«Будут доставлены нам С-300 или не будут, в свое время они будут применены», — заверил Башар. В своем большом интервью иранскому телеканалу «Аль-Алям» сирийский лидер расставил все точки над i: могут говорить все, что угодно про трещину в альянсе Сирии, России и Ирана, но и с Тегераном, и с Москвой Дамаск связывают стратегические отношения. Не в российской природе предавать союзников. Ниже мы приводим отрывок из его интервью.
С-300 будет доставлено или не будет, а оружие будет использовано в свое время
Асад: Вы знаете, что военные действия и военные аспекты — это часть политики, и поэтому заявление военного характера несет политическое сообщение. Почему русские заявляли о том, что намерены или не намерены поставлять оружие, следует спросить у русских: это может быть частью их политики. Что касается военной стороны заявления относительно Сирии, то мы не всегда определяем, какое оружие пойдет. Например, Сирия не объявляла оружие, с помощью которого отразила последнюю тройственную атаку, а затем и израильскую. Мы не заявляли о проблеме военно-технического характера. И даже если С-300 будут или не будут доставлены, мы не скажем, что они прибыли в Сирию. Однако оружие будет использоваться, когда появится необходимость.
Хусейн Муртада: Может быть, вы работаете над развитием определенного оружия?
— В любом случае есть возможность оставить определенное оружие на время использования и не говорить, что мы используем его.
Наши отношения с российской стороной продолжаются около семи десятилетий
— Здесь, г-н Президент, мы возвращаемся к политическому вопросу. Мы говорим о южном фронте и об общей ситуации в свете всего, что было достигнуто в Сирии. Самым выдающимся событием стало формирование тройственного союза Сирии, Ирана и России. Какова природа этого альянса? Он связан с борьбой с терроризмом или событиями на сирийской арене? В последнее время некоторые эксперты пытались акцентировать внимание, что в этой триаде есть трещина. Что вы думаете по этому поводу? Какова ваша точка зрения? Насколько реально существование этого союза?
Наши отношения с Россией — это отношения, которые на данный момент длятся около семи десятилетий. Несмотря на изменения, крах Советского Союза, правление президента Ельцина и значительного снижение уровня наших отношений, Россия не изменила своих отношений с Сирией. Она по-прежнему остается дружественной нам страной. Мы многое импортируем из России, в том числе оружие на различных этапах войны в Сирии, поэтому не в российской природе менять свои альянсы или предавать отношения ради краткосрочных выгод.
Это, безусловно, стратегические отношения, но политические заявления открыли путь для подобных разговоров. Политические заявления были направлены на передачу конкретных сообщений в разных направлениях, но скорей всего были неудачно выбраны конкретные термины, которые могут способствовать трактовке заявления в ином направлении, далеком от настоящего содержания. Это то, что происходит время от времени, но мы должны рассматривать их в контексте.
Русские не вмешиваются во внутренние дела Сирии, и решение — это решение сирийского руководства
У России есть стратегический взгляд на отношения с Ираном, поэтому Москва не вмешивается в дела Сирии, даже если у нее есть свое мнение, которым она хотела бы поделиться. И решение — это решение сирийского руководства, то есть решение сирийского народа. Это твердый принцип России, и поэтому альянс является стратегическим. Однако в сирийском государстве возникают разногласия. В иранском государстве возникают разногласия. И в российском государстве также возникают разногласия. И это нормально, что у нас разные взгляды на ежедневные тактические детали. И почему мы все обсуждаем между собой, если мы со всем согласны? Мы часто встречаемся, чтобы достичь согласия.
— Будет ли усиление тройственного альянса?
— Разумеется, усиление альянса происходит в свете сложившейся ситуации и глобальных изменений, когда другая ось поддерживает терроризм. А мы, Иран и Россия чувствуем опасность со стороны терроризма не только в Сирии, но и во всех этих странах и мире. Сирия, Иран и Россия считают важным придерживаться международного права в силу вышеупомянутых фактов.
Нет возражений против ирано-российских баз, если они просят об этом
— Несколько раз, г-н Президент, вы сказали, что в Сирии нет иранских баз. Во-первых, почему нет иранских баз, но есть, например, несколько российских баз?
— Нет никаких препятствия для существования баз, пока Иран является союзником, равно как и Россия.
— Если Иран попросит, вы согласитесь?
— Если они попросят, то мы согласимся, и наоборот, если мы попросим их силы поддержать нас своим присутствием. Иран не интересовался борьбой с терроризмом, но в ходе войны изменился характер иранского присутствия, как это произошло с русскими. Сначала поддержка России, как и иранская поддержка, отличались от нынешней. Поддержка терроризма развивалась на международном и глобальном уровнях. Когда сирийская армия столкнулась с террористами, то попросила о российском и иранском военном присутствии. На каком-то этапе мы решили, что присутствие русских на военных авиабазах необходимо для авиационной поддержки сирийской армии, и теперь, если будет потребность в сотрудничестве с иранцами и иранских военных базах, то мы не будем колебаться. Однако сейчас иранская поддержка в ее нынешнем виде достаточно эффективна.
Я скоро приеду в Иран
— Почему вы еще не побывали в Иране, хотя уже приезжали в Россию?
— Правда в том, что несколько месяцев назад визит в Иран был отложен, но не отменен. Он был отложен из-за чрезвычайной ситуации в Сирии, которая связана с развитием боевых действий. Безусловно, нет никаких препятствия для визита, и я собираюсь совершить его, Иншалла, при первой же возможности в ближайшее время. Проблема логистическая, ни больше, ни меньше.