Сколько сейчас зарабатывает рядовой в зоне АТО? Как изменилась численность Вооруженных сил? Что за новое оружие разрабатывает Украина и как решается проблема с хранением боеприпасов? Ответы на эти и многие другие вопросы читайте в интервью с министром обороны Украины Степаном Полтораком.
«Обозреватель»: По вашим ощущениям, когда перспектива членства в НАТО получит реальные временные очертания?
Степан Полторак: Для выполнения всех формальных условий по вступлению в НАТО не нужно очень много времени. Надо работать над готовностью Альянса принять такое решение. Видите, в последнее время наши соседи-венгры блокируют некоторые вопросы сотрудничества с НАТО. Иными словами, для вступления в Альянс нужно много сделать не только в армии.
— Понятно, что это вопрос скорее политический. Но если говорить о времени: это 5 лет?
— У нас по планам получение стандартов Альянса — до конца 2020 года. Как я сказал, вижу угрозы в медленном переоснащении ВСУ. По другим направлениям, думаю, все сделаем.
— Численность ВСУ менялась в последнее время?
— Кардинально. На начало агрессии она составляла 145-155 тыс. человек, сейчас — 255 тысяч. В том числе 250 тысяч — непосредственно представители Вооруженных сил, а 5 тысяч — представители Государственной службы транспорта, которая была передана в состав МО.
— На каком этапе сейчас создание профессиональной армии? Контрактники — это и есть профессиональные военные?
— Понятие «профессиональная армия» состоит из многих компонентов — не только от того, в каком статусе военнослужащие проходят службу: как контрактники или как срочники. Если так сравнивать, то мы практически перешли на профессиональную армию, так как на сегодня из 250 тысяч военных только 18 — 20 тысяч — это военнослужащие срочной службы, которые призываются и готовятся как мобилизационный ресурс и которые не привлекаются к боевым действиям. Остальной личный состав — это те, кто подписали контракт, имеют опыт и готовы к боевым действиям.
Но я не могу сказать, что они уже являются профессионалами, так как для подготовки персонал необходимо обеспечить хорошим оснащением, снаряжением, оружием, его надо очень хорошо научить правилам боя по мировым стандартам. Здесь работа проводится очень серьезная. Я уже говорил, что в 2014 году призыв на контракт был 3 — 4 тысячи, а уже в 2016 — 69 тысяч в год. Сегодня службу проходят, как правило, люди с боевым опытом.
— Они меняют армию?
— Значительно. У нас сейчас в зоне боевых действий нет ни одного срочника.
— А мобилизованных?
— Нет, мобилизованных тоже нет уже давно, два года.
— И мобилизации не будет?
— Сколько получает офицер и контрактник сегодня?
— Военнослужащий, только что подписавший контракт, получает минимально 7 тысяч 500 — 7 тысяч 600 гривен. Если он продлевает контракт, то получает поощрение. Офицер, например командир бригады, если он проходит службу не в зоне контртеррористической операции, получает 16 тысяч гривен. Если в зоне, здесь есть надбавки. Кстати, мы сделали их одинаковыми для всех. 10 тысяч гривен получают все одинаково — что генерал, что солдат.
— Вы знаете, какой конкурс в военное училище?
— Ну, это зависит от специальности. Если взять десантно-штурмовые войска, там конкурс 3 — 4 человека…
— А 5-10 лет назад какой был?
— По-разному. Если взять другие подразделения, то где-то есть и недобор, где-то — впритык. У нас набор увеличился по некоторым вузам вдвое. В ходе реформ, по моему мнению, следует максимально брать тех ребят, которые уже воевали и отправлять их на обучение в вузы. Почему? Потому что все изменилось. Берем абитуриента из школы в 16 лет, он заканчивает Академию, приходит в армию, ему 21, и он не имеет боевого опыта, а у него в подчинении такие, как я, — по 50 лет, уже понюхавшие пороха, и ему очень трудно заработать авторитет. А когда мы людям с боевым опытом дадим теоретические знания, — это будут другие результаты. И вообще, мы планируем с 2019 года перейти на натовские стандарты подготовки офицеров. Я как раз недавно говорил по этому поводу со своими коллегами, они готовы помочь. Это направление нам по силам.
— Как вы оцениваете состояние украинского военного комплекса? Вы говорили о новых видах вооружения, о чем идет речь?
— Если сравнить 2014 год с нынешней ситуацией, то скачок огромный. Но впереди у нас еще очень много работы. К сожалению, не всегда декларация возможностей соответствует действительности. Вот я буквально два месяца назад слышал — недели через четыре будет выполнен последний этап контракта перед Таиландом по поставке танка «Оплот», и «мы готовы заключать» контракт с ВСУ, только надо желание министра обороны. Прошел месяц, уже и второй, но пока они, к сожалению, не готовы к подписанию этого контракта, потому что есть определенные проблемы с оснащением предприятий, производящих эту технику.
Что касается новых видов вооружений, то происходит серьезная работа по разработке систем залпового огня, ПВО, противотанковых средств. Если взять противотанковые комплексы «Стугна», «Скиф», они очень хорошо себя показали по техническим характеристикам, это совсем другое оружие. Дальность стрельбы там до 5 км — это обеспечивает своевременное реагирование на угрозы. Есть интересные разработки по другим направлениям, уровень их готовности — год-два до запуска, это новое современное оружие. Подробности пока не могу озвучивать.
— Мы все помним 2014-2015 годы, когда огромная часть страны ремонтировала и красила БТРы, покупала солярку. Что сегодня?
— Знаете, я никогда не буду доволен уровнем оснащения техникой, финансовым обеспечением, ведь армия — это очень дорогая штука, особенно ее переоснащение, перевооружение. Здесь я бы хотел привести пример. На содержание одного солдата ВС США государство тратит 510 тысяч долларов в год; Великобритания — 250 тысяч фунтов; Германия — 220 тысяч евро; Польша — около 100 тысяч евро; Россия — 83 тысячи евро; Албания — 20 — 25 тысяч евро; Украина в прошлом году — 8 тысяч евро, в этом году — 12 тысяч евро.
— Сколько было в 2014?
— Две — три тысячи евро. Конечно, рост колоссальный, государство дает то, на что способно. Так вот опять же хотел вам привести пример: в 2014 году бюджет Минобороны составлял 27 миллиардов гривен; в 2015-м — 42 миллиарда гривен; в 2016-м — 57 миллиардов гривен; в 2017-м — 64 миллиарда гривен; в этом году — 86 миллиардов гривен.
Правда, в 2014 году численность ВСУ была 150 тысяч человек, сейчас — 255 тысяч. Было даже и 280 тысяч. Здесь надо вспомнить и о росте цен на энергоносители, об изменении курса доллара с 8 до 28 гривен. То есть финансовый ресурс незначительно увеличился, если сравнить. Он увеличился, но не так заметно, как хотелось бы.
Однако за это время мы практически обеспечили главные потребности ВСУ: создали комплекс резерва, то есть на хранилищах, на базах мы закладываем резерв на случай открытой агрессии, чтобы при ухудшении ситуации на фронте была возможность быстро развернуть дополнительные силы и средства для адекватного реагирования. Сейчас работаем над повышением уровня стратегических запасов. Каждый год закладываем в бюджет закупки формы, оснащения, вооружений, боеприпасов, проводим эшелонирование, чтобы адекватно реагировать на существующие угрозы.
— А по уровню обеспечения боеприпасами? Большинство из них, насколько я понимаю, на Украине не производится и закупить их теоретически можно только в России?
— Не всегда так. Ситуация с боеприпасами сегодня не является критической. Мы работаем в двух направлениях — покупаем в странах, которые имеют подобные боеприпасы; также создаем цеха по сбору боеприпасов, которые затем будут объединены в целый завод. Есть возможность закупить комплектующие, а не боеприпасы, и самим ремонтировать старые, или собирать новые боеприпасы. Угроз я здесь тоже не вижу, при правильной организации работы и своевременном финансировании мы обеспечим нашу армию боекомплектами.
— Пользуясь случаем, хочу спросить о ЧП на складах боеприпасов, это небрежность персонала или чьи-то попытки замести следы?
— К сожалению, мы постоянно ищем простые объяснения, вместо того чтобы разобраться в предпосылках… К нам десятки лет завозились боеприпасы со всей Европы. Большинство боеприпасов, ракет хранятся на земле. Их трудно защитить как от диверсантов, так и от природных катаклизмов, от небрежности персонала. Мы определили три основных арсенала, где начали строить подземные хранилища, которые обеспечат сохранность боеприпасов не только от небрежного отношения личного состава, но и, например, от диверсионных групп.
В таком хранилище ДРГ уже ничего не сделает. Эти арсеналы будут хранить наши боеприпасы от воздушных ударов, но опять же — все зависит от финансового ресурса. Чтобы нам решить все проблемы по сохранению, надо 10 миллиардов гривен. Конечно, у нас такого ресурса нет. В этом году получим 495 миллионов гривен, и они все будут использованы на поддержание готовности оснащения и оборудования. По каждому случаю взрывов на складах я приказал провести расследование. Причины также расследует прокуратура. По моим приказам к ответственности привлекались как высшие, так и старшие офицеры. И в каждом случае я ставил задачу, что нужно сделать. Мы многое исправили, но, к сожалению, не все. Решение суда по этим действиям имеется только в одном случае — по Сватово, где был осужден руководитель этой базы.
— Были предположения о деятельности ДРГ, они подтвердились?
— Ну я бы не хотел комментировать, потому что этот факт является предметом расследования. Скажу только, что все это происходило не без внешнего вмешательства.
— Таких случаев было несколько?
— Конечно.
— Вы говорите о переоснащении, тогда как у нас на виду имеется Киевский военный госпиталь. Когда прилетает очередной борт, волонтеры постоянно собирают средства на медикаменты, на одежду. Раньше и на продукты собирали…
— Честно говоря, очень трудно комментировать такие вещи… Я очень благодарен волонтерам за помощь, но давайте в следующий раз, когда прилетит борт, мы с вами вместе поедем и вы проверите сами. Есть чем лечить, есть во что одевать, есть чем кормить. И вы сами ответите на этот вопрос. Есть проблемы на фронте, есть чувствительные вопросы, которые требуют помощи, но главные проблемы решаются. Я сейчас бы не хотел называть конкретную воинскую часть, которую я лично проверял. Один из волонтеров обратился к людям с просьбой помочь конкретной воинской части, я отправил туда группу проверить уровень обеспечения; так вот, 95% того, что ребята просили, у них было на складах.
У нас с волонтерами хороший контакт. Например, с Виталием Дейнегой из «Повернись Живим» у нас тесное сотрудничество, особенно в части учета имущества, которое прибывает в зону АТО. Дейнега знает, кому и что он дает, здесь есть полное понимание. Иногда возникают вопиющие ситуации, когда волонтеры хотят помочь, и командир, вместо того, чтобы выдать необходимое, просит о помощи. Поэтому это очень хорошо, что волонтеры помогают, но кроме материально-технической помощи нам не хватает некоторой человечности.
— Вы обещали подать в отставку, если будет доказана коррупция в действиях вашего заместителя Игоря Павловского, причастного к той пресловутой закупке топлива в компании «Трейд Комодити». Вы настолько уверены в своих подчиненных?
— Я подтверждаю свои слова: если будет доказана коррупция в действиях заместителя министра обороны, я подам в отставку. Конечно, есть уровень ответственности каждого в своем направлении, но я несу политическую ответственность за тех, с кем я работаю. Я разговаривал с начальником департамента закупок Гулевичем, с Павловским — за все время расследования ни его, ни Павловского ни разу не допросили. Если виноват Павловский или любой другой офицер, — надо привлекать к ответственности и сажать в тюрьму, но надо сначала доказать вину человека.
— Чем мотивирована такая ваша уверенность в том, что коррупция отсутствует в этой сделке?
— Честно говоря, я не вижу там особых нарушений. Да, оценку должен дать суд. Но в основу расследования положен акт Госаудитслужбы. Однако на сегодня Министерство обороны выиграло дело в суде по необъективности этого аудита. И я хочу подчеркнуть, что цена закупок топлива была самой дешевой среди всех силовых структур, в том числе дешевле, чем у правоохранительных органов… Более того, после начала расследования и блокировки этой сделки мы были вынуждены проводить повторный тендер, а это заняло у нас много времени и требовало совершенно иного финансового ресурса. Цена следующей закупки была заметно выше.
— Почему с началом этого расследования участники закупок сорвали несколько торгов?
— Знаете, это все от несовершенства нашей законодательной базы. Нам надо ее доработать, чтобы не подставлять под удары людей, которые берут на себя ответственность, чтобы их не обвиняли там, где они не виноваты. Что происходит с закупками горючего. Например, Минобороны покупает огромную партию, в этом году — это почти 3 млрд грн. На тендер приходят поставщики, которые ориентируются на рыночные цены. Кто-то из них выигрывает тендеры, прозрачно и честно, затем он делает заказ партии топлива у производителя (обычно — за рубежом); пока идет производство порою меняются цены, и тендер срывается. Трейдеру проще заплатить штраф, чем нести значительно больший ущерб.
В прошлом году цены на мировом рынке действительно были в зоне турбулентности. При таких условиях предприниматель — участник торгов не может выставить максимальную цену, потому что он проигрывает. Когда он выигрывает тендер, то должен осуществить поставку через некоторые время. А за этот период цена может вырасти, а может и упасть, хотя пока тенденция преимущественно к росту. В случае заметного роста стоимости топлива этот предприниматель не может продавать нам топливо, потому что останется в убытках. Такая ситуация не только по сделке, за которую преследуют Павловского, но и по большинству закупок. Тогда Минобороны действительно воспользовалось существующим механизмом пересмотра цены. И получило уголовное дело. Сегодня поставщику проще и выгоднее заплатить штраф (это относительно небольшая сумма) и пойти снова на тендер, чем поставлять топливо в убыток. А нам, военным, важнее время, потому что во время войны чрезвычайно важно, когда есть запасы. Поэтому стоит менять законодательную базу.
— На какую сумму вы закупаете материальные ценности — форму, горючее?
— Общий бюджет Минбороны составляет 86 миллиардов гривен. Из них государственный оборонный заказ — около 15 миллиардов, на денежное содержание — около 42 миллиарда, остальные финансовые ресурсы распределены на закупки питания, вещевого имущества, оплату коммунальных услуг, боевую подготовку и прочее.
— Как работают механизмы отслеживания добропорядочности в МО?
— Знаете, у нас всегда виновато МО. У нас нет возможности проверять тех, кто выходит на торги, это дело правоохранителей. Если фирма прозрачно выигрывает тендер, то нет оснований лишить ее права участия на основании каких-то вторичных данных, косвенных обвинений. Нет, это — неправильно, мы не можем это делать, нам заблокируют торги, и министерство не сможет ничего купить. У нас, конечно, есть структура, которая прибывает на предприятия, контролирует, из чего производится продукция, особенно, если это касается производства вооружений. Они считают, делают расчетно-калькуляционные материалы, мы их проверяем — сколько предприятие вложило, сколько заработало, — и только после этого принимаем решение. И, конечно, проверяем поставляемую продукцию, но, знаете, все проверить невозможно…
Как можно проверить 400 тысяч банок тушенки? Конечно, поставщик на пробу привезет лучшую, а потом может дать что-то другое… Проверить очень трудно. Чтобы все это мониторить, надо создавать еще одну армию, которая бы это мониторила. Это неправильное решение. Надо просто повысить ответственность поставщиков за качество продукции, тогда нам не надо создавать кучу контроллеров. Если вы поставили некачественную тушенку, это ваша мера ответственности, а не министерства, потому что у нас нет возможности все контролировать. Мы контроль осуществляем, поэтому у нас сейчас значительно выросло качество питания и качество обеспечения формой, оснащением. Но мое личное мнение — это не вполне правильное решение; все же ответственность поставщика за продукцию должна быть основным фактором, который влияет на качество.