Европейский мир, отвоеванный в 1945 году, не был стандартным, безусловным миром. Поэтому впоследствии он стал частью 40-летней холодной войны между бывшим советским блоком и западными демократическими режимами. Сегодня этот мир разъедает не менее опасная гибридная война, которую против Запада ведет путинская Россия.
Иными словами, евразийская держава расценивает свой триумф во Второй мировой войне как трамплин для дальнейшей экспансии. Россия считает, что мир должен соглашаться с ее завоеваниями и видеть в них вечную награду победителю.
Эта позиция подтвердилась сразу после того, как в мае 1945 года американские и советские солдаты подошли к согласованной демаркационной линии, которая проходила от Любека в Северной Германии на юг, через Пльзень и Линц, вплоть до Триеста на Адриатическом море. Для западных союзников (американцев, а также изможденных британцев и французов) на этом шестилетний конфликт был исчерпан. Их целью было восстановить свободные довоенные порядки, искоренить диктаторскую идеологию и создать новую систему коллективной безопасности как гарантию от новых войн. Но, главное, они хотели избежать ошибок Версальского мира, который после Первой мировой войны истощил и радикализировал побежденные страны.
Но Советский Союз видел будущее Европы несколько иначе и по-другому смотрел на собственную роль. Красная армия Сталина остановилась в Берлине, однако распаленный коммунистический диктатор распространял свое влияние далее другими средствами. Освобожденные территории он считал захваченным трофеем. С помощью пропаганды, распространения коммунистической идеологии и угроз применения силы он хотел подчинить себе другие регионы Европы и мира. В конце концов, русские большевики мечтали о мировой революции еще с октябрьского переворота 1917 года.
Поэтому вскоре после войны Европу, включая Германию и даже Берлин, железный занавес разделил на Восток и Запад. Если бы не советская экспансия и не стремление к биполярности, мир выглядел бы намного приветливее. Затронута была не только Европа, но и Китай, Корея, Вьетнам, Египет, Сирия, Куба, Афганистан, то есть советское влияние постепенно поглощало государства за пределами Европы.
Но когда разрушились коммунистические «достижения», такие как плановая экономика и колхозное сельское хозяйство, а в союзных республиках возрос подавляемый когда-то национализм, дешевым суррогатным источником гордости для россиян стала память о советской империи. Ее распад после краха коммунизма вызвал комплекс неполноценности, который у многих граждан России вызывал вопрос: «А не привело ли это к несправедливой переоценке русской победы в войне против Гитлера?»
Разумеется, нет. Важную роль Советского Союза и героизм советских солдат никто не ставил под сомнение. В 90-е годы США и Европа невероятно терпеливо пытались включить посткоммунистическую Россию в демократические структуры («Большую восьмерку», Совет Европы). Но тщетно. Путинская империя снова, как и в 1945 году, сделала ставку на исключительность и конфронтацию. Тут стоит напомнить, о ее действиях в Молдавии, Грузии, Крыму и Сирии, а также о постоянном противодействии Западу в Совете Безопасности ООН.
Кстати, в 2015 году на съезде российских профсоюзов Владимир Путин откровенно заявил, что Россию не устраивает однополярный мир во главе с Соединенными Штатами в том виде, в каком он некоторое время просуществовал после распада Советского Союза. «Если кому-то это нравится, кто-то хочет жить в условиях полуоккупации, мы этого делать не будем», — сказал тогда Путин. Де-факто тем самым он признал, что Москва по-прежнему совершенно по-сталински воспринимает свою победу во Второй мировой войне. Она либо сверхдержава, либо колония, и состояния между не существует.
Непосредственной частью этой политики сегодня является и «разметка» утраченных территорий бывших советских сателлитов в Центральной и Восточной Европе (пока только с помощью банд типа «Ночных волков»). Туда, куда нельзя отправить солдат, из России ежегодно приезжает путинская байкерская шайка. Но ее пиетет к павшим советским солдатам сродни российскому пониманию окончания войны. Ни то, ни другое не играет особенной роли. Главное — обозначить границы «волчьей» территории.