Обе они живут у линии фронта на востоке Украины, растут посреди войны, о которой мир забыл.
«Смотрите, вот куклы, с которыми я играла. А тут стоял мой телевизор. Все, что висело на стене, расплавилось. Но в гостиной телевизор практически целый», — говорит Маша.
В местечке Марьинка двенадцать градусов тепла, дождь, низкая облачность. Жара, прокатившаяся по Северной Европе, до востока Украины не дошла. Мы стоим перед тем, что когда-то было домом Маши Лидник и ее семьи. От развалин все еще пахнет горелым, хотя с того момента, как дом разбомбили, прошло уже три года. Бывшая комната Маши сейчас представляет собой пейзаж из расплавленной электроники, полусгоревших кукол и разбитых водочных бутылок.
«Один из соседей погиб во время обстрела. Его голову все еще не нашли».
У Маши темные глаза, волосы до плеч, и она выглядит старше, чем на свои 13 лет. В школе ее и ее одноклассников научили, в чем разница между обстрелами: когда обстреливают то место, где находишься ты сам, и когда стреляют из места, где ты находишься. А еще они научились тому, куда на пол надо падать, когда обстрел.
«Но у меня плохо с рефлексами, я никогда не могла различить разницу между звуками. Поэтому я всегда падаю на пол», — признается Маша и смеется.
Марьинка находится в Донецкой области, провинции на самом востоке Украины. Когда пророссийские сепаратисты в апреле 2014 года подняли мятеж против правительства в Киеве и провозгласили Донецк независимой республикой, Марьинка оказалась прямо на линии огня. До того, как украинские силы отвоевали контроль над городком, мятежники удерживали его в течение четырех месяцев. С тех пор пророссийское ополчение обстреливает Марьинку время от времени, и почти половина из 10 тысяч жителей города бежали в другие части страны.
Для Маши, ее лучшей подруги Даши Горнзаровской (ей тоже 13) и других детей, что еще остались здесь, обычные школьные дроби и алгебра чередуются с постоянными эвакуациями. Иногда обстрелы городка настолько ожесточенные, что детям несколько дней подряд приходится проводить в подвалах и бомбоубежищах.
«Когда мы в подвале, мы пытаемся сделать так, чтобы там было как можно уютнее», — говорит Маша.
«Мы играем в игры, болтаем, как-то развлекаем друг друга. У соседа есть генератор, и папа обычно ходил к нему заряжать ноутбук, чтобы мы могли посмотреть какие-то фильмы. У нас много месяцев не было света, а газа до сих пор нет».
Dagbladet: А кто-то из ваших знакомых погиб во время войны?
«Да, у нас один мальчик погиб, когда мы учились в 5-м классе. Его семья бежала в другой город, но в дом, который они снимали, попал снаряд. На него стена упала», — говорит Даша.
Людмила Паршенко — директор школы, в которой учатся Маша и Даша. Она кивает в сторону мешков с песком, наваленных перед окнами классов.
«Здесь мы чувствуем себя в безопасности, — говорит она. — Мы хорошо обучили учеников тому, что они должны делать, если в школу попадет снаряд».
Высокие каблуки директорских туфель цокают по коридорам. На директоре хорошо сидящий костюм, лицо чуть тронуто косметикой, волосы цвета воронового крыла.
«Я думаю, все здешние дети испытывают посттравматический стресс, но проявляется это у всех по-разному. Не реагировать на войну было бы ненормально. Когда ты постоянно прячешься в подвал и боишься, как бы ничего не случилось с родителями, это сказывается», — говорит Паршенко.
— А в чем это проявляется в школе?
«У ребят проблемы с памятью, им трудно сосредоточиться, они не такие активные, да и результаты у них хуже. Но результаты связаны еще и с тем, что многие сильные ученики уехали. У родителей были деньги, и они уехали куда-то».
До войны в школе было 350 учеников. Во время наиболее активных боевых действий в школу приходили только 80. Сегодня в школе № 2 Марьинки учатся 168 человек.
Пока директор школы Паршенко может констатировать, что ее школе удалось избежать обстрелов. Но несколько попаданий снарядов все же было, стекла выбиты, а вдоль окон пришлось положить мешки с песком. Жизнь в районе, где идет война, влияет на повседневную работу школы.
«Мы обратили внимание на то, что сильнее всего бомбят летом. Думаю, это потому, что весь остальной год школа работает. Если бы мы сдались, то от школы бы ничего не осталось. И тогда в Марьинке было бы еще хуже», — говорит Паршенко.
«Дети защищают город».
На сегодняшний момент в ходе войны на востоке Украине погибли более 10 тысяч человек. Только в мае погибли десять гражданских. В течение того же месяца обстреляли шесть школ у линии фронта. ЮНИСЕФ (UNICEF) предполагает, что вдоль линии фронта в Восточной Украине проживают примерно 200 тысяч детей.
«Их положение очень опасно», — говорит представитель UNICEF на Украине Джиованна Барберис (Giovanna Barberis).
«Особенно опасна дорога в школу. Во многих местах там мины и неразорвавшиеся снаряды, в случае перестрелки в детей могут попасть осколки. Школы тоже могут обстреливать», — говорит Барберис.
UNICEF подсчитала, что только за последние 16 месяцев здания 45 школ на Украине были повреждены или разрушены во время боевых действий. Барберис говорит, что большинство людей, живших у линии фронта, бежали.
— А почему же некоторые семьи с детьми предпочли остаться?
«В данном случае речь идет отчасти о возможностях родителей, но не только. У некоторых на востоке Украины и дом, и все имущество, они живут здесь всю жизнь, может быть, они боятся покидать родные места».
Барберис говорит, что UNICEF много помогает детям, живущим у линии фронта.
«Мы создаем центры для лечения травм и психического стресса. У нас есть группа медиков, которые учат учителей оказанию первой психологической помощи. Потребность в этом невероятно велика. Психическая нагрузка, связанная с войной, сейчас больше, чем несколько лет тому назад», — рассказывает Барберис.
Родительский дом Маши Лидник был разрушен летом 2015 года, когда пророссийские сепаратисты начали большое наступление в попытке отвоевать Марьинку.
«Однажды ночью маме приснилось, что в наш дом попали огненные шары», — рассказывает Маша.
«На следующее утро она сказала: давайте соберем вещи и поедем к бабушке. В следующую же ночь дом обстреляли. Сгорело все, а то, что осталось, разграбили. Когда папа вернулся в дом, все кровати были в следах от осколков».
После школы вместе ходят в парк, туда, где тяжеловесные советские памятники павшим во Второй мировой войне, ветеранам Афганистана и жертвам Чернобыля. Иногда приходят сюда, к сожженному дому Маши.
— А о чем ты думаешь, когда ты здесь?
«У меня ностальгия. Думаю о том, как я играла, когда здесь жила. Видите вон те качели? Это мой дядя их для меня сделал».
Подружки выходят из развалин и провожают нас к зданию школы. Мы проходим мимо старого зеленого здания дома культуры, небольших продовольственных магазинчиков, покинутых домов на одну семью.
«Я все время вижу один и тот же сон», — рассказывает Маша.
«Я бегу, а за мной огонь. Я бегу изо всех сил, но он не отстает».
По другую сторону линии фронта, в самопровозглашенной Донецкой Народной Республике, мятежники отмечают 73-ю годовщину капитуляции гитлеровской Германии военным парадом, салютом и выставкой российского оружия. 12-летний Влад Расторгуев и его семья решили не ездить в город, а провести выходной день в пригороде, где они живут.
«Раз-два-три-четыре-пять», — считает Влад, пока пятеро ребятишек ищут себе место на лазалках перед многоквартирным домом. Они играют в слепые прятки. В апреле снаряд разорвался всего лишь в нескольких метрах отсюда, но лазалки и качели уцелели. Пока Влад ищет ребят, они замирают. А потом он с закрытыми глазами подходит к ним и пытается ухватить как можно больше соседских детей.
В соседней с домом Влада многоэтажке нет стены. Из бетона торчит арматура. Внутри проглядывают половинки кроватей, забытая одежда и оставленная мебель. Поблизости из припаркованного автобуса гремит хит квартета АББА, голоса нескольких выпивших мужчин с пластиковыми бутылками нарушают покой летнего вечера.
В этом пригороде более четырех лет почти каждый день шли бои. Влад живет здесь вместе с сестрой Катей и мамой Оксаной Расторгуевой, ей 34 года. С отцом он не общается с тех пор, как родители развелись. Когда в Донецк пришла война, Владу было только восемь, но он помнит, как они жили до того.
«Мы могли ходить гулять, на природе. Набирали с дедушкой травы, которой потом кормили кроликов».
Влад помнит, как ловил рыбу в речке, купался, не боясь мин, спал всю ночь без просыпа, и его не будил пронзительный звук летящего снаряда. Тогда в школе учеников было вдвое больше. И никто не бежал.
«В моем классе большинство учеников вернулись. Только один не вернулся, но он, если честно, был не очень. Зубрила. Он нас тут всех доставал», — говорит Влад.
Влад хорошо помнит тот день, когда с украинской стороны вдруг начали градом падать ракеты.
«У Кати на следующий день был день рождения! — говорит он с восторгом. Мы поехали в парк культуры на Украину и катались там на каруселях».
Семья уже два года беженцы. Мама Оксана перебивалась случайными заработками и перешла линию фронта вновь, чтобы забрать какие-то свои вещи в Донецке. Влад ходил в школу с незнакомыми детьми. В 2016 году Оксана решила взять детей и вернуться.
«Я конца этой войне не вижу, — говорит она. — К тому же здесь — как дома. Или, честно говоря, я уже больше не знаю, что мне называть домом. В нашу старую квартиру попала ракета. Сейчас мы живем в квартире соседей моих родителей».
Влад считает, что взрослые в Донецке изменились с начала войны.
«Они стали более злыми», — говорит он. Оксана выжидательно смотрит на сына, но Влад не собирается ничего больше говорить о злых взрослых. Поэтому она рассказывает сама:
«Дом учительницы русского языка разбомбило. Ее сын при этом обстреле погиб, а дом был совершенно разрушен. Однажды она схватила двух учеников и стукнула их головами друг о друга. Что вы так шумите? У меня своих проблем хватает!» — кричала она.
— Ее уволили?
«Нет, она живет тут же, по соседству. С осени будет у Кати классным руководителем».
Влад говорит, что не знает, что произошло на самом деле.
«Я сидел и рисовал, так что ничего не видел. Но сейчас она уже не такая злая. А ученики, которые тогда шумели, переехали».
Оксана Расторгуева сердита по-прежнему.
«Я зла и на Украину, и на Донецк. Я злюсь, потому что Донецкая Народная Республика размещает оружие в нашем жилом районе. Они отсюда стреляют по Украине, а потом отводят отсюда орудия», — говорит мать двоих детей.
Подобную форму ведения военных действий Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе тоже осуждает. Два года тому назад заместитель главы наблюдателей организации, Александр Хуг (Alexander Hug), говорил, что это вопрос времени — когда местное население в Донецке поднимет восстание против нового режима. Он был прав. Раньше генералы мятежников пользовались поддержкой патриотически настроенных пенсионеров и бунтующей молодежи. Те, кто критически относился к становлению нового государства, были умнее и помалкивали. Сейчас настроение в Донецке изменилось. Когда лидеры мятежников приезжают в районы, которые только что обстреливали, их встречает разгневанное гражданское население. «Прекратите стрелять из нашего района», — кричат бабушки, а генералы велят журналистам об этом не писать.
Оксана Расторгуева вздыхает, думая о будущем.
«Мне все равно, будем мы частью России или Украины», — говорит она.
«Мы только хотим мира».
UNICEF подсчитала, что на помощь детям на востоке Украины ей требуется $23,6 миллиона. Пока организации удалось собрать лишь 15% суммы — у спонсоров и стран-доноров. Джиованна Барберис рассказала о травматических центрах, которые пришлось закрыть из-за отсутствия средств.
«К сожалению, гуманитарная помощь не так велика, так что нам приходится четко расставлять приоритеты. Конфликт в Восточной Украине не считается столь же важным, что другие войны в мире. Это несправедливо. Дети есть дети, независимо от того, где они живут», — говорит Барберис.
А пока Влад из Донецка мечтает о жизни в Москве.
«Там так здорово. Я читаю некоторых видеоблоггеров, которые на улице бесплатно раздают пиццу!»
Когда Влад вырастет, он хочет стать врачом.
«Хочу помогать другим людям», — говорит он.
Мама Оксана смеется.
«Это для меня что-то новенькое. Ты раньше боксером хотел стать. Я купила перчатки и боксерскую грушу, а у тебя вдруг весь интерес пропал».
«Нет, мне не нравится, когда дерутся», — говорит 12-летний мальчишка.
Мать осторожно откидывает ему со лба светлую челку. Он все еще достаточно мал, чтобы не протестовать против материнской ласки.
«Мне больше нравится заставлять людей смеяться», — признается Влад.
Коротко о войне
Так называемая революция на Майдане разразилась на Украине в ноябре 2013 года. Это был протест против нежелания пророссийски настроенного президента Виктора Януковича сотрудничать с ЕС.
Президент был смещен со своего поста в феврале 2014 года. Смена правительства привела к трениям между пророссийскими силами на Украине и сторонниками нового правительства в Киеве, больше симпатизирующего ЕС.
В апреле 2014 года конфликт вылился в полномасштабную войну между мятежниками и российскими солдатами с одной стороны и Украиной с другой. Зимой 2015 года было подписано перемирие, которое предполагало, что ни одна из сторон не будет аннексировать новые территории, иностранные солдаты должны были быть оправлены домой, а тяжелые вооружения должны были быть отведены от линии фронта.
Это перемирие сейчас, три с половиной года спустя, выполняется лишь частично. Столкновения происходят ежедневно, а российские солдаты по-прежнему находятся в так называемой Донецкой Народной Республике. Сложно сказать, сколько человек лишились жизни в войне на востоке Украины. В конце прошлого года ООН в своем докладе сообщала, что с начала войны в 2014 году было убито по меньшей мере 10 300 человек.
Летом ООН сообщила, что 2 752 из них были мирными жителями. Число убитых солдат может быть гораздо выше. Президент Дональд Трамп заявил, что хочет обсудить кризис на Украине с Владимиром Путиным, когда они этим летом встретятся один на один. Европейские лидеры годами пытаются быть посредниками в разрешении конфликта.