Этот материал содержит спойлеры финальных серий сериала «Американцы» («The Americans»).
Моя жизнь готовила меня к одной работе, и работа эта заключалась в переводе диалогов героев телесериала «Американцы» («The Americans»), который после шести сезонов завершился в прошедшую среду на канале «Эф-Экс» (FX). Большая часть эпизодов содержала по крайней мере несколько сцен на русском языке, и «Американцы» оказались первым шоу, где мне пришлось столкнуться с тем, что создатели позаботились о написании и произнесении диалогов на современном, образном, живом русском языке. В течение последних трех сезонов моя работа заключалась в том, чтобы переводить на русский эти написанные на английском сцены.
Это был не просто русский. Действие сериала начинается в 1981 году и заканчивается в 1987-м, незадолго до того, как язык начал изменяться и облегчать трансформацию страны, заимствовав сотни слов из иностранных языков — «офис», «баксы», «менеджмент» и множество других, которые принес с собой капитализм. А помимо них, еще такие слова, как «электоральный», «экзит-полл» и другие, необходимые для описания работы демократических институтов. Все это создало совершенно новый сленг. Когда в 1991 году после десятилетнего отсутствия я вернулась в Советский Союз, мне пришлось выучить целый список сленговых выражений, приспосабливаясь к использованию недавно вошедших в язык иностранных терминов. И что еще более тонко, я отметила, что родственные с иностранными слова вобрали в себя значения, которые они имеют в других языках (например, русское слово «детали» теперь означает не только небольшие части физической структуры, но и составляющие события или чего-то еще).
Этот опыт означал, что я идеально подхожу на роль переводчика на русский язык начала 1980-х годов. Мой язык не был абсолютно застывшим во времени — я прекратила жить и работать в Москве спустя более чем 20 лет после своего возвращения в 1991 году — но я помнила слова и выражения, которые мне приходилось учить заново. Я старалась сделать русскоязычные диалоги свободными от такого рода анахронизмов. Это чудно и необыкновенно, но создатели «Американцев» были не против этого, если не сказать, что они потворствовали своего рода поиску качества в вакууме: понять русский в принципе могла лишь крошечная часть зрителей, а чистоту русскоязычных диалогов советской эпохи была способна заметить и вовсе исчезающе малая часть этой фракции.
В основе решения Дженнингсов — да и всей их жизни в целом — лежит тезис о том, что правды нет, за исключением того обстоятельства, что существование СССР будет продолжаться вечно. Мои родители, которые, когда эмигрировали, были в том же возрасте, что и Дженнингсы, основывали свои решения на том же самом предположении. Моя мать говорила мне то же самое, когда мы собирались покинуть Москву: советский режим воцарился там навечно, и мои родители решили прожить свою вовсе не бесконечную человеческую жизнь в другом месте, несмотря на то, что это означало, что они никогда больше не увидят своих матерей. Они практически не оглядывались назад, но в 1987 году, как только представилась такая возможность, они решили отправиться туда. Они никогда не думали, что смогут так скоро приехать. Поездка была и волнующей, и душераздирающей. Моя мать фантазировала о том, что было бы, если бы она осталась: она, переводчик, работала бы над классическими, выдающимися текстами, которые цензура не пропускала в Советский Союз. С другой стороны, мой отец производил впечатление человека, для которого тоска подобного рода была совершенно нехарактерна. Он бросился в объятия американской жизни, к чему стремился Филип Дженнингс. Он любил свою машину, свой двухэтажный дом в пригороде Бостона, и даже, я подозреваю, свой костюм, который ему приходилось надевать на работу.
Подобно моим родителям, Дженнингсы, став американцами, возвращаются в СССР в 1987 году. Оказавшись в центре борьбы за власть, которая в конечном итоге приведет к распаду Советского Союза — хотя пока никто не помышляет об этом — они были загнаны в угол и вынуждены вернуться. «Мы привыкнем к этому», — говорит Элизабет. Она понятия не имеет, о чем говорит. Вечность уже треснула, и куски штукатурки дождем сыплются на ничего не подозревающий мир. Элизабет и Филип — Надежда и Михаил — вот-вот должны выучить множество новых слов, и это наименьшая из их проблем.
В России вот-вот откроются первые квазичастные предприятия. Через два года Восточный блок распадется в быстрой череде бархатных и не очень бархатных революций. Еще через два года Советский Союз рухнет после неудавшегося и неуклюжего бескомпромиссного переворота. В год между двумя последними из перечисленных событий тысячи людей выстроятся в очередь, чтобы поесть в первом московском «Макдоналдс».
Филип и Элизабет окажутся востребованы. Будучи агентами КГБ с отличным знанием английского языка, они смогут получить работу в любой из новых компаний, которые пытаются вести бизнес с иностранцами, а также держаться подальше от спецслужб. Они смогут стать руководителями службы безопасности одной из корпораций, которая в ближайшие годы вырастет до очень крупных размеров; их опыт в убийствах также может пригодиться. Они также смогут стать бизнесменами и открыть собственное предприятие — их связи и их английский язык будут большим подспорьем. Черт, да они могли бы построить империю в турбизнесе (в Вашингтоне они возглавляли небольшое туристическое агентство).
Сейчас они не могут представить себе этого, но, вероятно, они добьются успеха. Они добьются успеха в новых неожиданно сложившихся российских условиях, подражая жизни американцев, которыми они когда-то были: называя свое рабочее место офисом, нося американскую одежду и разъезжая повсюду по дорогам, которые скоро встанут в пробках. Как и моя мать, они будут задаваться вопросом о том, кем они могли бы стать, и о том, чего могли бы добиться, если бы выбрали другой путь. Какой смысл рисковать жизнью, лишать жизни других и жертвовать доверием своих детей ради того, что Михаил Горбачев и вся советская империя, казалось, так легко предали? В своем стремлении к поразительной достоверности «Американцы» изобилуют уроками о России, шпионами, холодной войной и самой жизнью. И самое важное во всем этом, конечно же, заключается в том, что вечность может рухнуть, когда вы меньше всего этого ожидаете.