«Те, кто борется против так называемых тоталитарных режимов, едва ли могут бороться вопросами и сомнениями. Им тоже нужны уверенность и простые истины, которые были бы доступны как можно большему числу людей и вызывали бы коллективные слезы».
Милан Кундера, «Невыносимая легкость бытия» (1984)
Общественная память о коммунизме 20-го века поистине является полем битвы. Две идеологические армии взирают друг на друга, разделенные пропастью недоверия и разногласий. Несмотря на то, что холодная война закончилась почти 30 лет назад, в Соединенных Штатах и Европе полным ходом идет борьба за право определять, что есть истина, а что нет в коммунистическом прошлом.
Слева стоят те, кто сочувствует идеалам социализма и разделяет общепринятое мнение сотен миллионов граждан России и Восточной Европы, которые испытывают ностальгию по социалистическому прошлому своих государств. Справа — приверженцы антитоталитаризма как с Востока, так и с Запада, настаивающие на том, что все эксперименты с марксизмом неизбежно заканчиваются ГУЛАГом. Там, где одна сторона различает оттенки серого, другая видит мир черно-белым.
В частности американские сторонники рабочего движения и социал-либералы, желающие расширить роль государства, надеются спасти ребенка демократического социализма от опасности быть выплеснутым с авторитарной водой. Сторонники консервативной бюджетно-налоговой политики и националисты прибегают к воспоминаниям о чистках и голоде, чтобы дискредитировать даже самые скромные аргументы в пользу политики перераспределения.
Продолжающиеся этнографические и социологические исследования в Восточной Европе противоречат даже самым элементарным доводам тех, кто хочет представить коммунизм 20-го века как абсолютное зло. Еще в 1992 году хорватская журналистка Славенка Дракулич «беспокоилась о том, что случится со всеми хорошими вещами, которые были у нас при коммунизме: медицинским обслуживанием, оплачиваемым первым годом декретного отпуска, бесплатными абортами». По мере того, как правительства ликвидировали системы соцзащиты, а по всему региону началось стремительное обнищание населения, рядовые граждане проявляли все меньшую склонность критиковать свое социалистическое прошлое.
В ходе опроса, проведенного в 2009 году в восьми восточноевропейских странах, людям предлагали оценить их экономическое положение как рядовых граждан: было ли оно «лучше, хуже или примерно таким же, как при коммунизме». Результаты потрясли наблюдателей: 72% венгров и 62% украинцев и болгар считали, что большинство населения после 1989 года стало жить хуже. Ни в одной из стран доля тех, кто заметил улучшение уровня жизни с приходом свободных рынков, не составила более 47% опрошенных. Последующие опросы и исследования качественных показателей в России и Восточной Европе подтверждают эти настроения: народное недовольство, вызванное пустыми обещаниями процветания на свободном рынке, растет, особенно среди людей старшего поколения.
В ответ консервативные и правые правительства Восточной Европы создают музеи и памятники, учреждают дни памяти жертв коммунизма. В 2008 году консервативные политики подписали Пражскую декларацию о европейской совести и коммунизме, чтобы активизировать усилия по распространению информации о преступлениях коммунизма, а затем в 2011 году создали Платформу европейской памяти и совести, союз организаций, стремящихся пропагандировать свой взгляд на 20-й век в учебниках европейской истории: взгляд, ставящий знак равенства между коммунизмом и нацизмом — двумя тоталитарными режимами.
Демократические правительства в Польше и на Украине запретили коммунистические символы, лозунги и песни, а украинское правительство настояло на смене тех названий населенных пунктов, которые звучали слишком по-коммунистически. Самой радикальной мерой на Украине стало закрепление в законодательном порядке официальной версии событий недавней истории, участниками которой являются многие ныне живущие граждане. Если журналист попытается затронуть какие бы то ни было положительные аспекты жизни украинцев в период с 1917 по 1991 год, по закону правительство имеет право закрыть газету, журнал или блог, где он пишет, и тому может грозить тюремный срок от пяти до десяти лет. Свободный рыночный капитализм не принес с собой свободы печати.
В октябре 2016 года Фонд памяти жертв коммунизма установил в центре Нью-Йорка семь рекламных щитов, тем самым открыв новый фронт в битве за общественную память о коммунизме. В своей ленте в Твиттере исполнительный директор Мэрион Смит (Marion Smith) написал: «Только что на Таймс-сквер появились наши объявления с чудовищными сведениями о преступлениях коммунизма». На рекламных щитах прохожие могли прочесть: «100 лет — 100 миллионов убитых»; «Коммунизм убивает»; и «Сегодня каждый пятый человек на земле живет при коммунистическом режиме».
Примерно через год Брет Стивенс (Bret Stephens) в своей авторской колонке в «Нью-Йорк таймс» под названием «Коммунизм сквозь розовые очки» раскритиковал настойчивость, с какой «прогрессивная интеллигенция» проводит различие между нацизмом и коммунизмом, и поставил в укор американскому сенатору Берни Сандерсу и лидеру британских лейбористов Джереми Корбину память о советских зверствах.
Потом президент Дональд Трамп заявил, что 7 ноября станет национальным днем жертв коммунизма. В официальном заявлении Белого дома это объяснялось так:
«За прошедшее столетие коммунистические тоталитарные режимы во всем мире убили более ста миллионов человек, тех, кто подвергся эксплуатации, насилию и неописуемому разорению, не счесть. Эти движения под ложным предлогом освобождения систематически лишали невинных людей их богоданных прав на свободу вероисповедания, свободу объединений и многих других прав, которые мы считаем священными».
Там творились настоящие ужасы — в этом нет сомнения. Но почему сегодня возникла столь острая необходимость настаивать на том, что история коммунизма 20-го века была историей «несметных разрушений»? Может быть, это запоздалые ответы на глобальный финансовый кризис или поздние реакции на успехи Сандерса и Корбина на выборах? А может, что-то еще?
Разумеется, консерваторы могут настаивать на том, чтобы они просто напоминают людям об истинных недостатках коммунизма, чтобы не дать развиться тенденции следовать по этому пути. Они утверждают, что коммунизм должен быть отвергнут в любой форме, поскольку опасаются, что мы можем повторить ошибки советского блока. Однако учитывая крайне малую вероятность возвращения Запада к коммунизму в 21-м веке и продолжающуюся ностальгию по государственному социализму в Восточной Европе стоит внимательно взглянуть на эти антикоммунистические аргументы.
Вдумчивым наблюдателям следует с подозрением относиться к любым историческим нарративам, которые изображают мир черно-белым. В своей книге «Думай медленно… решай быстро» (2011) лауреат Нобелевской премии психолог Даниэл Канеман предостерегает читателей от очевидных когнитивных ошибок, которые мешают нашей способности мыслить рационально, в том числе от так называемого «эффекта ореола»:
«Эффект ореола обеспечивает объяснительным нарративам простоту и последовательность, преувеличивая постоянство оценок: хорошие люди делают только хорошие вещи, а плохие люди творят только зло… Противоречия усложняют ход наших мыслей и нарушают ясность наших чувств».
Поскольку подробности истории коммунизма 20-го века могут «усложнить ход наших мыслей и нарушить ясность наших чувств», антикоммунисты будут атаковать, опровергать или дискредитировать любые архивные находки, интервью или результаты опросов, в которых будут упоминаться достижения Восточного блока в науке, культуре, образовании, здравоохранении или борьбе за права женщин. Они были плохими людьми, и все, что они делали, должно быть плохим; перевернем термин «ореол» и назовем это «эффектом вил». Те, кто предлагает не сводить все исключительно к бесконечному тоталитарному террору, отвергаются как его апологеты или полезные идиоты. Современная интеллектуальная оппозиция идее о том, что «плохие люди всегда плохи», вызывает возмущение и влечет за собой немедленное обвинение в том, что вы, мол, не лучше тех, кто лишил нас наших «богоданных прав».
В 1984 году антрополог Клиффорд Герц писал, что вы можете быть «анти-антикоммунистом», не будучи сторонником коммунизма:
«Те из нас, кто решительно выступал против одержимости красной угрозой — а иначе мы ее не воспринимали — были прозваны так теми, кто… считал угрозу первостепенным фактом современной политической жизни, при этом делался намек — в подавляющем большинстве случаев абсолютно неверный — что по закону двойного отрицания мы испытывали к Советскому Союзу какие-то тайные симпатии».
Иными словами, можно давать отпор таким задирам, как Джозеф Маккарти, при этом не защищая Иосифа Сталина. Если мы тщательно анализируем аргументы тех, кто пытается взять под контроль исторический нарратив о коммунизме 20-го века, это не означает, что мы извиняемся или оправдываем зверства или потерянные жизни миллионов мужчин и женщин, которые пострадали за свои политические убеждения.
Американский фонд «Мемориал жертв коммунизма» и другие консерваторы (назовем их «антикоммунистами») приводят против коммунизма два отчетливых аргумента: (1) исторический: о людях, умирающих при коммунизме, который в свою очередь ведет к (2) выводу о том, что коммунизм как политическая идеология должен быть отвергнут.
Когда исполнительный директор Фонда сделал объявление о рекламных щитах, думающие иначе пользователи Твиттера не преминули спросить: «А собираетесь ли вы также разоблачать чудовищные сведения о рабстве, убийствах и всех прочих преступлениях капитализма?» Восточные европейцы, после 1989 года страдающие от жесточайшего экономического спада, могут задать тот же вопрос. Этнографические исследования феномена сохранения красной ностальгии показывают, что она обусловлена не столько тоской по ушедшей молодости, сколько глубоким разочарованием в свободных рынках. Сегодня на фоне капитализма коммунизм предстает в более выгодном свете. Однако упоминание о возможном существовании жертв капитализма отвергается как обычная «критика в ответ на критику» — подразумевается, что внимания заслуживают только зверства, совершаемые коммунистами.
Чтобы правильно понять сложившуюся ситуацию, рассмотрим более подробно доводы современных антикоммунистических кампаний. Они начинаются с исторической предпосылки о том, что режимы, основанные на коммунистической идеологии, убили 100 миллионов человек. Затем они делают вывод: коммунизм должен быть отвергнут. Однако этот аргумент оказывается несостоятельным ввиду сомнительности самой исторической предпосылки, а их политические выводы оказываются еще в большей степени неверными.
Источником, из которого взята эта цифра в 100 миллионов жертв, является Le Livre noir du communisme (1997), изданная на английском языке как «Черная книга коммунизма» (1999). Во вступлении редактор Стефан Куртуа (Stéphane Courtois) «обобщил неофициальные данные о погибших», отсюда и взялась цифра, приближенная к 100 миллионам — это намного больше, чем 25 миллионов жертв, которые он приписывает нацизму (эта цифра кстати не учитывает убитых во Второй мировой войне). Куртуа приравнял коммунизм к нацизму и заявил, что «однобокая сосредоточенность на геноциде евреев» препятствовала оценке преступлений коммунизма.
Впервые опубликованная во Фрации «Черная книга» сразу же вызвала споры. Как только она попала на книжные прилавки, два выдающихся историка, внесших свой вклад в создание книги, Жан-Луи Марголин (Jean-Louis Margolin) и Николас Верт (Nicolas Werth), напали на Куртуа на страницах «Монд» (Le Monde). Марголин и Верт отмежевались от этого труда, посчитав, что маниакальное желание Куртуа достичь цифры в 100 миллионов привело к научной небрежности.
Правда придираться к цифрам здесь не подобает. Важно не это, а то, что коммунистические режимы погубили очень много людей. Мы могли бы просто перефразировать историческую предпосылку антикоммунистов следующим образом: государства, управляемые коммунистической идеологией, сотворили много зла.
Однако теперь мы переходим ко второй и более серьезной проблеме: политический вывод логически не проистекает из исторического факта, используемого в качестве предпосылки. С точки зрения философии этот аргумент недействителен. Отсутствует имплицитный шаг. В качестве иллюстрации предположим, что кто-то сказал: «Российские спортсмены используют допинг; поэтому российских спортсменов не следует допускать на Олимпийские игры». Предпосылка не влечет за собой вывода, поскольку не устанавливается связь между допингом и теми, кого следует или не следует допускать к Олимпиаде. Необходим промежуточный шаг, возможно, что-то вроде: «Любой спортсмен, применяющий допинг, должен отстраняться от участия в Олимпийских играх». Теперь в философском смысле аргумент верен, поскольку его предпосылки по крайней мере подразумевают вывод, хотя одну из предпосылок все-таки можно было бы отвергнуть.
Аналогичным образом, в своих аргументах антикоммунисты прямо не заявляли о какой-либо связи между странами, творящими бесчинства, и их идеологией, от которой следует отказаться. Это не означает, что данный аргумент безнадежен, однако имплицитная предпосылка отсутствует. Какая именно? Они могли бы заполнить этот пробел так:
• Исторический факт: страны, в которых главенствовала коммунистическая идеология, творили много зла.
• Общая предпосылка: если какая-либо страна, руководствующаяся определенной идеологией, творила бесчинства, эту идеологию следует отвергнуть.
• Политический вывод: коммунизм должен быть отвергнут.
Теперь вывод логически вытекает из предпосылок, а предпосылки выглядят правдоподобными.
Однако проблема антикоммунистов заключается в том, что их общая предпосылка может быть использована как основа для столь же действенного аргумента против капитализма, аргумента, которым не преминут воспользоваться так называемые неудачники экономического перехода в Восточной Европе. Соединенные Штаты, основанные на идеологии свободного рыночного капитализма, сделали много зла: поработили миллионы африканцев, истребили коренных американцев, предпринимали жестокие военные действия для поддержки прозападных диктатур — вот лишь несколько примеров. У британской империи руки тоже по локоть в крови: достаточно упомянуть лагеря интернированных во время Второй бурской войны и голод в Бенгалии.
Это не простая «критика в ответ на критику», потому что та самая промежуточная предпосылка, необходимая для аргумента антикоммунистов, теперь работает против капитализма:
• Исторический факт: США и Великобритания были основаны на капиталистической идеологии и сотворили много ужасов.
• Общая предпосылка: если какая-либо страна, руководствующаяся определенной идеологией, творила бесчинства, эту идеологию следует отвергнуть.
• Политический вывод: капитализм должен быть отвергнут.
Очевидно, что аргумент против коммунизма ничем не лучше (и не хуже) аргумента против капитализма. Разумеется, антикоммунисты не согласятся с тем, что от капитализма следует отказаться. Но, к сожалению, для них исторический момент справедлив: США, Великобритания и другие западные страны основаны на идеологии капитализма и совершили много ужасных вещей. Единственный способ отрицать этот аргумент — отрицать общую предпосылку. Но именно эта предпосылка используется в их собственном аргументе, так что без нее рушится аргументация против коммунизма.
Чтобы избежать этой проблемы, они могут воспользоваться другой общей предпосылкой:
Общая предпосылка: если какая-либо страна, основанная на определенной идеологии, творила ужасные вещи, и если это зло является естественным следствием идеологии, тогда эту идеологию следует отвергнуть.
Однако даже при такой идее им также придется пересмотреть исторический факт, иначе аргумент не будет действительным. Таким образом, мы получили бы следующее:
• Исторический факт: страны, основанные на коммунистической идеологии, сделали много ужасных вещей, и это зло является естественным следствием коммунизма.
• Общая предпосылка: если какая-либо страна, основанная на определенной идеологии, творила ужасные вещи, и если это зло является естественным следствием идеологии, тогда эту идеологию следует отвергнуть.
• Политический вывод: коммунизм должен быть отвергнут.
Но тогда появляется аналогичный аргумент и против капитализма:
• Исторический факт: США и Великобритания брали за основу государственной идеологии капитализм, они совершили много ужасных вещей, и это зло является естественным следствием капитализма.
• Общая предпосылка: если какая-либо страна, основанная на определенной идеологии, творила ужасные вещи, и если это зло является естественным следствием идеологии, тогда эту идеологию следует отвергнуть.
• Вывод: капитализм должен быть отвергнут.
Оба аргумента имеют силу, и общая предпосылка правдоподобна. Защитник капитализма может возразить, что исторический момент не соответствует действительности: никто никогда не подумает, что вера в свободные рынки естественным образом влечет за собой представления об лагерях для интернированных или рабстве как о чем-то нормальном; такие вещи являются извращением идеалов любого разумного капитализма.
Справедливо. Чисто теоретически допустим, что рабство и все остальное не вытекает из принципов Адама Смита и Давида Рикардо. Однако исторический момент в аргументации антикоммунистов в такой же мере сомнителен. Где, например, в трудах Карла Маркса и Фридриха Энгельса говорится о том, что лидеры должны сознательно обрекать людей на массовый голод или проводить чистки?
В отличие от капитализма и коммунизма многие из самых зловещих преступлений нацизма были естественным следствием их расистской идеологии. Нацистская доктрина возвышала немецких арийцев над всеми другими расами, особенно над евреями. Вторая мировая война была результатом нацистского идеала жизненного пространства, а Холокост — непосредственным претворением в жизнь расовых доктрин нацизма. Когда мы добавим общую предпосылку, она действительно приведет нас от исторических фактов о преступлениях нацизма к неоспоримому выводу о том, что нацизм должен быть отвергнут.
До сих пор мы пытались разъяснить очевидное — по крайней мере для тех, кто обучен логике: риторика антикоммунистов не дотягивает до успешной аргументации. Поэтому нам следует принимать в расчет возможность того, что антикоммунисты собственно и не пытаются выдвигать аргументы; возможно, они и не пытаются давать объяснений. Может быть, они просто взывают к эмоциям, надеясь, что эффект вил позволит им легко превратить коммунизм в неоспоримое зло. Но почему? И почему именно сейчас?
Здесь особенно важно обратить внимание на уроки Восточной Европы. В этом контексте публичное празднование дня памяти жертв коммунизма служит как для смягчения растущей критики капитализма, так и для своеобразного оправдания действий местных правых националистов. По закону, члены украинских военизированных групп, которые во Второй мировой войне сражались на стороне нацистов против Красной армии, теперь являются героями независимой Украины. Смогут ли новые антикоммунистические настроения послужить правому национализму в США и Западной Европе?
Когда Трамп приписал вину за насилие в Шарлоттсвилле в августе 2017 года «обеим сторонам», многим американцам было страшно представить себе, что обычных людей, выступающих против белого шовинизма, в моральном отношении приравнивают к неонацистам. Но со стороны Трампа это не было случайностью. У правых националистов есть все причины для того, чтобы придумать страшилку о приближающейся угрозе: когда у нас безбожно отнимут наши свободы. Подобную риторику можно обнаружить в Германии, где в последнее время правительство начало ставить на одну планку хулиганство крайне правых неонацистов и все более мощное движение «Антифа»: оно закрыло веб-сайт, на котором шла организация массовых протестов к саммиту G20 в августе 2017 года, и попыталось заставить замолчать тех, кого они называют «злобными левыми экстремистами в Германии».
Являющиеся адептами консерватизма и национализма политические лидеры в США и странах Европы уже давно пугают нас россказнями о двух монстрах-близнецах: исламском фундаментализме и нелегальной иммиграции. Но не все считают иммиграцию страшной угрозой, а большинство правых консерваторов отнюдь не думают, что западные страны рискуют превратиться в теократические государства, живущие по законам шариата. С другой стороны, коммунизм по-прежнему идеально подходит на роль нового (старого) врага. Если ваша основная политическая повестка дня заключается в том, чтобы поддерживать рыночный капитализм, предоставляя защиту богачам и сводя на нет то немногое, что осталось от сетей социальной защиты, тогда вам на руку изображать тех, кто стремится к политике большего перераспределения, дикими марксистами, нацеленными на разрушение западной цивилизации.
Какое время лучше всего подходит для возрождения призрака коммунизма? По мере того как молодежь во всем мире все больше разочаровывается в жестоком неравенстве капитализма, защитники статус-кво ни перед чем не остановятся, чтобы убедить молодых избирателей в порочности идей коллективизма. Они будут переписывать учебники истории, строить мемориалы и объявлять дни памяти жертв коммунизма — все это для того, чтобы призывы к социальной справедливости или перераспределению в общем сознании накрепко связались с принудительными трудовыми лагерями и голодом.
Ответственные и рационально мыслящие граждане должны критически относиться к упрощению исторического повествования, основанному на эффекте вил и стремящемуся демонизировать левых. Нам всем следует усвоить идею Герца об анти-антикоммунизме в надежде на то, что критическое взаимодействие с уроками 20-го века поможет нам найти новый путь, который проходит либо между, либо над многочисленными преступлениями коммунизма и капитализма.
Кристен Годси — профессор русского языка и восточноевропейских исследований в Пенсильванском университете, автор книги «Красное похмелье: Наследие 20-го века — коммунизм» (Red Hangover: Legacies of 20th Century-Communism (2017)).
Скотт Сеон — профессор философии Боудин-колледжа, автор книги Free Will and Action Explanation: A Non-Causal, Compatibilist Account (2016).