Русская православная церковь в центре Москвы. Служба через динамики транслируется наружу. В церковь ведет высокая лестница. В притворе — помещении перед средней частью храма, в которой и происходит собственно богослужение — продаются тонкие длинные свечи, люди с молитвой ставят их в наполненные песком подсвечники. Большинство молящихся стоят, как это принято в православной церкви. Священник и паства поют попеременно. Много пожилых людей, прежде всего женщин.
Священник в расшитом золотом одеянии стоит перед иконостасом — украшенной иконами стене, отделяющий средняя часть от алтаря. Сюда, в священную для православных часть храма, имеют право заходить только священники. Священник входит внутрь, но его пение хорошо слышно по всей церкви. В храм все время приходят новые люди, покупают свечи, поворачиваются к алтарю, другие храм покидают.
Из Кирица через Берлин в Москву
В повседневной жизни пастора Алены Хофман нет ничего общего с православной религиозностью. Она — пастор Немецкой общины в Москве. Около трех лет назад она с мужем и сыном приехала в российскую столицу. До этого она была пастором в городке Кирице, районном центре земли Бранденбург, а еще раньше в Берлинском соборе, самой большой городской церкви немецкой столицы. И вот теперь Москва. Но как она говорит, в ее профессиональных задачах практически ничего не изменилось.
«Как пастор общины я делаю тут те же самые вещи, что и в Берлинском соборе или в Кирице: провожу богослужения, крещения. В последний год было четыре крещения. Это вообще-то много для такой маленькой общины. Я веду также занятия для конфирмантов. А в немецкой школе в Москве я провожу уроки религии. Чего здесь нет, так это похорон. И венчания мне еще проводить не приходилось».
Последнее объясняется особым положением Немецкой евангелической общины в Москве. К ней относятся некоторые сотрудники немецкого посольства и иностранных фирм, которые приехали работать в Москву на несколько лет. Большинство членов общины — люди в возрасте от 30 до 55 лет. То есть это относительно молодая община, члены которой хотят иметь на чужбине немного родины. И община предоставляет им эту возможность — тут говорят по-немецки, сюда приходят на евангелические литургии, здесь просто общаются друг с другом. Но никаких политических проповедей тут не ведут, говорит Алена Хофман.
«Политики в стране хватает. Но у нас все устроено очень душевно, сориентировано на живущих тут людей. Что нужно здесь людям? Как им живется в чужой стране, в России? Как строятся взаимоотношения в семье вдали от родины? Все это совершенно нормальные жизненные вопросы, которые и обсуждаются тут в общине, во время богослужения, в проповедях».
С Русской православной церковью, которая не признает женщин-пасторов, Алена дел практически не имеет.
«Я встречаюсь с православными коллегами, например, в лютеранской церкви Петра и Павла, во время разных конференций. С некоторыми я уже знакома, и они знают меня. И для них не проблема пожать мне руку. А ведь раньше меня предупреждали: „Они не подают женщинам руки", „к евангелическим женщинам-пасторам они относятся с подозрением", „общаться с ними трудно". Но ничего подобного я здесь не испытала. Напротив, я познакомилась с очень сердечными священниками, некоторые из них, находящиеся на низких ступенях иерархии, могут жениться, и они знакомили меня со своими детьми. Их приводят с собой на приемы. У меня, правда, до сих пор был только позитивный опыт. Но между общинами сотрудничества практически нет».
Собственной церкви у общины нет
У Немецкой евангелистской общины собственного храма в Москве нет. Богослужения проводятся или в помещениях Немецкого посольства или в Немецкой школе в Москве, собрания и занятия с конфирмантами — на квартире пастора. Классических еженедельных или ежемесячных бесед тут нет вообще. Но зато организуются точечные тематические вечера, например, посвященные юбилею Реформации или связи вероисповедания и государственной политики.
«Наши люди проявляют большой интерес к церкви, и охотно приходят на богослужения. Но времени у них действительно мало. Вы только представьте себе, они приехали сюда на короткое время. Хотят познакомиться с Москвой, посетить культурные мероприятия. И с детьми с них много забот, они ходят в школу, их нужно туда проводить, да и заниматься с ними тоже нужно».
Одну из возможностей для общения предоставляет церковное кафе. Его устраивают каждое воскресенье после службы. И там говорят действительно обо всем, о Боге и мире. «У нас в общине есть и высокопоставленные сотрудники посольства, их расспрашивают обо всем, «Как вы относитесь к тому или этому?», «Как нам вести себя в Москве?»
В отличие от немецкой общины, у Удо Лилишкиса (Udo Lielischkies) совершенно другой взгляд на церковную жизнь в России. Он свободно говорит по-русски и вот уже одиннадцать лет делает для телеканала АРД (ARD) репортажи из Москвы и других регионов бывшего Советского Союза:
«В принципе русские не очень религиозны. Лишь небольшой процент населения регулярно ходит в церковь. Церковь для большинства русских — что-то вроде подстраховки. На крестины, конечно, люди в церковь приходят. Если кто-то умрет, то, конечно, тоже туда идут. Но в остальном церковь — в том числе и среди моих знакомых — играет довольно незначительную роль. Она — своего рода страховое учреждение. Как здесь цинично говорят: „Если в этом что-то и есть, то мы все входные формальности аккуратно выполнили". Но чтобы каждое воскресенье или во время церковных праздников идти в церковь — для большинства это слишком хлопотно».
Количество верующих в России растет
«На Пасху, Рождество или во время православных праздников в церквях видишь преимущественно пожилых людей. Но есть и маленькая группа более молодых людей, которая растет. Нужно сказать, что наблюдается рост числа верующих. Это мы видим и здесь в Москве, когда в храм Христа Спасителя привозят какую-нибудь реликвию, то в течение нескольких дней люди стоят в гигантских очередях. Но по отношению ко всему населению церковь играет скорее второстепенную роль».
Москва со своими 15 миллионами жителей — самый большой город Европы. В центре, на улицах шириной до 12 полос, можно увидеть большое количество очень дорогих автомобилей, мчащихся по внутренней части города со скоростью до 80 километров в час, если нет пробок. Поезда в метро с роскошными, украшенными золотом станциями курсируют с промежутками всего в одну минуту. В центре квартиры очень дороги. Те, у кого нет много денег, например, пенсионеры, могут себе позволить жить только на окраинах или за городом, говорит корреспондент АРД Удо Лилишкис. Во время своих многочисленных поездок по огромной стране он постоянно слышит, как русские реагируют на ситуацию в Германии.
«Я вспоминаю свою поездку в Тольятти в прошлом году. Со мной заговорил какой-то бездомный. Когда он услышал, что я немецкий корреспондент, он с жалостью посмотрел на меня и сказал: „Ах ты, господи! Какой же у вас ужас царит с этими беженцами, везде изнасилования, как вы это только терпите!" Тут и правда, все раздувают. Так геи и лесбиянки у нас якобы доминирующая группа населения. В это поверишь, если будешь смотреть российское телевидение. То, как здесь изображают Европу, конечно, имеет очень мало общего с реальной ситуацией у нас дома. Тут господствуют агрессивные контраргументы. Российское телевидение на все смотрит под другим углом зрения, что логично. В Донбассе нападают украинцы, а не сепаратисты. В Сирии Асад борется с ИГИЛ (запрещенная в России организация — прим. ред.), а не с оппозиционными группами. Скрипаля отравили не русские, а сами британцы. Этот ряд можно продолжать сколько угодно. Такое впечатление, что находишься в альтернативном мире, в мире, где все наоборот».
Российские СМИ считают себя бойцами информационной войны
Мои личные взаимоотношения с русскими очень теплые, даже сердечные, рассказывает Удо Лилишкис. Но отношение государства к Западу другое:
«Российские массмедиа считают себя солдатами информационной войны. Маргарита Симоньян, главный редактор канала RT, бывшего Russia Today, совершенно ясно заявила, что она как журналист — участник информационной войны против Запада. То есть, люди даже не скрывают, что теперь они больше не журналисты в классическом понимании, а скорее бойцы сопротивления на общем фронте против западной агрессии».
Это одна из форм реакции на санкции Запада, которые привели к экономическим контрсанкциям России. Запретили ввозить в прежнем объеме западные продукты питания. Сельское хозяйство попробовало закрыть образовавшуюся брешь собственными продуктами. Поставлен рекорд в урожае зерна. Однако высококачественное зерно идет на экспорт. Остающееся в России зерно настолько низкого качества, что мукомолы жалуются, потому что из низкосортного зерна хорошего хлеба не испечешь. Большим агрокомплексам не хватает удобрений и современной техники.
Повышение цен до 50% было и остается следствием происходящего. От этого особенно сильно страдает нижний слой российского населения. Три миллиона русских оказались за чертой бедности. Но в центре Москвы с его роскошными домами и супермаркетами, набитыми продуктами из Германии и Франции, об этом едва ли догадаешься.
Удо Лилишкис: «Высшая прослойка русского общества очень мала, но сказочно богата. Это если сказать коротко. Сейчас разрыв между бедными и богатыми в России огромен. Есть один процент русских, самых богатых, маленькая группа людей, владеющая 70% российских национальных активов. Это самый высокий показатель социального неравенства в мире. В то время как население должно мириться с сильным понижением доходов, российские миллиардеры два года назад только за один года заработали 34 миллиарда долларов. Россия — совершенно расколотая страна. Существует маленькая группа людей, лояльных к Кремлю и получающих за это возможность прибирать к рукам крупные суммы. Это люди из окружения Путина, занимающиеся строительством крупных престижных объектах в Сочи, на Дальнем Востоке перед саммитом несколько лет назад, больших стадионов к чемпионату мира по футболу или больших мостов. Они становятся все богаче и богаче, так как на строительных объектах многое можно положить себе в карман, как говорят тут оппозиционеры. И это в то время как остальная часть страны страдает. У малообеспеченных слоев населения картина не такая розовая. Люди живут очень и очень плохо».
В беде поможет только семья
Государственной социальной системы, сравнимой немецкой, в России не существует. Есть несколько неправительственных организаций, оказывающих некоторую помощь, например, бездомным. Поэтому семья в России — главная опора, на которую люди рассчитывают в беде. То, что многим тут живется нелегко, узнала и немецкий пастор Алена Хофман. И в помощи таким людям ее община видит одну из своих задач.
«Мы как маленькая церковная община, немецкоговорящая, пытаемся тоже немного помочь. Мы участвуем в Москве в сборе одежды для неимущих. Мы собираем вещи, когда наши люди летом сменяются — одни уезжают, другие приезжают, и отвозим их в пункт сбора в день Кузьмы и Демьяна и на Праздник урожая. Мы также поддерживает Мальтийский орден пожертвованиями, а также дом престарелых, единственный находящийся в России под патронажем евангелическо-лютеранской церкви, для него также собираем пожертвования во время богослужения. Таков наш вклад. Но вообще тут еще нужно сделать очень многое, чтобы создать структуры, действительно способные помочь нуждающимся».
Москва — один из 11 российских городов, где в июне пройдут матчи чемпионата мира по футболу 2018 года. Эта игра в России не так популярна, как в других странах. Скорее хоккей на льду заставляет целые семьи приходить на стадионы, чтобы «поболеть» за игроков. Тем не менее ФИФА поручила провести ЧМ 2018 именно России. Удо Лилишкис:
«С футболом в России проблемы. Стадионы, как правило, пустые, и поэтому там царят агрессивные хулиганы. В Калининграде, например, самом западном месте проведения игр чемпионата, в последнее время на игры местного клуба „Балтика" являлось в среднем 5100 зрителей».
Удо Лилишкис, корреспондент АРД в России, смотрит критически на ЧМ по футболу, но все же не без надежды.
«Сейчас ФИФА обещает с помощью чемпионата мира заразить и Россию футбольным вирусом. Посмотрим, получится ли это сделать всего за четыре недели. В Казани есть обнадеживающие признаки. Там на матчи приходят в среднем 39 тысяч болельщиков. Уже на Кубке Конфедерации было видно, что такое большое событие не оставляет людей равнодушными. Это большой приз.
Россия истратила на стадионы десять миллиардов евро. И некоторые из них просто огромные. Калининградский стадион, например, рассчитан на 35 тысяч мест. Но сохранится ли воодушевление зрителей после четырех недель чемпионата, благодаря чему на стадион будут приходить не пять, а 35 тысяч или хотя бы 20 тысяч зрителей, покажет время. Но русским это можно только пожелать».
На чемпионат по футболу в Россию приедет и много немцев. Если говорить чуть-чуть по-русски, то это очень поможет, всего лишь пара русских слова вызовет улыбки и откроет многие двери. Что корреспондент АРД посоветует немецким фанатам, отправляющимся в Россию?
«Вот что нужно усвоить футбольному болельщику, собравшемуся ехать в Москву: ищите тут связи среди людей, не ведите себя высокомерно. Конечно, не говорите, что у нас машины лучше и что они ничего не умеют. Это совершенно не так. Абсолютное большинство людей тут действительно очень сердечные и очень открыты по отношению к иностранцам. Прекрасно, что многие скорее враждебные сигналы государственной пропаганды не проникли глубоко в сознание людей. В Москве можно чудесно провести время».
Многие члены евангелической общины Москвы это подтверждают. Кстати, и там рады чемпионату мира, а некоторые не могут дождаться начала матчей.