Французы были ближе к принятию Второй поправки, чем можно предполагать. У них действительно была возможность принять такой документ, и он мог быть сформулирован лучше нашего: всего через месяц после взятия Бастилии в 1789 году в проекте Декларации прав и свобод утверждалось, что «любой гражданин имеет право хранить у себя дома оружие и применять его, — как в целях общественной, так и собственной обороны, — при любом незаконном нападении, которое может представлять угрозу для жизни, здоровья или свободы одного или нескольких граждан».
Увы, судьба распорядилась иначе. Это положение не попало в окончательный документ, зато в него попало смутное право на «сопротивление угнетению».
Известный сторонник Второй поправки Стивен Хэлбрук (Stephen Halbrook) подробно описал эту историю в статье 2012 года в «Фордхемском городском юридическом журнале» (Fordham Urban Law Journal). Теперь в книге «Контроль за оборотом оружия в оккупированной нацистами Франции» он объясняет, как французская политика в отношении оружия развивалась на протяжении веков, и как ее последствия повлияли на страну при нацистском марионеточном режиме Виши во время Второй мировой войны. В новой книге, своеобразном сиквеле предыдущей работы Холбрука «Контроль за оборотом оружия в Третьем рейхе», представлены важные уроки того, что контроль за оборотом оружия является ключевым элементом в арсенале агрессора, что оружие играет невероятно важную роль для тех, кто противостоит агрессии, и что даже самые драконовские меры по контролю за оборотом оружия далеки от идеальной эффективности.
Это, конечно, не является доказательством — да и не претендует на это, — что более сильная традиция прав на ношение оружия во Франции могла бы радикально изменить историю или что более либертарианская политика Америки в отношении оружия является золотой серединой среди всех приоритетных задач в этой сфере. Однако эта книга заставляет читателя задаться простым вопросом: когда власть оказывается в руках враждебных, грубых сил, хотите ли вы, чтобы у ваших соотечественников было под рукой оружие, или нет? Разумеется, этот вопрос был серьезной проблемой для отцов-основателей, и, разумеется, ответ на него был дан не просто так.
Когда начиналась Вторая мировая война, французские граждане не могли похвастаться хорошим вооружением. Закон 1834 года запрещал «военное» оружие, главным образом, ограничив граждан возможностью иметь дробовики, оружие с охотничьим калибром и некоторые виды пистолетов. В 1935 году в обстановке острых политических потрясений правительство потребовало регистрировать оружие, не предназначенное для охоты. В то же время охотничья организация Франции установила, что в 1939 году в стране было около трех миллионов охотничьих ружей, при этом ее население составляло около 40 миллионов человек.
Германия оккупировала северную часть и атлантическое побережье Франции в 1940 году, быстро расправившись с французской армией и захватив в плен два миллиона солдат после заключения перемирия. Во Франции, как и в других странах, нацисты, вступив в страну, первым делом поставили перед собой задачу разоружить население и разместили объявления, где говорилось о суровом наказании — вплоть до смертной казни — для тех, кто отказывался сдать оружие.
Нацисты не управляли оккупированной территорией сами; они установили там номинально французское правительство в неоккупированной «свободной зоне» Виши, посчитав, что доверие населения будет проще завоевать, если французские власти, в том числе полицейские силы, которые вооружены при исполнении своих повседневных обязанностей, помогут немцам достигнуть цели. Сотрудничество также означало, что власти получали легкий доступ к любым записям о регистрации оружия, которые французы хранили с момента издания указа 1935 года.
По мере ужесточения оккупантов жестче становилось и французское сопротивление. Часто оно начиналось с подпольных публикаций и периодических нападений (которые часто были контрпродуктивны, учитывая, что немцы в ответ казнили захваченных французов), однако стремительно перерастало в подрывные операции, и ему требовалось оружие. Различные линии сопротивления слились воедино в мае 1943 года.
Члены сопротивления носили с собой пистолеты для собственной безопасности и прикладывали все усилия, чтобы заполучить любое доступное вооружение для будущих подрывных действий, начиная с охотничьих ружей, которые владельцы не сдали немцам, до хранившегося на складах конфискованного огнестрельного оружия, а также боевой техники, которую на парашютах десантировали им силы союзников, и оружия, захваченного у попавших в засаду немецких солдат. В книге эти процессы описываются ярче всего: Хэлбрук собирал воспоминания ветеранов сопротивления в конце 1990-х и начале 2000-х, предоставив им возможность рассказать об этом от первого лица.
Хэлбрук признает, что столкнулся со значительным парадоксом. Если во Франции действительно было три миллиона охотничьих ружей до войны, то конфискационный режим оказался поразительно неэффективным, изъяв всего около 800 тысяч единиц (хотя отчасти от оружия избавлялись через неофициальные каналы, в том числе через канализацию Парижа, вместо того чтобы нелегально хранить его). Ветераны, с которыми говорил Холбрук, рассказали, что оружие многие прятали, вместо того чтобы его сдавать, и немецкие власти беспокоились из-за широко распространенной несговорчивости населения, добиваясь его любыми способами — от казней до амнистий в ответ на повиновение. В докладе от конца 1941 года утверждалось, что «нелегальное владение оружием до сих пор представляет главное уголовное нарушение среди французского населения. Борьба с ним представляется почти невозможной».
Однако сопротивление всячески стремилось получить оружие. Одна из основных претензий движения состояла в том, что союзники не могли предоставить им достаточного количества вооружения. И даже с учетом этого один из собеседников Хэлбрука приблизительно оценил, что 85% оружия объединения поступило в результате десантирования с воздуха, и всего 15% — оружие, которое гражданское население приносило самостоятельно, часто без боеприпасов.
Необязательно соглашаться со всеми аргументами сторонников права на ношение оружия, чтобы признать, что вооруженное население является невероятно ценным ресурсом во время враждебной оккупации. Этот аргумент сыграл свою роль на тот момент для американцев: в 1941 году Конгресс принял закон, позволяющий президенту реквизировать в определенных обстоятельствах собственность, но в нем особо оговаривалось исключение в отношении оружия и подчеркивалась важность права человека на ношение оружия. Один из сторонников закона даже отметил, какую роль придавали контролю за оружием Гитлер и Сталин. На следующий год журнал Национальной стрелковой ассоциации США отметил, «как помогли и обрадовали захватчиков и их когорту пятой колонны удобные регистрационные списки владельцев оружия, которые можно было с легкостью скопировать или украсть в ратушах большинства европейских городов».
Что касается французов, «прямое вооруженное сопротивление хорошо экипированным и опытным войскам вермахта и отрядам СС было бы самоубийством», — признает Хэлбрук. Но «партизанская война была бы более реализуема при наличии лучшего вооружения, особенно после начала высадки союзников в Нормандии». Сопротивление отважно сражалось и помогало освободить Париж и выиграть войну. Но оно было связано по рукам и ногам нехваткой экипировки, — с которой было бы гораздо проще справиться, если бы не запрет 1834 года на владение «военным» вооружением и если бы не регистрация неохотничьего оружия 1935 года.
Контроль за оборотом оружия необязательно является инструментом подавления, но он безусловно оказывается полезен агрессору. И тем, кто глумится при упоминании, что гражданское население, имеющее оружие, может помочь бороться с тиранией, неплохо было бы ознакомиться с доказательствами, представленными Хэлбруком в этой книге.