Крым, путевые заметки: «В родном краю мы стали чужими»

Историю города отражает его название

Название Симферополь происходит от греческого Simferopolis. В 1783 году российская императрица Екатерина завоевала Крым, ранее принадлежавший Османской Империи. Екатерина II, прислушавшись к предложению своего мудрого советника и фаворита Григория Потемкина, начала переименовывать на греческий лад все города, долгое время находившиеся под исламским влиянием.

Россия претендовала на звание преемницы Византийской Империи, и изменение названий — всего лишь часть огромного «греческого проекта» (геополитический проект Екатерины II, предполагавший сокрушение Османской империи и раздел её территории между Россией, Священной Римской империей и Венецианской республикой — прим. пер.). Конечной целью проекта было завоевание турецкого Константинополя в союзе с Австрией, а затем восстановление великой православной империи. По этой причине Екатерина назвала своего внука Константином и даже нашла ему греческую гувернантку, будто бы до исполнения этой мечты оставалось совсем немного. Однако Григорий Потемкин очень быстро умер, вслед за ним скончался и австрийский император Иосиф II, а затем и сама Екатерина II.

В настоящее время Симферополь не имеет ничего общего с греческой культурой, за исключением названия. Это типичный русский город. Как раз в то время, когда я приехал в Симферополь, там было очень жарко. В воздухе стоял тонкий аромат придорожных деревьев. Днем этот город залит белым солнечным светом, проникающим в каждый закоулок, а к вечеру становится прохладно. За большими деревьями скрываются здания в неоклассическом стиле. Но даже на самом роскошном проспекте Карла Маркса по-прежнему хорошо слышно жужжание насекомых. 

Из-за того, что Украина перестала обеспечивать полуостров энергоресурсами, Симферополь оказался в состоянии хронической нехватки электроэнергии. Несколько дней назад весь город лишился электричества, что вынудило Россию ускорить строительство подводного кабеля. Однако даже после заката солнца город выглядит тускло: все дороги темные, и только вдоль главной дороги может загореться мерцающий фонарь, будто бы вскоре и он тоже погаснет.

Я живу в гест-хаусе. Под висящей лампочкой булькает алюминиевый котел. Анна помешивает суп ложкой, и периодически почмокивая губами, пробует его на вкус. Бритый наголо Леша сидит на красно-коричневом диванчике, держа в руке банку пива. По телевизору говорят о том, что президент Путин как раз проводит очередные проверки. Мимо окна проехала старая «Лада», из которой на очень высокой громкости доносился рок.

Я спросил их об изменениях с 2014 года. Банка в руках Леши заскрипела.

— Украинцы сами не знают, какую пользу им принес Запад! В Крыму 90% людей поддерживают Россию.

— А остальные 10%?

— Татары, — Алексей шмыгнул носом, — они ненавидят нас, русских.

Анна выключила плиту и подала мне тарелку с супом. Я поблагодарил ее и сказал, что поем попозже.

— Ну, и куда вы поедете завтра?— поинтересовался Алексей. — В Севастополь? Ялту?

— В Бахчисарай.

— Будьте осторожны, — предостерег он, — это владения татар.

Бахчисарай зажат между двумя известняковыми утесами. Улица Ленина проходит через весь город, а с двух сторон стоят каменные блоки домов и магазинов, покрытые розовой черепицей. В центре возвышается татарский Ханский дворец, устремляя в небо острые шпили. Согласно легенде, последний татарский Хан взял в плен польскую принцессу, но не смог завоевать ее сердце. После того, как принцесса умерла, Хан, убитый горем, построил для нее фонтан во дворце. Много лет спустя Пушкин приехал в эти места, услышал эту историю и написал знаменитую поэму «Бахчисарайский фонтан». Я сел в чайной перед дворцом, решив выпить чашку черного чая. Татарский старик сел рядом со мной и поставил перед собой чашку с турецким кофе. Позади него на стене висел коврик с картой Ханского дворца, покрытый слоем пыли. Я поинтересовался у владелицы чайной, где находится моя гостиница. Бахчисарайские гостиницы в основном без вывесок.

— Вы имеете в виду «Савенки»?— она, немного подумала и ответила, — В конце дороги. 

— Далеко идти?

— Полчаса пешком, но в такую погоду ходить жарковато.

Я вышел из чайной. Солнце до дыма изжарило дорогу. Рядом с дворцом я встретил водителя, он оказался татарином. Он потирал свои усы, сидя в полуразвалившейся «Ладе». Мы ехали прямо по Ленинскому проспекту, как вдруг дорога начала сильно меняться: она явно сузилась, мы стали ехать в горы, а отеля так и не было видно. 

Я свалил свои вещи на обочину дороги и взглянул на валуны в горах, похожие на кости. В этот момент большие железные ворота на склоне с треском раскрылись. Тетечка в синем халате в мелкий цветочек вышла и, покачиваясь, подошла ко мне.

— Вы же ко мне?

— Да, а откуда вы знаете?

— Услышала!

Она слегка улыбнулась, но казалось, что мысли ее очень далеко.

— Владелица чайной мне позвонила, и я догадалась, что это вы.

Как только она открыла рот, я сразу увидел ее золотые зубы. Глаза очень темные, нос с горбинкой, а лицо покрыто паутинкой морщин, от нее исходит ощущение властной женщины. Черты ее лица похожи на европейские, а черт, доставшихся от монголов, почти не было видно.

Она говорит на хорошем английском языке, а такое редко встречается в Крыму. Позже она рассказала, что родилась в Самарканде, Узбекистан. В университете изучала английский и немецкий языки. Летом 1991 года она с мужем вернулась из далекой Центральной Азии в Крым, на свою родину.

Мы шли по гравийной дороге до самого склона, где располагалась деревенская хижина. Женщина открыла ворота и из них сразу же выбежала немецкая овчарка, безудержно лая на меня. Во дворе росла небольшая сосна, к стволу которой была привязана козочка. Несколько кур разгуливали по небольшому огороду и громко кудахтали.

Дом очень чистый, как будто совсем недавно белили стены. Специально для гостей выделили две комнаты. На заднем дворе стояла палатка, похожая на юрту. Женщина обратилась ко мне:

— Сначала тут была гора, мы вывезли камни, навели порядок, раскопали землю и уже потом начали строить дом.

На солнце она щурила глаза, а ее губы сами по себе были тонкими. Выражение лица было очень уверенным и решительным.

— Мы строили этот дом десять лет, и мой муж сам складывал каждый кирпичик. Все это время мы жили в палатке.

— Татар массово ссылали весной 1944 года в Центральную Азию, верно? Я слышал, что на сборы им давали всего лишь один час.

— Откуда ты это узнал?— она пристально смотрела на меня своими черными глазами.

— Я читал Солженицына. В своей книге он описал все тяготы, которые пережили татары.

— Вы приехали в Бахчисарай, чтобы узнать об этом больше?

— Отчасти да, — я кивнул.

— Вы журналист?— снова поинтересовалась она.

— Я писатель.

— Тогда лучше поговорите с моим мужем, — ее взгляд стал мягче. — Он учитель истории.

Ее муж Хакан в тот момент сидел за столом и записывал в тетрадку расходы семьи. Позади него на деревянном стеллаже стояли рамки с фотографиями и несколько произведений русских писателей 19 века. Лучи полуденного солнца проникли и в его комнату. Он оторвался от финансовых дел, поднял голову и снял очки, повесив их на рубашку. Затем он достал с полки книжку, покрытую слоем пыли.

— Присаживайтесь, — он обратился ко мне.

— Я пришел к вам, чтобы… 

— Жена уже рассказала мне. Что бы вы хотели узнать?

Как и жена, Хакан тоже родился в Самарканде. На лице были глубокие морщины. В 1944 году его родители успели сесть на поезд до Центральной Азии. Некоторые его родственники умерли в дороге.

Советское правительство заявило, что во время немецкой оккупации Крыма татары сотрудничали с врагом. Это «предатели родины», и они должны понести за это наказание. Однако у Хакана другое мнение: «Вторая мировая война — это конфликт славян и немцев, и татары приняли в этом участие не по своей воле».

— Татары подверглись гонениям не потому, что они что-то сделали.

Маленький котенок забежал в комнату с улицы и запрыгнул на колени Хакана. Погладив кота, он продолжил историю.

Существовало три направления для ссылки татар: Сибирь, Казахстан и Узбекистан. Сосланные в Сибирь татары обнаружили, что там очень много политзаключенных. Они быстро поняли, что разделили с ними одну судьбу, и стали им всячески помогать. Казахи очень радушно встретили ссыльных татар. Не повезло тем, кто попал в Узбекистан, особенно в первые два года было тяжело.

В 1953 году положение татар наконец-то улучшилась. Хакан и его жена родились как раз на следующий год — в 1954.
До Второй мировой войны в Крыму проживало около 220 тысяч татар. После войны и массовых ссылок треть татар просто погибла. Многие верили, что татары, считающиеся особенным народом, смогут в течение одного поколения приспособиться к обширной территории, простирающейся от Сибири до Центральной Азии.

— Любопытно, а как татары сохраняют самобытность и традиции своего народа?

— Мы рассказываем истории, — ответил Хакан.

В его памяти сохранилось очень много историй, которые рассказывал ему его отец: о богатом и прекрасном Крыме, о том, как татары подверглись несправедливым гонениям. Крымские татары могут постоянно рассказывать подробные истории об этом событии, нет ни одного татарского дома, где об этом не говорят. Причина в том, что они понимают: только воспоминания можно хранить вечно.

В этот момент к нам зашла его жена с тарелкой чебуреков. Кот тут же вскочил с колен Хакана и, мяукая, побежал тереться об ноги женщины. Она прогнала его из комнаты и прикрыла дверь.

— Кроме рассказов, еще есть национальная еда, — он взглянул на тарелку с дымящимися пирожками, — каждая татарская женщина передает своим детям знания о том, как готовить традиционную татарскую еду. Это помогает татарским детишкам, родившимся в Центральной Азии, не забывать кто они такие, и что они отличаются от узбеков вокруг.

— Еда — это очень надежное воспоминание, — я кивнул.

— Попробуй-ка! — он придвинул тарелку ко мне.

Я с самого утра был голодным, поэтому вцепился в чебурек, но быстро положил его на тарелку — было очень горячо.

— Расскажите, когда вы вернулись обратно в Крым?

— 24 ноября 1989 года, — ответил он, — никогда не забуду этот день.

— Вы жили и в СССР, и на Украине, и теперь живете в России. В какое время жилось лучше всего?

— Независимо от режима, татарам всегда приходится тяжело. Нас прогоняли, но мы вернулись, несмотря ни на что. Нет таких людей, кто думает, что вернуться сюда и начать новую жизнь — это просто. Но мы сделали это по собственному желанию. Неважно, что случится, мы знаем одно: татары никогда больше не покинут Крым.

С утра жена Хакана специально для меня приготовила татарские пирожки и салат из помидоров и огурцов. Сверху салат был посыпан петрушкой, которую семья сама выращивает на заднем дворе. Среди овощей мелькали кусочки свежего козьего сыра. Я хотел сфотографировать семью на память, но они не согласились. Морщины на лице тетушки напомнили мне татарскую крестьянку в картинах Малявина.


Я уехал из Бахчисарая на автобусе. Моя следующая остановка — город Севастополь на побережье Черного моря. Здесь находится база российского черноморского флота, а также этот город — главный театр военных действий во время Крымской войны 1852 года. В 1920 году белогвардейцы, поддерживающие царскую власть дома Романовых, использовали эту базу как свое последнее укрепление. Но в итоге они обратились в бегство, и бывшая императорская Россия попала в руки Ленина — лидера большевиков. На этом история старой России закончилась.

Автобус пробирался через клубы дорожной пыли, а солнце было похоже на белое пятно на небе. Толстой тоже ездил по этой дороге: в своей повести «Севастополь в августе» он описал эту пыль как «плотную и горячую».

Во время Крымской войны молодой граф Толстой был офицером низшего ранга в артиллерийской бригаде. Во время этой военной кампании он писал, пил и играл в азартные игры, и за два дня и две ночи потерял 1500 рублей. По тем временам это была просто астрономическая сумма — рядовой солдат получал всего 70 копеек. В своем дневнике Толстой высказался по этому поводу: «Либо все, либо ничего».

В 1855 году, после годовой осады Британией, Францией и Турцией, Севастополь пал. Толстой собственными глазами видел, как французские флаги поднимались в небо… и не смог сдержать слез. В городе тотчас наступила необычайная тишина. Свой 27 день рождения он встретил поражением в войне и отметил его за азартными играми.

Наконец, я вышел в Севастополе. Я бродил вдоль проспекта им. Ленина в поисках тематической гостиницы в военном стиле. Говорят, что хозяин гостиницы Юрий — фанат военного дела. Сама гостиница располагается на втором этаже старого дома. Из окна виднеется сад с дубами, а внутри комнаты везде расклеены старые фотографии с изображением Крымской войны. В то время впервые в истории появились военные корреспонденты, ведущие репортажи с места событий. Благодаря этому осталось очень много фотографий. Как ни странно, они наполнены какой-то безмятежностью, и очень трудно связать их с теми военными действиями.

Юрия не было. Девушка по имени Наташа отвела меня в комнату. Там я достал книгу, написанную британским историком Орландо Файджесом (Orlando Figes) о Крымской войне, он был специалистом по русской истории. Я положил чемодан под кровать, а затем присел на диванчик в общей гостиной.

Во время Крымской войны, Россия была отсталым аграрным государством. Большинство офицеров — дворяне, как и Толстой, а рядовые солдаты — в основном неграмотные крепостные и крестьяне. Как и Екатерина, Николай I также считал себя хранителем всего христианского мира. Файджес считал, что Николай развязал войну, не рассчитав свои силы, но не из-за азарта, а из-за того, что его сердце было наполнено верой.

Согласно позиции России, Крымская война — это «последний крестовый поход». Англия и Франция считали этот конфликт всего лишь геополитической конфронтацией. Люди с изумлением обнаружили, что протестантские и католические государства помогали исламской стране в противостоянии христианской России.

В то время Россия не только расширяла свое влияние на Балканском полуострове, но и продвигалась по Средней Азии и полным ходом приближалась к владениям Англии в Индии. Англия и Франция очень беспокоились по поводу России. В каком-то смысле отношения этих стран были похожи на то, что мы сейчас называем холодной войной. 

Услышав тихий вздох, я оторвался от книги. У кресла в углу стоял какой-то мужчина. Он был очень худым: настолько, что между ним самим и его штанами был большой зазор, через который все могли видеть белую линию живота. Он снова вздохнул, развернулся, и сел на диван. Внезапно он перехватил мой взгляд и посмотрел на меня. Он объяснил, что вчера вечером сильно напился и пришел сюда протрезветь. Он был похож на маленького раненого котенка.

Услышав, что я один приехал путешествовать по Крыму, он, словно чувствуя ответственность за нового гостя, на ужасном английском пытался рассказать мне про Севастополь и достопримечательности этого города. Однако потом он признался, что на самом деле он тоже не местный, и приехал сюда в командировку.

— А вы откуда?

— Я из Новосибирска, приехал продавать кондиционеры.

— Должно быть, бизнес идет хорошо?

Он грустно улыбнулся. Видимо, это особый вид сибирской печали. Я заметил на его плече какую-то рану, экран телефона тоже был разбит вдребезги. Он что-то тихо пробурчал, а потом снова развернулся и продолжил спать.

В гостиной было очень жарко, не было кондиционера. Я вышел на террасу посмотреть на качающиеся листья в саду. Там лежала полная блондинка и разговаривала по телефону. Судя по выражению ее лица и тону, могло показаться, что она расстается с любимым человеком или на гране разрыва. Она села на стул напротив меня, между нами был лишь круглый столик. Ее глаза покраснели, она закурила, держа сигарету бледными пальцами с желтым маникюром. Сигаретный дым сразу же подхватил ветер и понес в мою сторону, но ей было абсолютно все равно. Слезы уже наполнили ее глаза, и ей пришлось откинуть голову назад, чтобы они не вытекли. Мы сидели и ждали, когда солнце наконец перестанет так палить. Со стороны это выглядело так, будто бы мы были женаты много лет, и нам нечего было сказать друг другу.

Очень мало таких городов, как Севастополь, где повсюду стоят военные памятники

По дороге к Графской пристани я прошел мимо музея Черноморского флота, Могилы Неизвестного Солдата, памятника Герою и еще мимо какого-то военного мемориала. Все они посвящены как Крымской, так и Великой Отечественной войнам. Летом в этом наполненном солнечными лучами прибрежном городе за тобой всегда следует тень войны и смерти. Смерть — это ужасно и отвратительно, она не может заслуживать чествования. Но с этими памятниками смерть возвысилась до идеала, эпопеи и стала признанным источником русской идентичности.

Файджес писал о том, что Крымская война стала страшным унижением для России и вызвала ненависть к западу на долгие годы вперед. В то же время война разожгла чувство гордости русских людей. По их мнению, все эти жертвы России за христианские идеалы превратили провал на поле боя в победу нравственности и чести.

Свой героический статус Севастополь также получил во многом благодаря Толстому. Почти вся интеллектуальная элита России читала повести Толстого о Крымской войне. С тех пор Севастополь стал воплощением русского мужества и стойкости, и в романе-эпопее «Война и мир» этот героический дух русских проходит сквозь весь сюжет. Из истории мы знаем, что в Россию очень часто вторгались враги, но этот дух всегда помогал спасти страну.

Стоя на Графской пристани, я смотрел на сверкающее Черное море. Русские моряки и обычные туристы бродили, лавируя вдоль киосков с  хот-догами, палаток с квасом и стремясь попасть на пришвартованный в бухте круизный лайнер. Хлопая крыльями, чайки пронеслись над купающимися людьми. Мама с дочкой загорали, лежа на банных полотенцах.

Под памятником адмиралу Нахимову сидел молодой человек с ожогами на ноге и пил из бутылки белое вино Инкерман — наследство лучших годов СССР. Девушка-экскурсовод подошла ко мне и поинтересовалась, не нужна ли мне помощь. Она рассказала мне о том, что памятник воздвигли в 1959 году, чтобы не забыть адмирала Нахимова, командующего черноморским флотов во время Крымской войны. В советское время, каждый солдат военно-морского флота мог получить медаль Нахимова.

Я спросил у экскурсовода, что она думает о том, что Крым вернулся в состав России.

— Я украинка, — ответила она. — Но в Крыму русские и украинцы — это один народ, очень сложно разделить их. Мой папа украинец, а мама русская. Такие союзы очень часто встречаются в Крыму. Мы все говорим на русском языке. На самом деле, отвечая на вопрос о том, что я думаю о возвращении Крыма, я думаю, что это хорошо. Со времен начала Крымской войны у нас сформировалось чувство принадлежности к России.

— Как вас зовут?

— Ольга.

— Ольга, а за сколько вы проводите экскурсии?

— За 200 рублей.

Это все равно, что наши 22 юаня. Я вынул кошелек из кармана и вручил ей деньги, она поблагодарила. На вид Ольге больше 50 лет, никаких украшений и косметики, а в уголках глаз морщины.

Ольга начала свою работу. Она рассказала мне о подвигах адмирала Нахимова: о том, как его флот нанес туркам серьезные потери, как он погиб героической смертью во время обороны Севастополя. По сравнению с Файджесом ее рассказ был намного более патриотичным. Поколение Ольги выросло во времена СССР, и сейчас они несут на себе отпечаток этого времени. Иногда я чувствовал, что она ведет свой рассказ не как экскурсовод — это было похоже на своего рода пропаганду.

Мы пришли на Графскую пристань. Круизный корабль плыл по морю, а русские путешественники стояли на палубе. Холмы противоположного берега покрыты лесами. Ольга указала мне на вывеску на белой стене, гласящую, что в 1920-е, во время революции, белогвардейцы сели здесь на корабль и уехали в Стамбул. Вся императорская семья Николая II была расстреляна. Последняя надежда Романовых умерла, когда корабль с белой гвардией отошел от этого берега.

Если бы в том году Россия не избрала для себя такую дорогу, какой бы она стала сейчас? Я сразу вспомнил фразу из книги Светланы Алексиевич «Время секонд-хэнд» о том, что по природе мы все мечтатели, но со временем силы души истощаются.

Тем вечером я зашел в бар недалеко от порта. Там играл джаз, разливали местное крафтовое пиво. Внутри было очень оживленно, в этом месте собралось немало молодых людей. Парень за барной стойкой носил бороду, как у викингов. Он обсудил со мной технологию ферментации солода. Отделка бара выполнена в индустриальном стиле, стены оформлены под кирпич, и повсюду стальные стулья.

Я сидел у барной стойки и попивал свое пиво, как вдруг вспомнил о фантастическом романе Василия Аксенова «Остров Крым» — там описывается точно такой же джазовый бар. Мать Аксенова Евгения Гинзбург прошла через сталинские лагеря (ГУЛАГ) и смогла выжить. Другой рассказ Аксенова «Звездный билет» называют советским аналогом «Над пропастью во ржи» Сэлинджера (J. D. Salanger).

Роман «Остров Крым» был написан в 1979 году. Основная идея заключалась в том, что когда вспыхнула Октябрьская революция, большевики захватили всю страну, но царская власть все равно смогла отстоять остров Крым (в романе Крым — остров, а не полуостров — прим. пер).

По задумке Аксенова в Крыму можно было найти весь тот «передовой яд», который советская молодежь могла себе только вообразить: скоростные магистрали, небоскребы, суперкары, роскошные виллы, стриптиз-клубы, бары с джазовой музыкой, ночной клуб им. Набокова.

Главного героя зовут Андрей Лучников — он состоятельный дворянин, приверженец «левых». Он верит в автономный статус республик Советского Союза. Лучников организует политическое движение «Союз общей судьбы», которое побеждает на местных выборах в Думу. Вскоре после выборов Дума обращается к Верховному Совету СССР с просьбой о включении Крыма в состав Советского Союза. В ликующей толпе кто-то растянул транспарант с надписью «Крым + Кремль» = Любовь". И вот, спустя 35 лет, эта сцена повторилась в Крыму.

Я допил свое пиво и уже был готов идти. Молодой человек за барной стойкой попрощался со мной:

— До свидания, приятель.

Я вышел из бара. Ночью в Севастополе царит тишина и спокойствие. И в лунном свете видны лишь деревья…