Бывший украинский дипломат и военный переводчик, известный ведущий, шоумен и автор юмористических программ Дмитрий Чекалкин в интервью «Апострофу» прокомментировал новый бренд Украины, рассказал о «победобесии» как главной государственной идеологии России и об украинской «зрадофилии», которую раскручивает Кремль.
«Апостроф»: Хочется начать с самой активной дискуссии в «Фейсбуке» последних дней — новый бренд Украины «Украина сейчас», по словам пользователей, на что только не похож. Вам лично он понравился?
Дмитрий Чекалкин: Да, у людей возникали ассоциации с «Порнхаб». Честно говоря, у меня первые ассоциации тоже были не слишком приятными, не могу сказать, что он мне понравился. Среди оправданий было то, что на него не тратили государственных средств, мол, это какая-то грантовая программа, а в разных странах были фокус-группы. Возможно, мы воспринимаем это иначе, чем европейцы.
— Но юмор облегчает восприятие многих вещей.
— Да, когда-то парижане были категорически против Эйфелевой башни, а потом признали ее символом современного Парижа.
— О роли юмора в общественной жизни: параллельно с акцией «Бессмертный полк» 9 мая состоялось шествие, где люди держали изображения героев «Уорлд оф воркрафт». Такой троллинг эффективен?
— На самом деле к обсуждению различных политических и социальных проблем нужно привлекать больше юмора. Мне понравился комментарий о том, что Герхард Шредер, который был главным гостем на церемонии инаугурации (Владимира Путина, — «Апостроф») накануне парада в Москве, тоже привез с собой портрет своего дедушки в полной форме СС, но почему-то ему не разрешили пройтись с ним по Красной площади. Вообще же кто-то предложил переименовать «победобесие» в «победофилию» — возможно, если использовать другой термин, то меньше будут обижаться.
— Откуда, по-вашему, берет начало это «победобесие»? Ведь, например, акцию «Бессмертный полк» когда-то придумали журналисты из Томска, и это была совсем не политическая штука.
— Сегодня это удобный инструмент для того, чтобы привлечь широкую общественность к своим маршам. И вообще в российском общественном сознании произошла деформация от «лишь бы не было войны» 20 лет назад к «можем повторить» при Путине. Вот такой эксперимент над мозгами миллионов россиян: вчера они были в ужасе от этой войны и говорили, что это не должно повториться, а потом начали рисовать на своих автомобилях «На Берлин за немками» и прочее. Это лишний раз подчеркивает манипулятивную силу СМИ. У Гитлера в свое время не было телевидения, только радио и газеты, но он смог превратить самую цивилизованную в мире нацию в какое-то стадо животных, которые уничтожали другие народы.
— Информационная война не была бы такой эффективной, если бы люди не стремились быть обманутыми. Верить чему-либо — это свойство человеческой психики? Как от «лишь бы не было войны» привести людей к «можем повторить»?
— Существует такой феномен: ничто так не объединяет нацию, как наличие настоящего или вымышленного врага. Наш реальный враг — это Путин. И это в определенной степени сыграло историческую роль, ведь у нас выстраивается украинская политическая нация. А вот в России придумали какого-то страшного пиндоса-империалиста, который вроде бы пытается отобрать у них независимость, территорию, свободу. Это манипуляция, которая действительно сработала: людей легко запугать настоящей или вымышленной угрозой. Это психологический эффект, и Путин очень эффективно его использовал.
— По данным «Гугл трендс», 9 мая самым популярным запросом был «парад победы». О чем это свидетельствует?
— Сегодня это действительно самая больная тема. Даже в своей ленте «Фейсбуке» я вижу, что посты, посвященные этому событию, набирают по десять тысяч лайков и тысячи перепостов, а аудитория одного поста — полмиллиона пользователей. И это при том, что обычно эта цифра в пять раз меньше. На сегодня это болевая точка, и люди ужасаются от того, как сегодня эту войну превращают в новый фетиш в России. Это страшная трагедия, история человечества не знает подобного. В России же пляшут на костях, надевают на детей советскую форму, они идут с табличками «заградительный отряд». А это же те, кто стрелял в спины советским солдатам, и их сегодня прославляют! Это настолько возмущает и поражает, что люди не могут воспринимать это спокойно.
Я сам прошел через нечто подобное. В конце концов, по первому образованию я военный переводчик, офицер и никогда особо не любил надевать форму, но в детстве у меня были какие-то пилотка и плащ-палатка, мы играли в войну. А в сегодняшней России это главная веха истории в то время, как то, что произошло 70 лет назад, для народов, населявших Советский Союз, не было каким-то позитивным событием: один монстр победил другого. Люди, которым удалось освободиться от Гитлера, еще много лет не смогли освободиться от сталинского режима.
Ни одна страна не понесла таких жертв, и сегодня, когда прославляют маршалов Сталина, которые потопили в Днепре невероятное количество людей… У меня мои старшие родственники мне рассказывали, как происходила мобилизация перед штурмом Днепра. Под Никополем был небольшой поселок, куда после освобождения пришла советская армия. Они сразу выстроили всех перед командиром, и он сказал, что все вы предатели, потому что были в оккупации, а теперь должны смыть кровью ваше сотрудничество с фашистами. Им дали черенки от лопат, и четырнадцатилетние ребята побежали перед заградотрядами форсировать Днепр. Из сорока мужчин из этого поселка, от 14 до 70 лет, вернулись единицы. Мой родственник выжил только потому, что получил ранение осколком, и после этого его освободили от службы — он был почти единственным, кто остался в живых. Кроме того, он был рыбаком, поэтому у него остались специфические воспоминания о первых годах после форсирования Днепра: там развелось страшное количество сомов, а те, как известно, питаются трупами. Конечно, в реке потопили полмиллиона солдат… После этого воспринимать конец войны как победу добра над злом невозможно.
— Одно зло победило другое, и не факт, что оно было меньшим.
— Абсолютно. Гитлер уничтожал по расовому признаку, а тут уничтожали и по расовому, и по классовому. У нас объявили врагами целые народы и выселяли их из Крыма и с Кавказа. Эшелоны с так называемыми «коллаборационистами» в Сибирь и Среднюю Азию шли из Прибалтики и Западной Украины. Преступления Сталина не менее страшны, чем преступления Гитлера.
— Россияне зациклены на прошлом, но и украинцы тоже не могут его отпустить. Как это можно сделать?
— Надо понимать, что Россия сегодня использует этот исторический прецедент в рамках гибридной войны для пропаганды идеологического противостояния. Поэтому нельзя давать это оружие противнику. Сейчас главная наша цель — эффективно противостоять российской пропаганде и идеологии. Не было бы влияния российских СМИ — не были бы оккупированы Крым и часть Донбасса. Именно за счет эффективного телевизионного влияния, зомбирования они смогли получить эту часть украинской территории.
— С другой стороны, наиболее рейтинговой программой 9 мая был «победный» концерт на «Интере».
— Опять же, к нему было приковано внимание, и все об этом писали. Не думаю, что все, кто в это время переключили на «Интер», наслаждались этим концертом: людям было интересно, как это будет выглядеть в конечном итоге.
— То есть все не так страшно, как могло показаться?
— Это реалии гибридной войны. Одна из причин, почему я так активно к этому приобщаюсь, — в определенной мере чувство ответственности за то, что произошло в конце прошлого века, ведь я сам был бойцом идеологического фронта. Я активно промывал мозги нашим братьям из стран третьего мира, рассказывал о преимуществах советского строя. Хотя на самом деле, если бы не было СССР, не было бы и самых больших противостояний: это же мы раздували конфликт на Ближнем Востоке, отправляли самолетами брошюры о кровавом американском империализме в арабские страны, не было бы Кореи, разделения Германии. Я всем рассказываю: в 70-80-х годах мои коллеги переводчики-арабисты ездили в Ирак, Сирию, Йемен, Ливию. И вот, пожалуйста, вы пожинаете плоды нашей деятельности.
Небогатые нефтью страны, как Иордания или Марокко, где местная элита отправляла своих детей учиться в Гарвард, Сорбонну или Кембридж, живут более-менее цивилизованно. А вот у воспитанников университета Патриса Лумумбы в Москве, где их накачивали пропагандой, имеем то, что имеем.
Надо отдать должное: в институте, который я заканчивал, с 1939 года существовал факультет спецпропаганды. Он отшлифовывал свои средства идеологической борьбы еще с финской кампании, когда была создана так называемая Финская народно-демократическая республика. Сотни тысяч финнов под влиянием пропаганды присоединялись к советским войскам, которые якобы освобождали их народ от буржуазного режима.
На сегодня положительно то, что в России нет реальной идеологии, кроме этого «победобесия». Что еще они могут предложить другим странам? Поэтому и круг их союзников сегодня настолько сузился, что остались Венесуэла, Зимбабве и Белоруссия, а раньше это была треть мира.
— Как долго можно жить с таким суррогатным идеологическим ресурсом?
— Россияне начинают бунтовать, когда уже нечего воровать. К сожалению, сейчас мы видим противоположную тенденцию: в течение последних трех месяцев за счет подорожания нефти и газа они на 20-25% увеличили валютные поступления. То есть им есть за что и дальше кормить лояльную аудиторию. Все лояльные к Путину делятся на две категории: те, кто в доле, и те, кто не в курсе. Существует огромное количество тех, кто «в доле», — сегодня практически в каждой семье кто-то работает на государственной службе. То есть нет семей, не связанных с бюджетным финансированием. Учитывая, что Россия все же имеет миллиардные поступления от продажи углеводородов, то есть чем кормить всю административную бюрократическую машину. За годы правления Путина этот аппарат увеличился вдвое — количество населения уменьшилось, а армия и количество чиновников увеличились.
— Я мониторю российскую блогосферу, из-за цензуры она там гораздо более развита, чем украинская, и сообщений о всевозможных чрезвычайных ситуациях и проблемах на местах точно хватает. Если нет идеологии на экспорт, то почему просто не потратить нефтедоллары на решение прикладных, насущных проблем?
— Потому что коррупция настолько пронизала весь этот административный аппарат… В свое время я путешествовал по России со своими юмористическими программами и воочию видел, в каком плачевном состоянии находится регион, где родились мои отец и дедушка. В то же время мы сотрудничали с испанской радиостанцией в городке, где целые районы вилл принадлежат российским чиновникам. А тем временем умирает российская провинция и все средства вращаются в пределах Садового кольца, Барвихи, Рижского шоссе и немного в Петербурге, Екатеринбурге и Казани. Есть небольшие очаги, где крутятся огромные деньги, но большинство российского населения живет в худших условиях, чем мы здесь. Поэтому меня всегда удивляли призывы присоединиться к «русскому миру»: проедьтесь сначала от Петербурга до Москвы, где со времен Радищева ничего особенно не изменилось, а затем — от Киева до Одессы или Днепра. Это абсолютные разные пейзажи!
Один журналист проехал теми же местами, где останавливался Радищев, и показал, в каких условиях там живут люди. Механизм тамошней коррупционной вертикали такой, что около половины средств тратится на реальные потребности общин, а остальные выкачиваются за границу. По минимальным подсчетам, российские бизнесмены держат за границей триллион долларов. На режим Путина за счет высоких цен на нефть и газ выпало более чем три триллиона долларов. Если бы эти деньги просто раздали россиянам, то каждая семья могла бы купить трехкомнатную квартиру, построить дачу, и еще хватило бы на иномарку последней модели. Реально же треть этих средств лежит на счетах российской элиты за рубежом.
— Какова роль идеологии или же ее отсутствия в том, что происходит?
— В отличие от советских времен, сейчас у России нет «светлого будущего». Что они могут пообещать своему народу или народам стран-союзников? «Можем повторить»? Еще одну мировую войну? Почему они так раскручивают темы победы и «победобесия»? Ведь, в конце концов, им больше нечем соблазнять потенциальных союзников.
— России присуща политика вечности, о которой писал Тимоти Снайдер. Вечность помещает нацию в центр циклического страдания, сосредотачивается или возвеличивает вымышленные моменты прошлых героических эпох и так по кругу…
— Нам тоже в определенной степени присущи подобные вещи.
— И как выйти из этого круга? Какой могла бы быть украинская идеология?
— Я уверен, что сегодняшняя визовая ситуация и возможность для многих украинцев путешествовать на Запад дает шанс не обольщаться российскими сказочками про «русский мир». Достаточно поехать по крайней мере в Прагу или Варшаву, что уж говорить, например, о Лондоне.
К сожалению, у нас и Карпаты выросли не с той стороны, и государственная граница проходит не там, где должна бы. Но именно те соотечественники, которые путешествуют по свободной Европе и возвращаются на Украину не только с капиталом, но и с опытом, должны вытянуть государство из сложного положения. Ведь посмотрите, какие страны имеют сегодня наилучшие показатели роста экономики: Польша, Румыния и Хорватия. 10-20 лет назад там был самый высокий уровень эмиграции — люди уехали за границу, поработали несколько лет, а потом кто-то вернулся сам, а кто-то сделал капиталовложения. По статистике, сегодня в Западной Украине половина открытых бизнесов принадлежит бывшим заробитчанам, которые вернулись из-за границы с деньгами и опытом. Это же гораздо лучше, чем работать где-то на стройплощадках в России.
— Почему юмор важен для идеологии и национальной жизни?
— Мы работаем над тем, чтобы избавить людей от депрессии, вывести их из состояния напряжения: «Нет важнее интереса, чем вывести страну из стресса». Юмор лишает общество не только пороков, но и фобий. Я начал проект «Веселые яйца», потому что в 2004 году меня поразили результаты опроса, согласно которому 60% граждан были готовы поддержать оппозиционного кандидата, но только 14% верили в его победу. Почему именно «Веселые яйца»? Помните, тогда везде были транспаранты и билборды с крупными буквами «В.Я.» и лозунгами «Потому что последовательный»? Вот у нас и родилась концепция со смешными лозунгами от «Веселых яиц». Это сыграло определенную роль, Глеб Павловский, который тогда был главным путин-мейкером, а сейчас уже находится в оппозиции, назвал меня «главным блокбастер-фюрером» Оранжевой революции.
— Юмор может быть токсичным? Российская пропаганда пользуется таким?
— Для этих целей работает огромный механизм. Выпускники моего института, которые заканчивали факультет спецпропаганды, не сидят без работы: фабрики троллей в Москве и Петербурге, о которых стало известно благодаря расследованиям, — это лишь верхушка айсберга. Сеть гораздо шире, и мы можем лишь догадываться о самых эффективных бойцах этого фронта.
— Если мы их не видим и ничего о них не знаем, кроме того, что они существуют, тогда как им противостоять?
— Открывать глаза хотя бы на то, что мы знаем. Сегодня раздувается и раскручивается «зрадофилия». Когда Путин понял, что не сможет захватить территории с помощью внешнего воздействия и всевозможных стрелковых, он сделал ставку на то, чтобы заставить общество расколоться изнутри.
— Означает ли это, что важно быть более терпимыми к другим точкам зрения?
— Не надо подыгрывать враждебным пропагандистским кампаниям. Я даже пишу об этом друзьям и знакомым, когда они начинают репостить зрадофильские сообщения. По статистике, сейчас Facebook ежедневно закрывает около миллиона аккаунтов ботов, на которые пользователи жалуются за распространение фейковых новостей.
Если 15% расходов российского бюджета засекречены, можно только догадываться, на какие идеологические и пропагандистские диверсии идут эти деньги. По разным оценкам, около 150 миллионов долларов было потрачено только на кампанию по каталонскому референдуму. С одной стороны, где Каталония, а где Россия? Но они пытались повлиять на ситуацию, используя различные фонды и лояльные к России партии ради того, чтобы раскачать ситуацию в непростом регионе.
Накануне нидерландского референдума по Соглашению об ассоциации с Украиной, чтобы повлиять на голосование и не допустить положительного решения, потратили около 400 миллионов долларов. Можно только представлять, сколько денег вкладывают в то, чтобы повлиять на ситуацию внутри самой Украины. Для Путина это единственный выход, ведь если не будет Украины, то не будет кому требовать возврата своих территорий. К тому же, оправдается то, о чем он говорил еще во времена Буша-младшего — якобы Украина обречена на развал и исчезновение с карты мира, потому что это failed state. А если Украина исчезнет, то кто же будет требовать у него возмещения за все причиненное? Взятки гладки, как говорится.
— Несмотря на масштабы и ресурс противника, вы остаетесь оптимистом или иногда впадаете в уныние?
— На нашей стороне — свободный мир и свободная Европа. А вот у Путина кто? Сирия, Венесуэла, Зимбабве и Белоруссия? Да и то Александр Лукашенко в последнее время такого наговорил, что его уже нельзя считать на 100% лояльным к Кремлю. Нельзя сравнивать это со временами, когда в фарватере советской политики шли около 80 государств. Сегодня таких стран мало. Так что вперед, к победе оптимизма!