Сегодня в мире каждый одиннадцатый взрослый болен диабетом. Этот недуг традиционно делится на два типа: первый — это генетическая болезнь иммунной системы, и второй, в большинстве случаев являющийся следствием нездорового образа жизни. Чрезмерное потребление фаст-фуда, сладких газированных напитков, чипсов и т. д. может вызвать процессы неусвоения инсулина. Именно этот гормон отвечает за снижение уровня сахара в крови. Такие сбои ведут к развитию целого ряда заболеваний, повышению риска сердечного приступа, инсульту, слепоте, болезни почек и даже ампутации конечностей. Над попытками победить диабет работают группы ученых со всего мира. В Украине также есть такие исследователи. О том, как им приходится работать, помогает ли государство, и как олигархи реагируют на научные стартапы, 112.ua рассказал биохимик Олег Лущак.
112.ua: Много ли ученых сегодня пытаются решить вопрос лечения диабета?
Олег Лущак: Трудно оценить точное количество, но оно большое. Есть отдельные исследовательские лаборатории. Также существуют научные учреждения, в которых проводят исследования этого заболевания и ищут пути его лечения. Достаточно распространена практика создания определенных объединений ученых. Например, Европейская федерация исследования диабета (EFSD) проводит много мероприятий (конференций или мастер-классов), а также занимается финансированием проектов через систему грантов. Однозначно — количество исследований растет, однако эффективное лечение пока находится на стадии разработок.
— Какой из методов, которые сейчас испытывают ученые, может принести быстрые результаты?
— Существует два типа диабета. Диабет 1-го типа — это в основном врожденная проблема. Как правило, в организме нарушено производство инсулина, или он вырабатывается в недостаточном количестве. Самый перспективный вариант лечения — вживление в организм клеток, способных вырабатывать инсулин. Это позволяет облегчить состояние больных. Трудно сказать, как быстро пройдут клинические испытания этого метода, но на моделях он работает довольно классно. Такое лечение диабета будет персонализированным, потому что у каждого человека своя форма патологии.
Диабет 2-го типа развивается в ответ на действие определенных факторов. Одна из наиболее распространенных причин — это неправильное питание. В частности, потребление значительного количества углеводов, транс-жиров может быть причиной возникновения диабета. Успешность лечения болезни зависит от того, на какой стадии ее обнаружили: на ранней или развитой. При диабете второго типа инсулин, как правило, вырабатывается в избыточном количестве, однако мышечные ткани недостаточно эффективно на него реагируют. Это приводит к уменьшению транспортировки глюкозы в клетки и, как следствие, повышению ее содержания в крови. Большое количество как инсулина, так и глюкозы приводит к развитию многих патологий. Например, у многих людей, больных диабетом, со временем развивается слепота из-за нарушения обменных процессов в хрусталике глаза.
— Над каким методом лечения диабета работаете Вы?
— Наша исследовательская группа предположила, что использование наночастиц может помочь в лечении диабета. Идея заключалась в том, что есть определенные ионы металлов, имеющие действие, подобное инсулину: например, хром и молибден. Вероятно, это даст возможность больным диабетом 1-го типа скорректировать дозу инсулина и уменьшить побочные эффекты от болезни. Надо понимать, что пока невозможно вылечить ее полностью, только на ранней стадии можно предотвратить ее развитие.
— Насколько ученые продвинулись в исследованиях старения мозга?
— Для того, чтобы как-то влиять на процессы старения мозга, нужно исследовать, как все работает. С развитием технологий и лабораторных техник накапливается все больше экспериментальных знаний. Однако есть ощущение, что чем больше мы знаем, тем больше еще нужно узнать. Те факторы, которые были неизвестны или не рассматривались как значимые ранее, становятся определяющими. У моей исследовательской группы есть идея исследовать механизмы, связанные с замедлением процессов старения под действием ограничения питания. Известно, если организм с возрастом уменьшает потребление пищи, то потенциально его когнитивные функции сохраняются дольше. Мы пытаемся объединить это утверждение с теорией воспаления (с возрастом количество воспалительных процессов возрастает). Хотим выяснить, как отличается метаболизм у человека, мозг которого стареет быстрее. Если мы будем знать, на что влиять, это даст нам возможность по крайней мере подумать, как это можно сделать.
— Какие исследования в будущем будут более перспективными: комплексные или исследование одной проблемы?
— Основная проблема исследователей в том, что они сфокусированы на узком круге вопросов. Будет результат, если под один знаменатель удастся подвести людей из разных отраслей. Например, в Германии есть исследователи старения мозга, но у них не хватает знаний по биохимии, чтобы разобраться с проблемами метаболизма. Нужно понимать, откуда мозг берет энергию для функционирования. Именно биохимические вопросы помогает им решать наша группа исследователей.
— В Украине есть понимание, что нужны новые подходы к проведению исследований?
— Здесь мы можем сравнить украинскую и мировую науку. В мире все сотрудничают. У нас ученые боятся открытости и лишают себя возможности на альтернативные мнения, а иногда и конструктивную критику. За 15 лет я нашел возможность сотрудничать только с двумя лабораториями, но надеюсь, что сотрудничество в пределах Украины расширится. В мире все больше склоняются к обсуждению. На одной из конференций я поделился результатами нашей работы и планами на будущее. Присутствующие мне посоветовали много классных идей и обратить внимание на нюансы, о которых мы даже не задумывались. Точки зрения были разные, а потому завязалась очень интересная дискуссия. Фактически, я вышел оттуда с полностью сформированным проектом. У нас в Украине не хватает возможности обсуждать результаты в частности и перспективные проекты в целом. Ученые даже во время презентации на конференциях очень неохотно делятся тем, что они делают.
— Украина присоединилась к европейской программе «Горизонт 2020». Почувствовали ли ученые, работающие в области медицинских исследований, изменения в своей работе?
— По этой программе украинские ученые получили примерно 17 миллионов евро. Кто из исследователей получил эти средства, я не знаю. Но, я думаю, проблема этой программы в том, что для получения гранта необходимо уже иметь прототип, действующую модель или какое-то конкретное решение. «Поисковых» программ для развития или проверки идей просто нет. Хотят огромное количество предварительных результатов. Получить европейский грант проще тем украинским проектам, где есть уникальная технология. Или гранты, для которых нужна территория нашей страны.
Поэтому, как правило, финансирование ищем сами: сейчас подали проект на программу RISE. Это больше программы по обмену опытом между специалистами различных отраслей. Основная задача — именно объединить специалистов с различными экспертизами. Это важно, потому что успешные гранты обычно формируются при наличии сложившейся разноплановой команды исследователей.
— Как Вы оцениваете для развития науки поддержку, декларируемую государством?
— Хотели бы верить, но думаю, что ничего не будет, по крайней мере, в ближайшем будущем. Во-первых, нужно увеличивать финансирование в десятки раз. Даже если эти деньги будут, их нужно дать тем людям, которые смогут их реализовать, а не просто раздать. Потому что просто увеличение финансирования без изменения правил распределения приведет к банальному дерибану. У нас нет правильной системы оценки проектов. В прошлом году грантов МОН дали 247, я был по рейтингу 239. Это притом, что когда я в прошлом году подавался на финансирование, вообще ничего не получил. Для сравнения: из представленных европейских грантов выигрывали около 70%. В Украине до прошлого года эта цифра для меня была 0. Когда я хотел посмотреть рецензии тех, кто оценивает гранты, мне сказали, что в МОН упал сервер, где хранились рецензии. В этом году я выиграл грант, который совместно финансируют Украинский научно-технический центр и МОН. УНТЦ исправно выполняет свою часть программы, тогда как МОН — нет. Министерство должно покрывать расходы на приобретение оборудования и реактивов. Мне сказали, что в бюджет МОН этих денег не заложили.
— Что делать в такой ситуации дальше?
— У меня с определенной периодичностью возникает желание покинуть Украину, но здесь есть свои нюансы. У нас есть много инициативных и умных учеников, студентов и аспирантов. Если и я уеду, то останется еще меньше людей, которые смогут их учить, делиться опытом. Хотя многие из моего окружения считают это идиотизмом, я пока работаю здесь. Плохо то, что раньше ученые уезжали работать в рамках определенных проектов, а сейчас просто едут прочь. Я пока верю, что ситуация может измениться. В институте, где я работаю, мне выделили площадь под лабораторию, но на этом все закончилось. Не могу ее даже оборудовать. Для нормального уровня лаборатории нужен где-то миллион долларов. Если хотя бы 200-300 тысяч долларов. — уже будет европейского уровня лаборатория. Чтобы реализовывать классного уровня проекты, нужно больше оборудования.
Проблемы у нас на каждом шагу. Даже в базовых вещах. Если государство и выделяет средства на реактивы или оборудование, то достает бюрократия. И после тонн бумаг и неадекватности бухгалтеров не остается желания работать с государственной поддержкой. Кроме того, реактивы у нас вдвое дороже, чем в Европе, а их доставка может длиться месяцами. Для сравнения — срок доставки реактивов в Германии — 1-2 дня. Эксклюзивные, которые нужно искусственно синтезировать, можно ждать до недели. Спланировать исследования при таких условиях и ценах просто невозможно. Если наклевывается что-то классное, то приходится ехать к знакомому в Германию и в кармане привозить эти реактивы. В этот раз ехал из Германии на автобусе, потому что пришлось везти реактивы.
В Украине нужно разработать новую структуру финансирования науки, что позволит нормально оборудовать лаборатории. Возможно, даже создать определенное пространство, куда люди смогут приезжать и работать. Чтобы у ученых был стимул возвращаться после работы за рубежом. Возвращаться туда, где будут адекватные зарплаты, условия и обеспечение.
— Возможно, меценаты согласились бы финансировать такие проекты в Украине?
— Я не могу аргументировать нашим олигархам, насколько это нужно. Они не хотят вкладывать средства в такие проекты без перспективы получения прибыли.
— У нас создают пространства для ИТ. Почему отказываются сделать для науки?
— Айтишники приносят деньги очень быстро. Это возврат инвестиций и быстрая прибыль. В научных исследованиях результата можно ожидать годами. Но если удастся сделать открытие, то дивиденды будут серьезными. В Европе такие пространства очень популярны. Бюджет того же общества Макса Планка — десятки миллиардов, из них значительная часть — это донации.
Наука же в Украине — это не бизнес-проект. А наши бизнесмены такие проекты не рассматривают, даже если имеют средства. Они даже финансируют стартапы с гарантией возврата. Поэтому я не знаю, как будет дальше, но, надеюсь, что куплю себе пачку витаминов группы В и немного еще поработаю в Украине.