Не следует недооценивать опасность, связанную с намеренным иррациональным действием.
После саммита в Хельсинки, в котором приняли участие президент Трамп и президент Владимир Путин, определенные вызывающие опасения вопросы «высокой политики» в американской дипломатии обсуждаются лишь шепотом, и делается это, судя по всему, для того, чтобы снизить вероятность любой реальной катастрофы. Очевидным примером может служить настойчивое нежелание публики говорить о том, что сегодня уже должно быть совершенно очевидным. Президент Соединенных Штатов Дональд Трамп, если оценивать последствия его действий и его темперамента, способен, вероятно, сделать иррациональный выбор в ядерной области. В свою очередь, подобного рода критически важный стратегический выбор может вызвать «ограниченный спазм» (limited spasm) в виде массированного обмена ядерными ударами или полномасштабную ядерную войну.
А что может произойти, если президент, на самом деле, станет «иррациональным» в подобной ситуации? Если ориентироваться на обычное определение в учебнике, то можно сказать, что иррациональность американского президента приведет к самостоятельному определению его приоритетов, и тогда вопрос о коллективном национальном выживании больше уже не будет считаться самым благоприятным результатом выхода из кризиса. Хотя невозможно определить с приемлемой степенью достоверности вероятность того, что подобного рода эксцентричная и потенциально катастрофическая иерархия может стать определяющей в голове Трампа, можно, тем не менее, с достаточной уверенностью говорить о том, что подобная склонность в области принятия решений в Белом доме будет, вероятно, с большей или меньшей эффективностью блокирована.
Однако следует также отметить, что даже при отсутствии у президента аутентичной иррациональности глава американского государства, тем не менее может совершить определенные серьезные стратегические ошибки, способные привести Америку, хотя и непреднамеренно, к серьезному ядерному конфликту. Самым тревожным в этом отношении будет не какая-нибудь неожиданная — как гром среди ясного неба — вражеская ядерная атака. Северная Корея, к примеру, не имеет заслуживающего доверия намерения провести денуклеаризацию, и она, вероятно, будет и дальше развивать свое критически важное ядерное оружие и соответствующую инфраструктуру. Однако более тревожным является все более неконтролируемый процесс эскалации в условиях кризиса. Представьте себе сценарий, состоящий из последовательных взаимных рискованных стратегических действий, которые постоянно ускоряются в ходе продолжающегося военного кризиса.
Во время предполагаемых переговоров по поводу кризиса президент Трамп может внезапно и непредвиденно оказаться в такой ситуации, когда он будет вынужден в крайне сжатые сроки принять ответственные решения, и поэтому он вынужден будет пойти по крайне тонкой линии, разделяющей «эскалационное доминирование» и национальное выживание.
Также важным здесь является то, что иррациональность в области принятия решений может проявиться одновременно у обеих сторон или исключительно у противника (например, у Ким Чен Ына), а также то, что президент Соединенных Штатов должен будет вести себя предельно внимательно в неизбежной ситуации. Любая сторона может совершить предсказуемые ошибки при оценке решений другой стороны, и в определенный момент подобная зловещая взаимность может вызвать явно выраженный негативный синергетический эффект. Это может привести к дестабилизирующему результату, в рамках которого общий или кумулятивный итог всегда должен быть существенно больше, чем простая сумма всех составляющих «частей».
Сейчас для американцев, особенно после Хельсинки, не время для каких-либо традиционных или упрощенных форм почтительного отношения к президенту. Скорее, американцам совершенно уместно спросить, наконец, о том, готов ли Трамп в необходимой мере к такой ситуации, когда нужно будет принимать решение под ошеломляющим давлением, а также о том, есть ли у него в наличии компетентная команда назначенных заместителей. Следует напомнить, что на сегодняшний день многие важные посты в администрации Трампа все еще остаются незаполненными.
Этот тревожно высокий показатель в буквальном смысле не имеет недавних исторических прецедентов.
Во время кубинского ракетного кризиса президент Джон Кеннеди, — ему, на самом деле, удалось собрать весьма способную команду надлежащих советников, — дал указание установить «карантин» Кубы, осознавая (это было документально подтверждено) связанные с этим шагом риски. По словам Теодора Соренсена (Theodore Sorensen), его официального биографа, Джон Кеннеди искренне верил в то, что даже его намеренно смягченный эскалационный ответ (такой ответ, который будет в меньшей степени поводом для войны, казусом белли, чем «блокада») с высокой вероятностью мог стать причиной ядерной войны с Советским Союзом.
Действовал ли Джон Кеннеди рационально в октябре 1962 года в том, что касается ядерного устрашения? Если это так, то он, вероятно, имитировал иррациональность или притворялся иррациональным. Или введенный им в напряженной ситуации «карантин», по сути, был настоящим примером ядерной иррациональности при принятии решений, тем способом, которым оказался удачным по чистой случайности?
Если ультиматум Джона Кеннеди был примером из учебника относительно «рациональности притворной иррациональности», примером тактики, которая часто срабатывает в других сферах социального и коммерческого взаимодействия людей (вспомните Мохаммеда Али и Сонни Листона перед их чемпионским боем), это было, тем не менее, его первым применением на «атомном уровне».
Но и это еще не все. Нынешний американский президент часто намекает на то, что ему очень нравится использовать «притворную иррациональность» в качестве перспективной переговорной позиции. Тем не менее, ему можно было бы посоветовать постараться более глубоко понять различие в ставках из его прежней жизни в области казино и коммерции. Если говорить более точно, то существуют более значимые и более существенные различия между переговорами при обсуждении сделок в области недвижимости или в азартных играх и переговорами в мировой политике в условиях острого кризиса и при наличии экзистенциальной ядерной угрозы.
На первый взгляд (prima facie), если говорить об абсолютно ключевом вопросе по поводу возможной иррациональности президента США, когда речь идет о ядерном оружии, то вполне можно предположить, что последовательные ошибочные шаги со временем могут стать менее вероятными. Этот утешительный аргумент основан на спорном утверждении о том, что быстро накапливаемый опыт работы в Белом доме может благоприятно соотноситься с увеличивающейся дипломатической осторожностью. Тем не менее этот успокаивающий аргумент основывается, по сути, на весьма шатком разумном объяснении с опорой на здравый смысл. Поэтому в лучшем случае — и вопреки научному подходу — это будет представлять собой надуманную адаптацию, заимствованную из прошлых исторических периодов, а также такую ситуацию, в которой подобная позиция будет выглядеть удобно убедительной в доядерном прошлом Америки.
Как показал кубинский ракетный кризис 1962 года, соперничающие стратегические риски в дипломатии могут быть выгодными до определенного момента, однако точно понять, когда наступает этот момент, будет сложно при любых обстоятельствах. Что касается конкретно случая с Дональдом Трампом, то различные дополнительные осложняющие факторы должны быть учтены, включая очевидную веру президента в его собственную непогрешимость при принятии решений, а также его нескрываемую склонность действовать в условиях намеренно создаваемого хаоса. В худшем из возможных случаев подобное неоднозначное предпочтение и стремление к созданию хаотичного переговорного фона будет — в большей или меньшей мере — основываться на «закулисном» влиянии визави президента Трампа в Москве.
Давайте будем откровенными. После Хельсинки это влияние может в какой-то момент оказаться беспрецедентным и подавляющим.
Ядерная стратегия — это игра, в которую определенные здравомыслящие национальные лидеры должны каким-то образом научиться играть, даже если это им не нравится, однако они никогда не получат какие-либо приемлемые или научно обоснованные гарантии для определения вероятного результата. Этот осторожный вывод является, в основном, «структурным», и он не имеет ничего общего с конкретными интеллектуальными возможностями любого «игрока» в любом конкретном противостоянии. Он твердо покоится на неоспоримом признании того, что научная вероятность всегда должна основываться на очевидной частотности соответствующих событий в прошлом. По сути, удалить или преодолеть это критическое ограничение можно будет только в том случае, если в течение неопределенного количества лет будут аккумулированы в будущем некоторые реальные примеры конкретных случаев ядерной эскалации.
Нет необходимости говорить о том, что это вряд ли можно назвать тем «средством», которое любой здравомыслящий американский президент захочет когда-либо применить. По очевидным причинам для этого президента будет значительно лучше такой вариант, при котором он вынужден будет признать непоправимую неспособность «оценивать шансы» любого конкретного ядерного кризиса, ведущего к ядерной войне.
Американцы пока еще не могут сказать, насколько вероятным является такой вариант, при котором их нынешний президент сможет когда-либо в будущем отдать иррациональный приказ об использовании американского ядерного оружия (они также не могут сказать, как поведет себя его визави в Пхеньяне или в другом месте). Однако американцы все еще могут сказать, что беспрецедентная ядерная опасность присутствует буквально во всех более или менее вероятных сценариях ядерного нападения. Что касается симулирования иррациональности, то эта страшно проблематичная тактика может неизбежно стать обоюдоострым мечом для Трампа. Также критически важным в этом случае будет способность президента, в конечном счете, преодолеть свою явно увеличивающуюся склонность ошибочно считать бахвальство и браваду надежной тактикой на стратегических переговорах.
«На войне все просто, — сказал, как известно, Карл фон Клаузевиц в своей книге „О войне", — однако даже самое простое в ней оказывается наиболее сложным». Сегодня предположительно «самая простая вещь» внутри матрицы Трампа относительно принятия решения в ядерной сфере состоит в поддержании полного контроля над всеми возможными видами военной эскалации. Вместе с тем даже это первичное ожидание может иногда оказаться крайне «сложным». По сути, пока президент Трамп сохраняет способность избегать иррациональных решений в ходе переговоров в условиях ядерного кризиса, его самым большим вызовом будет обеспечить гарантии того, чтобы любая уже происходящая эскалация оставалась тщательно ограниченной и хорошо управляемой.
Характерно (на это редко обращают внимание, если вообще обращают) то, что этот вызов подходит как к тем случаям, когда Соединенные Штаты предприняли первый шаг войны, так и к тем, когда президент Соединенных Штатов действовал «только» в ответ.
Если говорить на более концептуальном уровне, то в соответствии с терминологией фон Клаузевица (наиболее известными являются его слова о «трении» и о «тумане войны»), то этот пугающий вызов означает понимание (абсолютно во все времена) кардинального различия между «войной на бумаге и тем, чем война является на самом деле». Если подобного рода необходимое понимание будет утрачено в какой-то сложной ситуации, относящейся к переговорам в условиях ядерного кризиса, то может произойти самый плохой вариант.
То, что обнаружилось совсем недавно в Хельсинки, должно стать для нас дополнительным поводом для очень серьезной озабоченности.
Луи Берес — почетный профессор международного права Университета Пердью. Окончил Принстонский университет (степень доктора наук получил в 1971 году). Он также является автором многочисленных книг, монографий и статей по вопросу о ядерной стратегии и ядерной войне. В 2016 году вышла его 12-я книга «Выживание в условиях хаоса: Ядерная стратегия Израиля» (Surviving Amid Chaos: Israel's Nuclear Strategy).