«Атлантико»: США, вероятно, работают над проектом альянса нескольких дружественных им ближневосточных стран для противодействия военному экспансионизму Ирана и терроризму. Он может включать в себя Египет, Иорданию, Оман, Саудовскую Аравию, Кувейт, ОАЭ и Катар. В этой перспективе Пентагон готовит саммит, который должен пройти 12 и 13 октября этого года. Но есть ли у такого альянса шансы на успех? Что может поставить проект под угрозу?
Жан-Сильвестр Монгренье: Хотя все эти страны являются арабскими и суннитскими, речь идет об очень разнородной группе. Иордания тесно связана со странами Персидского залива и в частности получает помощь от Саудовской Аравии и ОАЭ. Кстати говоря, именно король Иордании первым заговорил в 2004 году о «шиитском полумесяце» и привлек внимание к иранской угрозе. Египет сложно заподозрить в особой любви к Ирану, но эта страна находится на стыке Африки и Ближнего Востока: ее дипломатия обращена одновременно в сторону Магриба (ситуация в Ливии), востока Африки и Газы с палестинскими территориями (ХАМАС считается врагом), не говоря уже о ситуации внутри страны (Синай). Египет участвует в арабской коалиции, которая ведет борьбу с хуситами в Йемене, однако он занимает осторожную позицию на счет этой операции. В любом случае, включение Египта в арабский альянс могло бы стать фактором равновесия, поскольку вес Саудовской Аравии в Совете сотрудничества государств Персидского залива вызывает у эмиратов опасения насчет сателлизации. Кроме того, угрозы для Баб-эль-Мандебского пролива и, следовательно, Суэцкого канала, напрямую касаются Египта.
Со многих точек зрения сдерживание иранско-шиитских амбиций и, следовательно, усилия по созданию военного альянса арабских стран перекладываются на членов Совета. Подрыв этих монархий шиитским джихадизмом или какой-либо формой гибридной войны, а также закрытие Ормузского пролива (по этому геостратегическому пути идет 30% всего мирового экспорта нефти) перевернули бы региональное и глобальное равновесие. Совет был сформирован в 1981 голу в ответ на угрозу для свободной навигации через Ормузский пролив со стороны исламской революции и должен был стать военно-политическим альянсом. Как бы то ни было, темные игры Катара, которые привели к блокаде с 5 июня 2017 года, дают представление об отсутствии единства в Совете. Помимо Катара определенные связи с Ираном есть также у Кувейта и Омана. В то же время Саудовская Аравия, ОАЭ и Бахрейн выражают стремление сдержать иранско-шиитский империализм. Геополитический анализ указывает на необходимость дифференцированного подхода.
В силу своей территории, демографического веса, запасов нефти и роли в ОПЕК Саудовская Аравия заслуживает большого внимания, тем более что вдохновленный успехами ОАЭ Мухаммад ибн Салман объявил масштабную программу модернизации. Хотя этому ваххабитскому «халифату» действительно важно отойти от прошлого, подобная трансформация несет в себе значительные риски. В то же время Западу стоило бы по-новому взглянуть на политику ОАЭ, диверсификацию их экономики, готовность участвовать в борьбе с терроризмом и иранско-шиитскими притязаниями. Их участие в операции в Йемене тоже заслуживает большего внимания. Не стоит недооценивать геополитическую значимость этой страны, которая расположена по соседству с суннитскими монархиями и торговыми путями между Европой и Азией. ОАЭ предвидят открытый конфликт с Ираном и проецируют влияние за пределами Персидского залива, чтобы разжать иранскую хватку в Аденском заливе и Ормузском проливе. Наследный принц Мухаммад ибн Зайд выработал общую стратегию, и ОАЭ представляют собой опорный пункт для борьбы с иранской угрозой.
- Не может ли этот альянс обострить разногласия в регионе и усилить раскол между Ираном и другими странами, как отметил один иранский дипломат в беседе с агентством «Рейтер»?
— Разве можно позволить стражам революции сеять хаос во всей северной части Ближнего Востока и безучастно ждать, что все разрешится само собой? Не нужно путать причину и следствия! В Европе иранский вопрос воспринимается исключительно со стороны ядерной программы, однако тут необходим глобальный подход. Наблюдатель не может не заметить реалий иранско-шиитского экспансионизма, нанесенный им ущерб и угрозу с его стороны. Прежде всего, нужно рассмотреть все в перспективе. Шиитская революция 1979 года и приход к власти имама Хомейни стали причиной сильнейшего беспорядка на Ближнем Востоке, который только обострило советское вмешательство в Афганистане в конце того же года. С тех пор исламистскую волну бросает из стороны в сторону по региону: суннитский и шиитский джихадизм подпитывают друг друга.
Хотя война 1980-1988 годов истощила панисламистскую сторону идеологии Хомейни, с тех пор ей на смену пришел иранско-шиитский синтез, укоренившийся в персидской нации. Верховный лидер Али Хоменеи и стражи революции поставили перед собой целью доминирование на Ближнем Востоке, от Каспийского моря и Персидского залива до Средиземного моря с возможными последствиями для Северной Африки и Западного Средиземноморья. Все знают, какую угрозу для Израиля представляет экспансионизм Тегерана и формирование шиитской оси на Ближнем Востоке. Военные позиции Тегерана поблизости от северных границ еврейского государства уже стали реальностью, с которой Россия не может или не хочет ничего сделать, хотя и признает ее (см. заявления российского посла в Израиле Анатолия Викторова о нереалистичности израильских требований). Суннитские арабские режимы тоже под угрозой. Стражи революции заявляют, что контролируют четыре арабских столицы: Багдад, Дамаск, Бейрут и Сану. Это не пустые слова.
Вопрос Йемена в свою очередь зачастую обсуждается исключительно под гуманитарным углом. Отчасти геополитическая ситуация, безусловно, объясняется грузом прошлого (марксистский режим на юге Йемена), поддержкой Саддама Хусейна во время вторжения в Кувейт в 1990 году и запоздалым объединением (1991) раздробленной в географическом и племенном плане страны. Как бы то ни было, гражданская война вышла на новый уровень из-за поддержки, которую оказал Иран хуситским мятежникам на северо-западе страны. Взятие Саны и изгнание законного правительства в 2014 году привели к вмешательству арабской коалиции во главе с Эр-Риядом и Абу-Даби (март 2015 года). Поставка иранских баллистических ракет мятежникам (в нарушение эмбарго ООН) и их применение против Саудовской Аравии могут лишь затянуть конфликт. Хуситы становятся вспомогательными силами Ирана в его планах регионального доминирования по соседству с монархиями Персидского залива. У этого геополитического вопроса также есть значимая международная сторона: главный морской путь из Европы в Азию проходит через Баб-эль-Мандебский пролив и Аденский залив. Командующий силами «Эль-Кудс» генерал Касем Сулеймани создает угрозу для Ормузского пролива, тогда как хуситы уже устроили нападение на саудовский танкер в Аденском заливе (июль 2018 года).
- Разве проект «Ближневосточного стратегического альянса» не говорит о стремлении США уйти из региона?
В этой политике содержится множество противоречий, которые можно свести к трем пунктам. Во-первых, между разными заявлениями Дональда Трампа. Во-вторых, между словами Трампа и действиями США (альянсы сохраняются, и отхода нет). В-третьих, между мировоззрением Дональда Трампа и реальным положением дел (в мире сформировались взаимосвязи благодаря глобализации и развитию техники). Можно ли считать Дональда Трампа президентом, который занимается в первую очередь внутренними вопросами и выборами, оставляя администрации определенную автономию в дипломатии и оборонной политике? Быть может, время покажет, что президент США — великий демагог, который умеет льстить электорату и играть на народных страстях, проводя одновременно с этим проект переустройства альянсов (а не их ликвидации) и изменения правил мировой игры… Кто знает?
Что касается «Ближневосточного стратегического альянса», с учетом всего вышесказанного, формирование новых объединений в регионе представляется непростой задачей. Стоит вспомнить хотя бы провал багдадского пакта в период холодной войны, хотя, конечно, тот шел от Турции до Пакистана и представлял собой намного более разнородное и противоречивое образование, чем предложенный проект «арабской НАТО». В нынешних условиях иранско-шиитская угроза тоже представляется чем-то куда более срочным, чем коммунистическая угроза на Ближнем Востоке в 1950-х годах (тем более что арабский национализм тем времен искал решений и поддержки у Москвы). Иначе говоря, сейчас у большинства суннитских арабских режимов существуют схожие проблемы безопасности и представления. Оборонительный альянс режимов при поддержке США был бы осмысленным. Это не просто точка зрения.
Как бы то ни было, формирования альянса будет зависеть от активности участия США: необходим лидер, который бы вел за собой, вдохновлял, поддерживал равновесие между союзниками. Политика укрепления государств на геополитическом фронте и «разделения бремени» требует больших личных и коллективных инвестиций. В такой перспективе сохранение американского присутствия на северо-востоке Сирии станет проверкой готовности дать отпор действиям Ирана и оси Тегеран-Багдад-Дамаск-Бейрут. Нужно понимать, что Россия не сможет помешать Ирану закрепиться в Сирии. Без заявленного участия США в делах Сирии и региона не получится ни сформировать «арабское НАТО», ни оказать противодействие Ирану. Вообще, разве можно оставить без внимания Ближний Восток? Этот регион дает две пятых мировой добычи нефти и останется географическим центром мировой энергетики. Кроме того, он представляет собой перекресток между Европой и Азией: об этом свидетельствует морская составляющая «нового шелкового пути» Китая. Помимо стратегических соображений стоит задуматься о том, что представляет собой регион в нашей истории и коллективном сознании. Ближний Восток — мировой гордиев узел.