Директор информационно-консалтинговой компании «Дефенс Экспресс» Defense Express, военный эксперт Сергей Згурец в первой части интервью «Апострофу» рассказал о потребностях Военно-морских сил Украины, их готовности противодействовать угрозе РФ на море и о том, как сохранить профессиональные военные кадры в армии.
«Апостроф»: На сегодня главной нашей опорой являются катера «Гюрза-М», изготовленные в Киеве. Эта техника поможет, если появится серьезная угроза со стороны России на море?
Сергей Згурец: Военно-морские силы находятся в наиболее сложном положении по сравнению с другими родами и видами войск. Из-за аннексии Крыма и агрессии Российской Федерации мы потеряли основное ядро наших ВМС. Сегодня мы выбираем варианты, которые можем обеспечить: создание бронированных артиллерийских катеров «Гюрза-М», десантных катеров типа «Кентавр», которые есть в рамках государственного заказа. Они решают определенные вопросы с точки зрения заполнения потребности ВМС, но они не способны решить те задачи, которые могут возникать на морских направлениях.
Я не думаю, что у нас есть возможность быстро построить новый мощный флот. Стратегия сейчас будет заключаться в том, что мы получим определенное количество кораблей от США. Речь идет о кораблях типа Island, что действительно существенно ускорит темпы усиления наших Военно-морских сил, но этого будет мало.
Когда мы говорим о наличии морской угрозы со стороны Российской Федерации, то боюсь, что мы не должны идти линейным путем. Уничтожение морских целей противника надо решать в первую очередь наличием противокорабельных комплексов, которые могут спокойно передвигаться по береговой линии за счет единого радиолокационного поля, которое контролирует Черное и Азовское моря. При условии наличия достаточного количества мобильных противокорабельных комплексов можно абсолютно обезопасить наше побережье от приближения морских сил противника и полностью сорвать любые десантные операции. Это одна из версий, которую можно использовать украинской стороной для построения асимметричной системы обороны.
Работа по защите интересов в Черном и Азовском морях — чрезвычайно сложный вопрос, и, думаю, есть много вопросов к руководству государства и Вооруженных сил. Что делать с ситуацией в этих акваториях? Демонстративное блокирование Россией портов, что наносит экономических вред, — вопрос уже стратегический. Думаю, с одной стороны, надо прибегать к дипломатическим и международным средствам давления на Россию, а, возможно, надо использовать более жесткие меры в рамках сил специальных операций, чтобы отбить желание россиян так действовать. Это достаточно рискованно, и любые действия нужно оценивать через призму эффективности, стоимости и дальнейших последствий. Пока что отстаивать свои интересы в Азовском и Черном морях действительно сложно.
— А москитный флот — это реально?
— Вопрос москитного флота пока что является общим тезисом. Можно и наличие сотни бронированных катеров типа «Гюрза-М» считать москитным флотом, но на любую военную группировку на море или суше надо смотреть через призму того, способна ли она выполнить боевое задание.
Если москитный флот из сотни кораблей и катеров «Гюрза» не может пережить четырехбалльный шторм, то какой смысл говорить о выполнении боевых задач? Следует понимать, что есть определенные задачи: сдержать появление российских сил в акватории и сделать невозможным проведение десантной операции или применения этими кораблями средств поражения по нашему побережью. Тогда возникает вопрос, каким образом оптимально это сделать? Ракетным вооружением? Авиационными средствами? Силами специальных операций?
Бороться с россиянами в формате симметричного противодействия мы не можем. Мы должны использовать варианты от международного давления до асимметричных действий. Надо искать такие болевые точки, которые, возможно, находятся не в акваториях Черного и Азовского морей и заставят россиян вести себя по-другому. Но пока что военно-морская составляющая не находится в динамичном развитии.
— Кстати, у нас уже много лет строят корвет «Владимир Великий». Это вопрос финансов или политики?
— Финансов и не только. У нас есть много программ, которые требуют денег и постоянного внимания государственного руководства. Как только оно исчезает, то и финансируются эти проекты значительно меньше. Вопрос корвета — один из сложных дискуссионных вопросов, где обе стороны могут привести много аргументов, начиная с «а зачем нам корвет» и заканчивая тем, что «нам нужен москитный флот». Пока вопрос заморожен.
Относительно корвета мы находимся на стадии, когда прекратить его строительство фактически будет означать заплатить зарубежным компаниям столько денег, сколько нам нужно на его достройку. В этом смысле ситуация патовая.
Но есть положительные моменты: в рамках реализации проекта «Корвет» существует около десятка работ, которые могут быть использованы для кораблей меньшего класса, которые нам очень нужны. В частности, речь идет о ряде акустических локационных станций, системе противовоздушной обороны, которая создается для корвета и может быть использована для сухопутных войск. То есть существуют наработки, которые в формате модульного решения можно применить как для ВМС, так и для других видов вооруженных сил.
В таком случае корвет выглядит не просто большой боевой единицей, а движущей силой для реализации многих проектов с зарубежными компаниями, которые нужны для усиления обороноспособности. Но опять же возникает вопрос денег — у нас не так много ресурсов, чтобы закупать оперативно-тактические комплексы, создавать корветы, новые боевые самолеты.
Мы находимся в условиях, когда должны направлять четко определенные финансовые ресурсы на те проекты, которые позволят минимизировать риски военной агрессии. Поэтому когда приходится выбирать между, скажем, танком и ракетой, то мы понимаем, что ракету мы сделаем быстрее, она стоит определенных денег, зато четко выполнит задачи — уничтожит определенное количество целей. Танков у нас много, мы их модернизируем, и с этой точки зрения мы решаем задачи обороны. Вопрос оптимального баланса — главная точка раздумий всех ветвей власти. Надеюсь, что эту оптимальную точку найдут.
— Кстати, еще у нас есть такой крейсер «Украина». Он, по сути, не нужен, но мы его не продаем. Возникает вопрос: почему?
— Потому что надо найти покупателей. Ситуация выглядит достаточно сложно. Сейчас этот крейсер находится на балансе Министерства обороны, которое не оплачивает средства по его содержанию. Его обслуживают за средства Николаевского судостроительного завода. Для него это повлекло за собой экономические проблемы.
Вопрос продажи крейсера — это, собственно, вопрос поиска покупателя. Чтобы его купили, надо выполнить колоссальный объем работ, связанных с процедурой восстановления всех узлов и агрегатов, которые на нем стоят. Потенциальные заказчики понимают: если крейсер так долго стоит на месте, то насколько он вообще жив?
Как ни странно, я знаю о переговорах с одной страной, которой наши спецэкспортеры предлагают определенные решения, чтобы этот крейсер ей понадобился. Процесс продолжается, надеюсь, найдут решение. Если нет — он может пойти на металлолом. В любом случае вечно держать крейсер в таком состоянии просто невозможно — за это время в мире уже все изменилось.
— Как считаете, сегодня в случае агрессии России наши войска способны остановить эту вражескую армию?
— Это вопрос достаточно сложный, и ответ «да» или «нет» может быть аргументирован целым перечнем факторов. На сегодня армия действительно насыщена модернизированным и новым оружием, имеет боевой опыт. Теперь главное для военного и политического руководства государства — обеспечить, чтобы люди, которые имеют боевой опыт, оставались в Вооруженных силах.
Тенденция, связанная с оттоком профессиональных офицеров, как раз является признаком того, что государство начало немного игнорировать требования людей в погонах. Думаю, в условиях, когда угроза внешней агрессии сохраняется, надо обеспечить им достойные условия службы и жизни, потому что именно от них, от их духа зависит то, насколько эффективно будет воевать армия на поле боя и насколько эффективно будет использоваться техника. Мы понимаем, что когда ты имеешь современную технику, но не способен и не готов ее правильно использовать, потому что тебе не хватит духу, то это как раз зона ответственности государственного руководства.
Человек в военной форме не должен чувствовать себя забытым. Это как раз может быть одной из ахиллесовых пят украинского войска. Любое политическое руководство сегодня должно обратить на это внимание и реализовать проекты, которые могут существенно усилить желание офицеров служить в украинской армии.
— На сегодня это проблема, я так понимаю?
— Есть определенное количество офицеров, измеряющееся десятками тысяч, которые готовы разорвать контракты. Это эхо того, что динамика экономических изменений в Украине следующая: даже минимальные зарплаты, которые ранее получали контрактники, в свое время были достаточно высокими по сравнению с гражданским сегментом. Сейчас этот сегмент обогнал военных и тогда возникает вопрос, что часть людей начинает ехать просто в Европу, несмотря на безвиз.
Вопрос защиты Украины возлагается непосредственно на людей, которые считают это своим главным призванием. Если такие люди есть, то государство должно обеспечить им условия.
Есть еще одна дилемма: если нам нужен оборонный бюджет объемом в 120 миллиардов гривен, а мы имеем 86, то возникают сложности. Если мы поднимем зарплату, тогда меньше денег пойдет на перевооружение войск. Теоретически мы будем проедать деньги за счет большой зарплаты. Если же львиная доля денег будет тратиться на содержание персонала, то что будет с перевооружением? Снова возникает вопрос поиска баланса.
Вопрос армии — это вопрос духа, техники и навыков. Если мы говорим о каком-то одном компоненте и забываем о других, то создаем риски. Может быть техника, но не быть навыков ее использования. Человек может уметь пользоваться техникой, но не иметь боевого духа. Есть те, кто имеет дух, и для них не важно, какой техникой воевать. То есть наличие духа может быть главным конкурентным преимуществом любого оружия. Тогда на первый план выходит способность человека выполнять задачи даже без ничего.