Прежде чем сегодня вечером выйти на сцену во время своего первого полноценного продолжительного стендап-шоу на Эдинбургском фестивале, Ольга Кох настаивает, чтобы член аудитории сделал глоток из стакана воды, который предусмотрен для того, чтобы смочить горло. «Поскольку я русская, все мои напитки должны пробовать», — шутит 25-летняя девушка-комик. Кох ходила в школу в Суррее, имеет американский акцент и немецкую фамилию, но родилась она в Санкт-Петербурге и выросла в Москве, а шутки про «Новичок» для нее — само собой разумеющееся.
Ее отец, Альфред Кох, недолго занимал пост вице-премьера при президенте Ельцине в конце 1990-х годов и в качестве главы комитета по госимуществу России курировал процесс приватизации, которым манипулировала группа олигархов, чтобы захватить контроль над крупнейшими отраслями промышленности страны. Позже он стал руководителем медиа-компании, а также ведущим телеигры, писателем и ярым критиком режима Владимира Путина. Спасаясь бегством из России в Мюнхен в 2014 году, он был задержан в аэропорту по сфабрикованному обвинению в контрабанде произведений искусства и, опасаясь, что будет арестован, если на следующий день появится на борту пропущенного им рейса, прыгнул в первый попавшийся самолет.
«Он все еще разыскивается в России, поэтому я не думаю, что это была паранойя с его стороны», — говорит Ольга Кох. Ее шоу рассказывает странную и убедительную историю ее семьи до этого момента: детство, проведенное в вывернутой наизнанку новой России, пытавшейся объединить капитализм и какую-то форму демократии, а заодно отмахнуться от похмелья своего коммунистического прошлого. Она также касается отношений и радости знакомства с молодыми мужчинами, что Кох выводит за скобки под общим названием «шутки ниже пояса».
Она родилась в 1992 году, через год после того, как Ельцин стал президентом. Ее сестра Елена старше ее на 12 лет, а брат Роберт — на десять лет младше. Два десятилетия между рождением ее брата и сестры были, пожалуй, самыми бурными в России со времен революции. «Моя сестра родилась в Ленинграде, а я в Санкт-Петербурге, хотя мы появились на свет в одном роддоме, — рассказывает Кох. — Я думаю, что я была единственным запланированным ребенком. Но бог знает, почему мои родители решили родить ребенка в 1992 году, ведь всем было ничего есть».
Это было странное сочетание жесткой экономии c зарождающимся потребительством — в стране, все еще отягощенной атрибутами и отношениями советской эпохи. «Для меня моя мама впервые использовала подгузники, — говорит Кох. — Она смотрела диснеевские фильмы с таким же трепетом, как и я — „Это Запад!". Она впервые попробовала шоколадный мусс в возрасте 34 лет. Моя сестра была членом молодежной коммунистической организации и должна была учить песни и все такое. Ничего из этого у меня не было, но были крошечные советские реликвии: в детском саду у нас было Общество чистых тарелок, которое, по словам Ленина, существовало для того, чтобы мотивировать маленьких детей доедать пищу, но к тому времени оно потеряло свой идеологический посыл». Здания все еще были покрыты советскими гербами с серпом и молотом, теперь также лишенными смысла.
Ее мать, Марина, поддерживала политические амбиции ее отца, работая бухгалтером на рыбоперерабатывающем заводе, чтобы обеспечить семью, пока отец учился. В какой-то момент она сделала вид, что развелась с ним, — вам придется посмотреть шоу, чтобы узнать, почему. Альфред в установленном порядке стал мэром своего небольшого родного города рядом с Санкт-Петербургом, затем членом парламента, а затем, примерно в то время, когда родилась Ольга, недолго был напарником Ельцина. «Он был заместителем премьер-министра в течение девяти месяцев», — говорит Кох. Перед ним была поставлена задача распродать государственные ресурсы через «ваучерную приватизацию», в результате чего всем гражданам, даже детям, была выдана бумажка, которую они могли обменять на акции.
«Но как вы объясните, что такое акции, человеку, который жил в стране, где этого не было 100 лет?», — задает Кох риторический вопрос. Большинство людей решили продать свои ваучеры за наличные олигархам, в результате чего «примерно четыре человека в конечном итоге владеют всем» в стране. Ее отец, на что она пытается указать, не относится к ним, и она отказывается выносить «радикальные суждения» о неудачной программе приватизации, рассматривая ее как симптом состояния государства, «пытающегося построить все из ничего».
В своем стендап-шоу она рассказывает о неуклюжих шагах России на пути к капитализму: первая реклама фирменных продуктов, а не обычных товаров, таких как «варенье»; первые коммерческие банки, предлагающие первые личные займы; как банки тогда должны были нанимать бандитов, чтобы угрожать людям, требуя погасить кредиты, которые они просто считали бесплатными деньгами. «Это нарисовало для меня картину страны, которая искренне не понимала, что происходит», — говорит она.
Первые шаги избирательной демократии также были неудачными. На президентских выборах 1991 года кандидаты даже не написали своих имен на предвыборных плакатах. Один из них позировал в футболке с логотипом хэви-метал группы под лозунгом: «Я такой же, как вы». Он все еще в парламенте. Позже, когда ее отец присоединился к новой политической партии под названием Союз правых сил, они сделали своей кампании веселую рекламу, в которой лидеры на частном самолете серьезно обсуждают шахматную доску. «Может быть, в стране, которая не привыкла к частному богатству, собственности, бизнесу, интуитивно понятнее сказать: „Разве вы не хотите голосовать за кого-то, кто богат, а не за кого-то, кто беден?"», — рассказывает она.
Она признает, что непродолжительная карьера ее отца в качестве ведущего телешоу под названием «Алчность» выглядела странно. Но не так уж странно на фоне постсоветского мира развлечений, который для всех был таким же свободным, как и политический мир. «Они могли пустить на телеэкран кого угодно, — говорит Кох. — Одной из самых больших звезд российской эстрады конца девяностых был парень без зубов. Это была его фишка». Новая слава ее отца проявилась в том, что семья получила вторую телефонную линию, по которой Ольга звонила на первую, чтобы разыграть свою семью. Ее матери пришлось напомнить ей об этом, когда Ольга готовила свое шоу: в то время она была маленьким ребенком.
Даже если ее отец не нажился на ваучерной приватизации, он заработал достаточно денег, чтобы устроить семье зарубежные каникулы и отправить Ольгу в Международную школу-интернат ТАСИС в Суррее, где она притворилась немкой. «Я ненавидела стереотипы, связанные с русскими, подобные предположения, которые делались обо мне, — говорит она, — слова, что это очень консервативное общество, очень сексистское общество, очень гомофобное общество, богатые люди там вульгарны или просто преступники». Однако из-за того, что ее дразнили за «очень консервативное» мышление, к ней рано пришло осознание силы юмора.
В 17 лет она поступила в Нью-Йоркский университет, чтобы изучать компьютерные науки. «Америка была для моих родителей как „прекрасное далеко", и они хотели, чтобы их дети отправились туда», — говорит она. За проведенные там четыре года она постоянно отвыкала от своей русской рефлекторной реакции на суеверия, в которые официально не верила. «Если вы хотите, чтобы что-то прошло хорошо, вам нужно плюнуть через левое плечо, — рассказывает Кох, — если я наступлю на вашу ногу, вы должны наступить на мою, иначе мы можем поссориться. И нельзя есть перед зеркалом, потому что так ты ешь свою красоту. Как вам это безумие?»
В Нью-Йорке она присоединилась к скетч-труппе «Апрайт Ситизенс» и стажировалась в Музее современного искусства, где увлеклась соединением комедии и искусства перформанса. Она начала выступать как стендап-артист после того, как в 2014 году переехала в Лондон, чтобы работать с цифровым видео в одной из технологических компаний. В том же году ее отец, а затем и мать уехали из Москвы в Мюнхен. Она живет на Олд-стрит в восточном Лондоне со своей лучшей подругой и не говорит, встречается ли с кем-то. Отчасти потому, что некоторые из ее программ рассказывают об отношениях, и она предпочла бы, чтобы аудитория не знала, что в них правда, а что шутки. Когда я спрашиваю, видит ли она, как и многие женщины, что мир жанра комедии ужасно сексистский, она саркастически замечает: «Я выросла в России и изучала компьютерные науки: мне этого достаточно».
Ее 60-минутное шоу в Эдинбурге под названием «Файт» — это шаг вперед по сравнению с десятиминутными выступлениями, которые она давала ранее. Ее родители в целом знают, о чем шоу, но они не были ни на одном превью, а если бы и были, то ничего бы не поняли: они не говорят по-английски (стоит отметить, что у Ольги, ее брата и сестры разные «лучшие языки» — английский, русский, немецкий — и когда они встречаются, им трудно общаться, — прим. автора).
Могут ли заявления ее отца снова привлечь внимание путинских головорезов? «Я надеюсь, что он — не такая уж важная фигура, — говорит она. — Он — критик режима, но у него столько же информации, сколько у всех, кто сейчас читает новости, поэтому, надеюсь, блаженны незнающие». Разве она не боится, что ее шутки о Путине могут привлечь к ней внимание — что кто-то может подменить стакан с водой? «Бояться означало бы заблуждаться в своем величии. Я не думаю, что говорю то, чего люди не знают. Не думаю, что это имеет значение. Надеюсь, нет», — говорит она, нервно посмеиваясь.