МОСКВА — В России обширный аппарат госбезопасности часто демонстрирует свою силу через жестокие действия: здоровенные полицейские, которые в ходе беспорядков избивают протестующих, или таинственные головорезы, нападающие, а иногда и убивающие оппозиционных политиков и журналистов.
Более нежное и коварное лицо системы, однако, принадлежит обходительному, улыбчивому, хорошо одетому мужчине, который в начале прошлого месяца ни с того, ни с сего появился с букетом цветов на девятом этаже возле московской квартиры Наталии Грязневич.
Мужчина, который представился только как «Андрей», сказал 29-летней Грязневич, сотруднице продемократической группы «Открытая Россия», что хотел бы пригласить ее на кофе и дружескую беседу. «Кажется, тебе очень нравится кофе», — сказал он, намекая, что знает о ней много чего еще.
«Он вел себя как старый друг, которого я не узнала», — вспоминала Грязневич.
Первоначально она была озадачена, но позже, когда они встретились, поняла, что происходит, когда он засыпал ее вопросами о поездках за границу и иностранных контактах. Она поняла, что «Андрей» пытался завербовать ее как информатора.
«Давай дружить, — вспоминает она его призыв. — Подумай о себе. Ты хочешь сделать карьеру, и можешь пойти далеко, если мы будем на твоей стороне».
Ее рассказ о вербовке, которая, по ее словам, производилась без угроз, немного проливает свет на один из самых секретных и зловещих аспектов системы безопасности России.
Называемые советским термином неопределенной этимологии, известным в русском языке как «стукачи», доносчики в основном служат шпионами для российского государства как дома, так и за рубежом. Сегодня в России они далеко не столь повсеместно распространены, как в Восточной Германии или Советском Союзе, где миллионы людей стучали на своих друзей и коллег.
Но после запрета в начале 1990-х годов практика привлечения россиян к доносительству о своих согражданах, кажется, снова получила широкое распространение.
Власти жаждут получить инсайдерскую информацию об оппозиции внутри страны с тех пор, как зимой 2011 года из ниоткуда вспыхнули крупные антиправительственные демонстрации, что сильно обеспокоило Кремль. Новый всплеск протестов, который начался в мае 2017 года, хотя по масштабам и был меньше предыдущего, также застал власти врасплох — и заодно увеличил ценность инсайдерской информации.
Сколько людей работает в качестве информаторов узнать невозможно, — о вербовке говорят только те, кто отказался.
Директор Центра независимых социальных исследований в Санкт-Петербурге Виктор Воронков в начале этого года рассказал российской «Новой газете», что четверо его сотрудников сообщили ему о попытках вербовки со стороны Федеральной службы безопасности, или ФСБ, преемника КГБ.
Когда мы связались с ним на прошлой неделе, он сказал, что не слышал о каких-либо дальнейших попытках такого рода, но предположил, что с подобными предложениями обращались ко многим его сотрудникам. «Поверьте, люди редко сообщают о таких вещах», — сказал он, добавив, что многих из тех, кто сталкивается с такими обращениями, просят подписать соглашение о неразглашении.
Явный признак того, что службы безопасности снова вышли на рынок информаторов, обнаружился в 2016 году, когда российская служба новостей Life, которая часто используется ФСБ в качестве канала для утечек, сообщила, что вышедшие в отставку информаторы будут получать государственные пенсии в обмен на свою службу. В прошлом этот стимул полагался только штатным сотрудникам спецслужб.
Родившийся в Казахстане 35-летний социолог Евгений Шторн вспоминал, как во время работы в исследовательском центре Воронкова в Санкт-Петербурге его вызвали на встречу в Федеральную миграционную службу, чтобы обсудить его заявление на получение российского гражданства, которое только что было отклонено. Когда в декабре он, как его просили, пришел в миграционную службу, его повели наверх в офис без опознавательных знаков, но с расположенными снаружи видеокамерами.
Там Шторна встретил вежливый человек, который показал удостоверение офицера ФСБ, и который объяснил, что он знает все об отклоненном заявлении на получение гражданства, сделав вид, что считает это решение весьма прискорбным. «Затем он очень быстро перешел к вопросам об исследовательском центре, об иностранных фондах и правозащитных организациях», — вспоминал Шторн.
По словам Шторна, который является геем и изучает нападения на гомосексуалистов и трансгендеров в России, ему быстро стало очевидно, что его рассматривают в качестве потенциального информатора, потому что он был «очень уязвимым» из-за своего статуса лица без гражданства и участия в группах по защите прав геев. После заверений в том, что отклоненная заявка может быть рассмотрена в будущем, его почти два часа допрашивали об иностранных фондах, их финансовой поддержке, направляемой в адрес правозащитных групп и исследовательских центров в России, а также о его собственных контактах с иностранными дипломатами и активистами.
Тот же агент позвонил Шторну на следующий день и попросил о следующей встрече. Он отказался. Офицер снова позвонил, и он снова отказался.
«Их стратегия заключается в том, чтобы найти уязвимость и использовать ее, чтобы заставить вас сотрудничать с ними. Чем вы слабее, тем выше вероятность того, что рано или поздно они к вам придут», — сказал он по телефону из Ирландии, куда он уехал в январе после отказа сотрудничать.
Убежденность в том, что недовольство в России является в значительной степени плодом работы враждебных иностранных сил, заставляет российский правоохранительный аппарат все больше сосредотачиваться на проникновении в группы с реальными или воображаемыми связями с иностранными организациями и правительствами, считает эксперт по российской системе госбезопасности в Институте международных отношений в Праге Марк Галеотти.
Охота на информаторов, по его словам, «стала гораздо более целенаправленной», чем это было в Советском Союзе, когда КГБ пополнял свой список людьми, которые передавали бесполезные служебные пересуды и бытовые сплетни. Акцент сегодня, по его словам, делается на поиске информаторов, которые могли бы иметь реальную инсайдерскую информацию о террористических группировках типа «Исламского государства» (организация запрещена на территории РФ — прим. ред.), а также мирных иностранных группах, продвигающих демократию, которую Кремль рассматривает как опасную угрозу.
Длинный список иностранных некоммерческих организаций объявлены «нежелательными» и представляющими угрозу национальной безопасности России. В их числе базирующийся в Лондоне форпост организации «Открытая Россия», где состоит Грязневич.
Кремль особенно обеспокоен такими группами, как «Открытая Россия», говорит Галеотти, из-за ее связей с Михаилом Ходорковским, изгнанным российским миллиардером, который после почти десятилетия пребывания в российских лагерях теперь живет в Лондоне и финансирует широкий спектр проектов, направленных на продвижение демократии и гражданских свобод внутри России.
«Открытая Россия», чей московский офис дважды подвергался рейдам со стороны властей, говорит, что получает некоторое финансирование от Ходорковского, но не от его лондонских групп, которые были объявлены «нежелательными». Российские представители «Открытой России» настаивают на том, что это не столько организация, сколько альянс небольших и целиком российских групп, состоящих из представителей гражданского общества.
Расстроенная, но заинтригованная мотивами и личностью незнакомца, который появился у ее двери с цветами, Грязневич взяла его номер телефона. Позвонив своему боссу из «Открытой России», чтобы спросить совета, она согласилась встретиться с ним.
«Я понятия не имела, кто он, и что ему нужно, но он был очень вежлив и учтив», — вспоминает Грязневич, которая недавно вернулась из дальневосточного города Владивостока, проведя там ночь в полицейском изоляторе за помощь в организации конференции под эгидой «Открытой России».
За чашечкой кофе «Андрей» быстро дал понять, что знает все о ее проблемах с полицией Владивостока — и заодно выдал сбивающий с толку рассказ о ее жизни в целом, включая поездки за границу от имени «Открытой России».
Мужчина предложил помочь ей решить юридические вопросы, объяснив, что ее адвокат «не может защитить тебя, а мы можем», — как только она ответит взаимностью по поводу своей собственной помощи.
Его предложение, по ее словам, было следующим: если она согласится встречаться раз в неделю, чтобы предоставить информацию, особенно о своих иностранных контактах, — кто они, что делают и почему, — ей больше не нужно будет беспокоиться о том, что ее преследует полиция и угрожает тюремным заключением. «Мы можем решить все эти проблемы», — вспоминает она.
По ее словам, «Андрей» не проявлял особого интереса к деятельности «Открытой России» внутри страны, о которой он уже, казалось, знал предостаточно, но вместо этого сосредоточился на ее взаимодействии с иностранцами.
Она добавила, что единственный раз он отошел от своей подчеркнуто вежливой манеры после того, как она отказалась работать информатором и отклонила его просьбу держать их встречу в секрете. И даже тогда, по ее словам, он не перешел на грубые угрозы, часто ассоциируемые с российской тайной полицией. «Очевидно, это был не первый раз, когда он делал такие вещи», — сказала она.
По словам Галеотти, вежливость — это «стандартная конспирация» в службах безопасности по всему миру. «Все знают, что принуждение — наименее эффективный способ привлечь людей на свою сторону», — сказал он.
Тайный обольститель Грязневич никогда не говорил точно, кто он. «Он не ответил конкретно ни на один из моих вопросов», — говорит она. Но он не оставил ей сомнений в том, что работает на ФСБ, главный столп российской системы безопасности, предназначенный для сохранения у власти президента Владимира Путина.
Через несколько дней после встречи она написала об этом в «Фейсбуке», объяснив, что хочет, чтобы о ее опыте знали как можно больше людей, так что, «возможно, стукачей в наших рядах будет меньше».
Давая совет другим объектам вербовки, она предупредила: «Не пытайтесь перехитрить их. Они не идиоты».
И не обманывайтесь очарованием вербовщика, добавила она: «Это не полицейские, которые хватают вас на улице и толкают лицом на землю. Это люди, обладающие интеллигентными манерами, галантностью и умеющие говорить комплименты. Но суть одна и та же».