.
В противном случае в деле ABLV наступит могильная тишина. И тогда придется сделать вывод в пользу других версий.
Несбывшиеся мечты
Все громче и чаще мы слышим, что все деньги нерезидентов «не чистые», и поэтому Латвии они не нужны. Ликвидация ABLV погребла под собой мечту о Риге как региональном финансовом центре. Скажу лишь, что сами «нерезиденты» должны решить, считают ли они Латвию прогнозируемым и надежным местом для своих денег.
О том, каким будет их решение, мы узнаем из статистики о депозитах нерезидентов и доходам от экспорта финансовых услуг. В 2016 году эта сумма составляла 446 миллионов евро. Возможно, скоро мы действительно узнаем, что мечта о региональном финансовом центре действительно не сбылась. Но это не будет первой несбывшейся мечтой Латвии.
В 1990-е годы Латвия, так же, как и другие страны Балтии, Восточной и Центральной Европы, была весьма индустриализована. В 1995 году обрабатывающая промышленность создавала 20% от внутреннего валового продукта (ВВП). Похожая ситуация была в Литве (18,7%), Польше (20,9%), Венгрии (21,4%), Чехии (23,7%).
Однако политическая элита тех лет полагала, что промышленность для Латвии нежелательна. Было модно считать, что этот «советский пережиток» стране не к лицу. Результат известен. Спустя двадцать лет промышленность создает всего 12,5% латвийского ВВП. Зато наши западные соседи как-то сумели ужиться с этим досадным «пережитком». В Литве промышленность в 2015 году составляла 19,3% от ВВП, в Польше — 19,7%, в Чехии — 27%. Кстати, иностранным инвесторам хорошо известно, что сегодня промышленная столица Балтии находится в литовском Каунасе.
Позже некоторые наивные граждане думали, что Латвия могла бы стать мостом между Востоком и Западом, этаким вторым Роттердамом. Но оказалось, что транзит тоже связан с «нечистыми» восточными грузами, и часть латвийского общества испытывает по этому поводу стыд. Результат тоже известен и закономерен. Доверие восточного соседа к латвийскому транзитному коридору было настолько велико, что он принял решение инвестировать миллиарды евро в альтернативную портовую инфраструктуру. Что это значит для латвийского транзита, всем понемногу становится ясно.
Создается впечатление, что мы пытаемся претворить в жизнь весьма своеобразную экономическую модель, которую я бы назвал «экономикой вычитания». Похоже, что в ходе этого эксперимента кто-то хочет выяснить, что случится со страной, если из экономики постепенно что-нибудь «вычитать». Минус промышленность. Потом минус транзит. Теперь минус финансовый сектор.
Конечно, на все это можно закрыть глаза. Многие так и поступают, ведь в Латвийской экономике уже давно есть гораздо более интересное занятие — освоение европейских фондов. К тому же следующие пару лет планируется грандиозный пир — фонды, запрограмированные на семь лет, будут «освоены» за три года.
Однако у экономики вычитания есть и свои последствия. Статистика безжалостна: каждый месяц число жителей Латвии сокращается на 900 человек. Это значит, что каждый день нас становится на 30 человек меньше. Каждый час — минус один человек.