Бывший грузинский министр Торнике Гордадзе считает, что росийско-грузинская война 2008 года дала Владимиру Путину уверенность в том, что он может действовать жестко. Тем не менее в свое время этот продлившийся всего несколько дней конфликт не казался особенно значимым событием.
Десять лет прошло с окончания российско-грузинской войны, активная фаза которой шла с 7 по 12 августа 2008 года. Этот небольшой конфликт на рубежах европейского континента, как оказалось, имеет большое значение для понимания политики Владимира Путина и последовавших российских военных вмешательств на Украине и в Сирии. Кроме того, эта война завершила формирование путинского восприятия международных отношений. Она придала российскому лидеру уверенность в слабости и упадочности Запада и укрепила его в мысли о том, что применение силы с презрением к международному праву всегда будет выгодным последним средством.
Вторжение в Грузию последовало за 15 годами военной, финансовой и политической поддержки абхазских и южноосетинских сепаратистов со стороны Москвы, массовой раздачей российских паспортов в обоих регионах, а также полным «гибридным» контролем над сепаратистскими вооруженными силами. Оно стало первым военным вмешательством Российской Федерации за пределами своих границ. Если же расширить перспективу на советскую эпоху, оно стало первым с вторжения в Афганистан в 1979 году. В отличие от последнего грузинская кампания по большей части воспринимается в России как военная, политическая и геополитическая победа, настоящее изменение хода истории с целой чередой поражений с момента окончания холодной войны. Кроме того, с экранов телевидения и в официальных заявлениях звучали настолько же неуместные, насколько параллели в духе квасного патриотизма с победой во Второй мировой войне.
Помимо военного триумфа (стоит отметить, что Россия понесла ощутимые потери в воздушной технике и живой силе за пять дней боев с бесконечно более слабым противником) все это стало для российского режима политической победой. Популярность Путина внутри страны била рекорды, а международное сообщество, несмотря на красивые слова и громогласные осуждения, в конечном итоге приняло новые правила игры. Россия де факто добилась для себя молчаливого вето на расширение НАТО на постсоветском пространстве.
Предложение диалога
Москва не только не стала целью санкций, но и получила со стороны американцев и европейцев предложение диалога с чистого листа: всего через несколько месяцев после конфликта первые дали старт «перезагрузке», а вторые запустили «партнерство для модернизации».
В стремлении скрыть свою неспособность помешать первому силовому изменению границ европейского государства с 1945 года международное сообщество позволило российской пропаганде нового типа убаюкать и частично убедить себя. Она была призвана в первую очередь запутать, посеять сомнения, сбить с толку и стереть границу между правдой и ложью. В результате была сформирована позиция об общей ответственности, провокации Москвы и неосторожности Тбилиси, российском вторжении и ошибочном грузинском обстреле «сепаратистских» позиций в ночь с 7 на 8 августа при том, что сотни российских единиц бронетехники и танков уже прошли разделяющий два государства Рокский тоннель.
По крайней мере, частичная ответственность за формирование такого нарратива лежит на следственной комиссии, которая была сформирована Европейским союзом под председательством швейцарского дипломата Хайди Тальявини (Heidi Tagliavini). После разоблачения тактики применения на Украине регулярных российских сил в униформе «местных сепаратистов», массовой передачи самого современного оружия и формирования виртуальной реальности с появлением фальшивых новостей в промышленных масштабах, заключения этой миссии выглядят излишне политкорректными и напоминают политическое стремление ограничить участие Запада. Так, ЕС осудил нарушение Россией территориальной целостности Грузии, однако наотрез отказался использовать в официальных документах понятия «оккупация» и «этническая чистка», чтобы не показаться грубым соседу.
Закон джунглей
Москва вынесла для себя целый ряд выводов из этого кризиса, который послужил основой для ее стратегии на Украине, в Сирии и в целом по отношению к Западу. Путин понял, что его популярность в стране и стабильность его режима связаны с войной, и что экономические и социальные трудности можно легко задвинуть в сторону, поставив на первое место миф об осажденной врагами родине. Россия удвоила усилия по улучшению и модернизации своих вооруженных сил, резко повысив выделяемые на эти нужны средства. Кроме того, она ощутила беспрецедентную силу пропаганды, причем не для убеждения мира в справедливости и правоте своей позиции, а для формирования атмосферы, в которой правда неотличима от лжи.
Путин понял, что международные последствия его односторонних действий и нарушений международного права мало что значат на фоне получаемой выгоды и фактического признания его геополитических амбиций. Путин окончательно уверовал в то, что международные отношения — это закон джунглей, где побеждает самый сильный и смелый. Как бы то ни было, самым страшным и тревожным для мира во всем мире стало то, что он показал Запад слабым, ошибающимся и не желающим отстаивать принципы, которые он сам вынашивал и продвигал на протяжение десятилетий. Силовая аннексия Крыма, война на востоке Украины с ее на вид местными участниками, а также этнические чистки и бескрайнее насилие над не поддерживающим сирийский режим населением Гуты и Алеппо — все эти стратегии основываются на выводах из маленькой войны, которая в свое время не изменила и не впечатлила мир.
Торнике Гордадзе, преподаватель Парижского института политических исследований, бывший министр по вопросам европейской и евроатлантической интеграции Грузии