В начале той недели я написала репортаж о том, как начинается российский учебный год. Школьный двор был полон празднично одетых детей, их братьев и сестер, родителей, бабушек и дедушек. Последние изо всех сил старались не спускать глаз со своих внуков. Меня чуть не затоптали.
Когда на часах была половина девятого, на полную мощность заиграла музыка. И это была не какая-то классическая советская песня о том, как хорошо снова вернуться в школу. Это была главная тема из «Далласа».
После этого поставили российский национальный гимн, а затем советские детские песни.
Когда я закончила брать интервью, я пошла в кафе. Там играла рождественская мелодия «Джингл Беллз». На дворе было третье сентября.
Я часто сталкиваюсь с такими странными сочетаниями в России. С вещами, которые плохо совместимы друг с другом. Загадочное отсутствие интуитивно правильного с моей точки зрения комбинирования.
То, что во время первого звонка поставили музыку из «Далласа», само собой, объясняется желанием устроить впечатляющее вступление. Тут никто не связывает эту композицию с американской мыльной оперой 80-х годов, поскольку в Советском Союзе никто «Даллас» не смотрел.
То, что в кафе третьего сентября играют «Джингл Беллз» можно, конечно, списать на чью-то оплошность при составлении плейлиста. Но в российских ресторанах и кафе часто играет музыка, совершенно не сочетающаяся с самим местом. Во многих местах общественного питания в России тяжелое техно считается чем-то вроде того, что на Западе, например, обычно проигрывают в лифтах — нейтральным фоновым шумом, который можно ставить практически где угодно.
Даже в довольно хороших ресторанах, как в России, так и на Украине, считается совершенно нормальным в каждом углу развесить гигантские телеэкраны, на которых проигрывается музыкальные клипы с эротическим видеорядом. А на тему вездесущего присутствия мягкого порно в странах бывшего Советского Союза можно написать целую диссертацию.
Сказать, что Россия — это страна без культуры, будет совершенно неверно. Это страна, где в электричках уступают место пожилым людям, где вам помогают занести детскую коляску вверх по лестнице в метро и где водители грузовиков могут процитировать Пушкина.
Но вся культура, особенно поп-культура, основана на целом слое специфического опыта. Западная культура потребления и поп-культура импортируется в Россию беспрепятственно с начала 1990-х годов. Но с 1918 по 1991 в этом опыте есть лакуна. Когда «Даллас» победно шествовал по планете, советские люди это пропустили. А порно до сих пор представляет собой что-то вроде символа свободы, а не сомнительную индустрию, которую все время изучают и анализируют на предмет гендерных вопросов.
В России никого не волнуют правила, регулирующие то, какие напитки считаются аперитивом, а какие — дижестивом. Мои русские друзья-мужчины часто начинают прием пищи в ресторане с коньяка, а женщины — с чашки кофе. Если ты заказываешь бизнес-ланч, куда входит в кофе, нужно обязательно сказать официанту, чтобы кофе принесли уже после еды.
То же самое касается того, в каком порядке едят блюда. В девяти из десяти случаев их приносят по мере готовности, и нередко закуска, основное блюдо и десерт идут как попало. Кто-то за столом получает все блюда сразу, кому-то приходится ждать полчаса. Это считается совершенно нормальным, а вовсе не плохим сервисом. К тому же компания россиян часто делится всей едой, что есть на столе, вне зависимости от того, кто что заказал.
Я спросила одну свою русскую подругу, как такое может быть, что в Москве содержат совершенно фантастические рестораны, но при этом не могут научить персонал приносить еду всем одновременно.
«Пофигизм», — ответила она.
«Мне пофиг» по-русски довольно точно соответствует французскому je m'en fous (шведское «det struntar jag i» — «я на это плевать хотел» — звучит не совсем так).
«Но ведь при этом вы очень тщательно следите, например, за тем, чтобы уступать пожилым людям место в автобусе», — сказала я.
«Конечно! Но те, кто заставляют пожилых стоять, демонстрируют не пофигизм, а отсутствие уважения. И это совсем другое дело».