В ночь с 17 на 18 мая 1944 года мои родственники заснули в своих домах жителями своей земли, а рано утром проснулись изгоями, а вечером уезжали в запертых товарных вагонах из Крыма в никуда навсегда. Из тех, кто ехал у вагонах в никуда, за время «путешествия» и в ближайшие годы умерли 4 человека из 10. Сталин, переняв у Гитлера практику «окончательного решения вопроса», не тратился на концлагеря, печи и газ. Но это был точно такой же геноцид с точно такими же последствиями для моего народа, как для евреев.
Моего народа наполовину не стало физически, а в целом не должно было остаться как такового. Крымских татар специально выселяли в республики Средней Азии, где, как считалось, половина подохнет, а половина ассимилируется среди тюрков-мусульман и больше никогда не вернется в Крым, который русские нацисты пытались сделать своим еще с 1783 года, и вот этот час, как им казалось, настал.
Вопреки распространенному мнению, этот геноцид в нашей судьбе был далеко не первым. И не вторым.
Историки расходятся в цифрах, но, например, всего за два года, 1861 — 1862, крымско-татарское население сократилось в Крыму на 80%. Вот так вот раз — и все. И так не раз. Сталинский геноцид 1944-го был просто последним. Вернее, нам так казалось все эти годы. А оказалось — нет. Настал 2014-й и начался новый, очередной, гибридный.
В нем нет товарных вагонов, но есть все те же русские нацисты, взявшие на вооружение то, что они умеют: тотальный террор и страх. Они убивают, похищают, сажают, выселяют не всех. Но делают это жестоко, демонстративно. Чтобы боялись все. И чтобы крымские татары либо тряслись от страха в своих домах, не зная, кто станет следующим, либо собирали свои семьи и уезжали.
Уже около 10% крымских татар покинули родину с момента оккупации Крыма русскими. Это страшная цифра. Потому что крымский татарин уезжает из Крыма только тогда, когда ему на самом деле невмоготу: учитывая прошлое, он будет держаться за землю до последнего.
Русские соседи, прожившие с крымскими татарами бок о бок 20 лет, после того, как увидели в Крыму «свои» танки, не стесняясь, подходят и говорят: «А когда вы уедете в свою Украину? Крым же теперь наш!» Человеческими словами комментировать сложно — это настоящий нацизм, в полный рост, во всю голову. В которую приходит такая легкая мысль — просто взять и разрушить чужую жизнь. Просто потому, что у людей другая национальность, и это их земля, которая тебе, русскому, нравится.
Такая деталь. Крымские татары в первые годы ссылки за тысячи километров от дома не хотели сажать сады. Это считалось плохой приметой. Думали, что скоро вернутся. Тех, кто сажал деревья, осуждали соседи: «Скоро мы вернемся в свой сад!». Людям свойственно верить в лучшее. Наши бабушки-дедушки, несмотря на абсолютную безнадегу, верили.
Они все же посадили на чужбине сады, но прошло почти полвека — и вернулись домой. И даже успели пожить и умереть свободными на Украине, не думая, что на их землю снова ступит русский сапог.
Но русский сапог снова пришел по наши души. Он, конечно, снова уйдет. Крым всегда горел под русскими сапогами.
Я не знаю точно когда, но бабушка Васфие дождется меня у своей могилы. И дядя Джафер, и дядя Зубеир. И мои дочки будут бегать под этим солнцем свободными людьми в свободной стране, а Украина станет сердцем Европы.
Я не знаю точно, когда это произойдет, но обещаю, что мы сделаем все, что от нас зависит. А на самом деле все зависит от нас. От того, насколько мы верим, и насколько мы вместе. Украинцы, крымские татары — все, кому не все равно, и кто против людоедства и варварства наших дней.