Призвав к себе председателей парламентский фракций, президент сообщил, что переговорил с Вселенским патриархом насчет автокефалии, передал ему официальное обращение и просит «поддержать огоньком» — аналогичным обращением от имени парламента. Он также заверил собравшихся, что у него все епископы УПЦ КП и УАПЦ уже подписали. От конкретики, впрочем, президент уклонился — сказал, что «не может разглашать». Но заверил присутствующих, что событие «историческое», и уже поэтому в нем стоит поучаствовать.
Надо сказать, семя упало на подготовленную почву — причастная к церковной теме публика оживилась. Непричастная, впрочем, тоже. И то сказать: церковный вопрос нужно решать — таков общий глас. «Московские попы» навязли в зубах. К молве присоединилась, наконец, СБУ, которая — на исходе четвертого года войны! — взялась за расследования причастности структурных подразделений УПЦ МП к войне на Донбассе. Большинство украинцев — по крайней мере, на «большой земле» — хочет «свою церковь» (что бы они ни вкладывали в это выражение).
Скажу сразу: шум по поводу президентского заявления, возможно, несколько преувеличен. Но событие не стоит недооценивать — многие наблюдатели считали, что Вселенскому патриарху для «окончательного решения украинского вопроса» только этого и не хватало. По традиции «за своей церковью» к патриарху должен обратиться именно «правитель» — царь, например, или император. Сойдет, наверное, и президент. Во всяком случае, когда было сделано обращение от имени ВР, об этом поговаривали — вот, мол, еще бы президент… И вот президент, наконец, созрел. И, сообщили некоторые СМИ, «начал процесс создания единой поместной церкви».
Начал, впрочем, несколько странным образом: созвал к себе председателей парламентских фракций, сообщил им, что «надо создавать», призвал написать обращение от ВР и сообщил, что епископы, мол, в курсе, и они тоже «подтянутся».
Притом, что всего два года назад украинский парламент уже обращался к Вселенскому патриарху с такой просьбой — прямо во время работы Всеправославного собора на Крите. Обращение украинского парламента на Фанаре есть. Вряд ли патриарх потерял. И это не ЖЭКовская «форма 3», которая теряет силу спустя месяц после выдачи. Поэтому призыв президента с помпой призвать депутатов «написать обращение» выглядит странно — оно уже давно написано и отослано. Разве что президенту не гоже плестись в хвосте событий — инициатором должен выглядеть он, а всем прочим — церковникам и парламентариям — следует соблюдать субординацию и свои просьбы-обращения посылать уже вослед высочайшему?
Но президенты не создают церквей. В былые времена императоры могли внести коррективы в церковное бытие — выхлопотать (чаще, впрочем, выдавить силой) автокефалию для церкви на территории своего государства. Могли инициировать церковную реформу. «Создать патриархат». Или, наоборот, упразднить патриархат и подчинить церковь напрямую высочайшей воле — как это сделал Петр I. Или открыть альтернативный папский престол, как это сделал французский король Филипп IV. Но «создать церковь» — дело сверхчеловеческое. Непосильное ни для короля, ни для императора, ни даже для президента Порошенко.
Но, допустим, коллеги ошиблись, хватили через край — они имели в виду, что вот-вот по инициативе президента и благословению Вселенского патриарха будет учреждена та самая единая поместная. Но что это значит? Что значит слово «единая» в данном контексте? Как можно осуществить проект церковного единства по инициативе президента? Пускай даже с согласия председателей парламентских фракций. Я не утверждаю, что это невозможно. Все возможно в нашем несовершенном мире. Можно создать некую церковную структуру, которая будет признана «единой», а всех, кто в нее войти не захочет — силой ввести. Несогласных дискриминировать. При сильном сопротивлении — репрессировать. Можно же было на просторах СССР — от Владивостока до Калининграда — утвердить единую же поместную РПЦ. Кого запретили, кого расформировали, кого сослали, кого расстреляли — в общем, весь арсенал власти для создания «единой поместной».
Если создавать церковь «сверху», то, боюсь, только так и можно ее «создать». Но президент заверил, что никакого насилия над свободой вероисповедания не будет. Это обнадеживает. Но кто и как обеспечит «единство»? И какова в этом роль государства?
В идеале единство церкви формируется не по указанию и не по поручению. И даже не по благословению. Оно образуется изнутри. В Украине нет церковного единства ни структурно, ни исповедально. И оно, возможно, никогда и не было нужно. Проблему представляет не «отсутствие единства», а, во-первых, нетерпимость (преимущественно политического происхождения), во-вторых, наличие в нашей стране структурного подразделения Московского патриархата. Которое проявило себя в свете последний политических событий агентом влияния Москвы. То есть проблема даже не в том, у нас есть структура «русского православия», а в том, что она работает на агрессора. Что, в общем, скорее повод для следственных действий соответствующих ведомств, а не для президентских инициатив.
Вопрос в том, откуда она появится, такая каноническая церковь. И ответ, казалось бы, очевидный — у нас есть подходящая кандидатура. УПЦ КП. Все, что мешает ей сейчас — двойственный статус «раскольнической группировки». Если она перейдет в статус канонической церкви, успех ей обеспечен.
Сомнения вызывает то, что ничего, кроме деклараций и призывов всем миром обратиться и помолиться, президент своим собеседникам не предложил. Мы не знаем, какой статус, предположительно, будет у этой новой церковной структуры. Только заверение, что «она не будет государственной». Мы не знаем, какие правовые механизмы будут запущены. Как это откровенное вмешательство государства в церковные дела будет согласовано с Основным законом. Кто и как будет разрешать конфликты, которые неминуемо возникнут. Это вы скажете, прикладные вопросы, президент их не решает — это, вот, депутаты-законодатели пускай подумают и профильному министерству дадут указания. Но дело в том, что без продуманной заранее стратегии за дело не стоит браться. Если президент заявляет, что «государство создаст церковь», он должен иметь хотя бы общее представление о том, как это делать. Ведь может оказаться, что это невозможно в принципе.
Так вот, есть основания подозревать, что никакой стратегии «создания единой поместной церкви» у президента нет. Нет представления о правовых коллизиях и механизмах, нет модели государственно-церковного взаимодействия. Ничего «прикладного». Все, что он может сделать в рамках своих полномочий — обратиться с просьбой к Вселенскому патриарху. Что он и сделал — под гром заголовков и ликующих комментариев — на исходе четвертого года своей каденции.
Но, может, как раз момент назрел? Во-первых, граждане, независимо от степени воцерковленности, поддерживают идею «киевской церкви». Во-вторых, у Вселенского патриарха есть свои резоны. Возможно, он не забыл московскому коллеге попытку сорвать Всеправославный собор. И того, что невмешательство в украинские дела было одним из ключевых условий участия делегации РПЦ. Делегация не приехала — значит, патриарх свободен от обещаний? Также есть смысл учесть сложные отношения между Москвой и Анкарой. Президент Эрдоган — одно время выступавший гарантом церковных интересов Москвы в Стамбуле — сейчас имеет некоторые противоречия со своим московским коллегой. И он вполне может закрыть глаза на «шалости» своего чиновника-патриарха в отношении «канонической территории» РПЦ. Не говоря уже о США — основной «канонической территории» Вселенского патриарха.
Но преувеличивать все же не стоит — вероятность предоставления автокефалии украинской церкви, тем более до конца июля, крайне невысока. Начиная с того, что никаких гарантий и официальных сигналов непосредственно от патриарха Варфоломея не поступало. Все, что мы знаем от возможном прорыве, мы знаем только из уст президента Украины. Однако таких обещаний и заверений мы слышали уже немало. И то сказать, президент Порошенко вовсе не «начал создание» единой поместной церкви. Он стал всего лишь очередным президентом, который пытается как-то повлиять на этот процесс. То есть делает то, что делали все его предшественники — за исключением Януковича, который «единой поместной» считал УПЦ МП.
Именно поэтому событие окружено таким предварительным шумом: президенту нужно сделать что-то яркое и неординарное на «церковном» направлении, чтобы отбить у избирателя память о его лояльности Московскому патриархату. А также потому, что визиты на Фанар для украинских президентов — ординарное событие, не привлекающее внимания публики.
Поэтому сторонники президента и близкие к нему СМИ не пожалели децибел. И пускай эти новости выглядят странно — почему это президент обсуждает церковный вопрос с парламентариями, а не с епископами? Что это за заявление — «государство должно создать церковь»? Да и победные реляции на блогах президентских сторонников напоминают заголовки «Правды»: «Поместной церкви — быть!» В общем, резонаторы работают на полную мощь. В то время как великие дела в церковной политике, обычно, обсуждаются и совершаются под спудом.
Что же будет, если снова все пойдет не совсем так, как ожидали? А ведь вполне может. Потому что с церковной стороны все совсем не так просто, как в украинской политике. Если бы было просто, украинская церковь изменила бы свой канонический статус еще лет десять назад — при президенте Ющенко.
Но если отрешиться от завышенных ожиданий, можно надеяться на лучшее. На то, что на Фанаре хотя бы частично удовлетворят украинские притязания. Так же как они частично были удовлетворены, когда Вселенский патриарх публично признал — и с тех пор ни разу не отказался от своих слов — Константинопольскую церковь Церковью-матерью для Украины. Или когда он признал, что томос о передаче Киевской митрополии Москве был дан под политическим давлением, и его законность сомнительна. Все это были маленькие шаги в направлении изменения статуса украинской церкви. Те, который мог позволить себе Вселенский патриарх. Который рискует больше, чем президент Украины, а потому не может себе позволить делать эффектные заявления в стиле «все и немедленно».
«Всего и немедленно» не будет — что бы ни обещал президент, что бы ни писали его придворные на своих аккаунтах в соцсетях. Изменение статуса украинской церкви, скорее всего, будет и дальше идти эволюционным, а не революционным путем. Можно надеяться, что Вселенский патриарх — к дате или без нее — сделает какой-то очередной относительно небольшой шаг в поддержку украинской церковной независимости от Москвы. Откроет давно обещанные подворья, например. Или публично будет сослужить и причащаться вместе с собратьями из УПЦ КП — давая понять «городу и миру», что отсутствие официального статуса в системе мирового православия вовсе не означает «неприкасаемости» (или даже «безблагодатности»). Все это по-своему рискованные шаги. Но политика, в том числе церковная — это всегда риск. Вопрос лишь в том, насколько он оправдан — что Украина может предложить Вселенскому патриарху взамен. Кроме проблем, само собой. Что предложил — и предложил ли — патриарху Варфоломею во время визита на Фанар президент Порошенко?