В период, когда в турецко-американских отношениях достиг пика кризис вокруг пастора Эндрю Брансона (Andrew Brunson), никто в здравом уме при нормальных условиях не пожелает напряженности в турецко-российских отношениях; по крайней мере такова ситуация, с точки зрения Анкары. В Кремле, вероятно, тоже смотрят на события с этого ракурса и пытаются извлечь максимальную выгоду от кризиса на линии Анкара — Вашингтон. Мы можем назвать это «российским оппортунизмом», возобновившимся в исторической политике России «на юг».
Первая выгода, которая в связи с этим приходит на ум: способствовать превращению турецко-американского кризиса в кризис Турция — Запад в широком смысле, а в более узком смысле Турция — НАТО, и убедить Турцию согласиться на практически одностороннюю зависимость в отношениях с Россией.
Хотя пока российской стороной это не было обозначено открыто, на такое «справедливое подозрение» наводит и новая игра, в которую Россия стала играть с США в последнее время. Все это вскрылось на саммите в Хельсинки, и не всегда понятна позиция, которую Россия стала занимать в российско-турецких играх.
Прагматизм в очередной раз достигает апогея. Намерения России очевидны, и в этом контексте об этом можно судить и потому, что Россия, которая еще вчера действовала согласованно с Турцией в Сирии, в последнее время стала чинить препятствия. Особенно события, происходящие по оси Идлиба, указывают на то, что в предстоящий период турецко-российским отношениям предстоит пережить серьезное испытание.
Здесь еще одно возможное развитие событий весьма тесно связано с политикой, которую Россия и Асад будут преследовать в контексте Партии «Демократический союз» (PYD) — Отрядов народной самообороны (YPG) / Рабочей партии Курдистана (РПК). Позиция и требования данной террористической организации на этапе взаимодействия с режимом Асада в районе Идлиба, а также то, как отреагируют на это прежде всего Россия и Иран. Они выступают перед нами как еще одно обстоятельство, имеющее большое значение, с точки зрения предстоящего периода.
Ведь возможное сотрудничество особенно России с PYD — YPG / РПК в Идлибе не будет отличаться от сотрудничества, которое США построили с этой террористической организацией как с «наземным союзником» в Сирии против ИГИЛ (запрещена в РФ — прим. ред.). А это, с точки зрения Турции, будет расценено как ошибочное предпочтение России. При этом именно Россия знает лучше всех, как Турция ответит на это предпочтение.
В связи с этим в качестве добавления к вышесказанным причинам возможного кризиса в турецко-российских отношениях в предстоящий период можно выделить следующее: 1) утверждение зон влияния в процессе формирования «новой Сирии»; 2) поиски Россией возможностей влияния на региональную курдскость прежде всего по оси Сирии и вероятные некоторые «нежелательные» последствия этого, которые могут угрожать безопасности, интересам Турции через северную Сирию; 3) сохранение позиции России на стороне Асад — Иран в Сирии; 4) кризис вокруг Ирана и политика, которую Турция будет преследовать в этом вопросе.
Почему Россия дает сигналы об изменении политики?
Основной момент, лежащий в основе того факта, что Москва в последнее время стала давать сигналы, связанные с тем, что она может пойти на изменение политики в отношении Анкары, заключается в «неразберихе», царящей в турецко-американских отношениях, о которой коротко было сказано выше, и как результат — давшей знать о себе «проблеме доверия».
Конкретизировать этот вопрос можно в следующих тезисах: 1) у России сохраняются подозрения в отношении Турции; 2) несмотря ни на что, в турецко-американских отношениях не происходит раскол; 3) разрыв не наступает ни в отношениях Турции с США (особенно с военным крылом), ни в ее отношениях с НАТО; 4) наоборот, Турция и США — в поисках новых возможностей сотрудничества посредством Манбиджа; 5) в этой ситуации Анкаре хотят напомнить о значении двустороннего турецко-российского сотрудничества.
Эти факторы выходят на передний план больше с точки зрения Турции. Иными словами, Россия прячется за этими предлогами. Тем не менее, происходящие события указывают на совершенно другие вещи. Эти события можно обобщить следующим образом: 1) передел, к которому пришли Россия и США, в регионе Ближнего Востока прежде всего в Сирии; 2) желание России успокоить Иран в Сирии; 3) беспокойство России по поводу многомерной, основанной на балансе политики, проводимой Турцией в последнее время, и расширения ее зоны влияния.
Что последует за изменением политики России в отношении Турции?
Как мы неоднократно отмечали, главную опору астанинского процесса образует дуэт Турция — Россия. Если условия в Сирии изменились, а США и Израиль оказались в затруднительной ситуации, то в основе этого лежит политика, которую Турция и Россия выработали и стали проводить после 27 июня 2016 года (Реджеп Эрдоган отправил Владимиру Путину послание с извинениями за сбитый Су-24 — прим. пер.).
Следовательно, при ошибочном шаге со стороны Москвы прежде всего придет конец астанинскому процессу. А прекращение этого процесса ослабит позиции России не меньше, чем позиции Турции; прежде всего перед США. И начиная с этого момента, в российском ближнем зарубежье будет уже не так безопасно, как раньше. Поскольку Россия, потерявшая Турцию, начнет терять Иран и другие регионы.
Поэтому наше главное желание — чтобы Россия не допустила ошибку, допущенную США. Поскольку в основе процесса нормализации, начатого Турцией с Россией 27 июня 2016 года, и последовавшего за ним де-факто «астанинского союза» лежат неправильные предпочтения США и ошибки, которые они в этой связи совершили по отношению к Турции.
А лучше всех это известно нашим российским партнерам. Не нужно забывать, что «дух Астаны» — страховая гарантия этого региона. Важно не предавать этот дух и хранить верность достигнутому согласию после 27 июня 2016 года. В противном случае регион потерпит тотальное поражение!