— Скрипаль был двойным агентом и важным источником информации для МИ6
— Он рассказывает, как его схватили прямо на улице и бросили в сталинские камеры пыток
— Скрипаль думал, что ему все сойдет с рук, однако западня захлопнулось, о чем повествуется в новой книге об этом человеке
Сергея Скрипаля схватили, заковали в наручники и надели на голову мешок головорезы из российской службы безопасности. Его затолкали в машину и повезли в страшную московскую тюрьму в Лефортово. Оказавшись там, ты попадаешь в потусторонний мир.
Самых известных узников этой тюрьмы с царских времен неизменно обвиняли в инакомыслии, шпионаже и измене. При Сталине тюремные корпуса Лефортова стали ключевой составляющей процесса пыток, поставленного на промышленный поток, выбивания признаний и ликвидаций.
В 1996 году тюрьма попала в подчинение к новой полиции мысли — ФСБ.
После ареста в конце 2004 года полковник в отставке Скрипаль был низведен до положения обычного зека и делил камеру с двумя другими арестантами. А раньше он был человеком заслуженным, прошедшим солидную армейскую службу, важным начальником в ГРУ, как называют разведку российских вооруженных сил.
Когда я в прошлом году брал у него интервью, он рассказал мне, что один его сокамерник был «настоящим московским бандитом, убившим троих полицейских и обвиненным не в каком-нибудь рядовом преступлении, а в терроризме». На теле у него были нацистские татуировки.
Второй был меньше ростом и спокойнее, а поэтому Скрипаль сразу понял, что он стукач. Крепкий Скрипаль, вспомнив десантную подготовку, хорошенько отмутузил съежившегося от страха сокамерника своими мощными кулаками, и этого человека из камеры убрали.
Распорядок дня Лефортовской тюрьмы четко регламентировал каждый час жизни Скрипаля в первую мрачную зиму заключения. Тюремный день начинался в шесть утра подъемом и заканчивался в десять часов вечера отбоем, когда выключали свет.
Но условия содержания там были на удивление сносными для арестантов, находившихся под следствием и в ожидании суда. Трехразовое питание и пачка сигарет в день. Постельное белье меняли раз в неделю и даже пускали посетителей.
Раз в месяц приезжала его жена Людмила, привозя домашнюю еду. Ей также удалось передать мужу телевизор и маленький холодильник.
Но если не считать этих маленьких удобств, жизнь в тюрьме была очень тяжелой из-за бесконечных допросов. Дважды в день его выводили из камеры на четырехчасовой допрос, который проходил в отдельном помещении. Вопросы отупляли, поскольку всегда были одни и те же: о персональных данных, о службе, о привычках, о контактах с иностранными разведслужбами.
За два неполных года пребывания в Лефортово он насчитал 17 следователей, которые его допрашивали. Все они добивались от него признания, обещая за это менее суровый приговор. Других заключенных били, Скрипаля же ни разу не тронули.
«Против меня никогда не применяли физическую силу», — сказал он мне. Эти люди понимали, что пройдя суровую военную подготовку, он в состоянии переносить боль. Но всегда присутствовал страх, что с ним могут просто разделаться.
Его не могли расстрелять, так как в России действует мораторий на смертную казнь, даже за государственную измену и шпионаж.
Но он мог просто исчезнуть. Как исчез другой агент ГРУ, работавший на западную разведку. Позднее его обнаружили задушенным и с отрубленными пальцами.
В присутствии следователей Скрипаль старался сохранять спокойствие и самообладание. Во время допросов он пытался понять, когда за ним начали следить: во время командировок на Мальту, в Италию, Испанию, где он тайно встречался с британскими агентами? Может, он находился под наблюдением гораздо дольше, чем ему казалось?
Однако Скрипаль упрямо придерживался своих объяснений. Записи невидимыми чернилами, которые контрразведчики обнаружили у него в квартире? Будучи офицером-разведчиком, он должен был показывать своим агентам, как можно переписываться.
Да, на его банковский счет поступали крупные суммы денег, но уйдя из ГРУ, он стал бизнесменом. А что касается пары зарубежных поездок, то если его действительно засекли во время встреч с британскими агентами, пусть представят доказательства.
Ему стало ясно, что следствие не может установить связь между ним и каким-то конкретным человеком из МИ6, как не может доказать, что он передавал разведывательные сведения британцам. Скрипаль пришел к выводу, что кто-то наверняка выдал его ФСБ, однако этого доносчика необходимо защищать, и поэтому он не даст против него показаний в суде.
Допросы продолжались, и он говорил себе, что если будет стоять на своем, отказываясь признаваться, им придется его отпустить, и все будет хорошо. Но эти надежды были напрасны. В октябре 2006 года закрытый военный суд рассмотрел дело против Скрипаля и приговорил его к 13 годам лишения свободы.
В России об этом процессе немало писали и говорили средства массовой информации. Были опубликованы фотографии Скрипаля в спортивном костюме за решеткой в зале суда, когда судья зачитывал приговор. Потом СМИ стали очернять его имя, говоря о моральном разложении, об алчности и эгоцентризме тех, кто шпионит в интересах Запада.
Звучали утверждения, что МИ6 заплатила Скрипалю за шпионскую деятельность 100 тысяч долларов, хотя, по моим расчетам, эта цифра намного скромнее — 70 тысяч.
Российские СМИ в своих репортажах также пытались подорвать веру МИ6 в Скрипаля, делая намеки на то, что он во всем сознался, дал письменные показания и попытался заключить сделку со следствием о смягчении приговора.
Скрипаль это отрицает. Он рассказал мне, что в случае признания ему обещали сократить срок до пяти-шести лет, однако он ответил отказом. В любом случае, результат был бы такой же. Скрипаля осудили, и теперь он направлялся в российский ГУЛАГ.
В России у каждой исправительной колонии есть свой номер и предназначение. ИК-5 находится в лесной глуши в Мордовии, в 800 километрах к востоку от Москвы. Это колония для «людей в погонах», с оттенком сухой иронии поведал мне Скрипаль. Всего там 1,2 тысяч осужденных, многие — бывшие полицейские и армейские офицеры. Там даже есть несколько обесчестивших себя людей из ФСБ.
Будучи новым зеком, Скрипаль должен был быстро найти союзников. Он начал сближаться с группой осужденных, которые, как и он, служили в ВДВ.
«Они создали мой первый круг защиты в колонии», — сказал Скрипаль.
Никто из зеков в здравом уме не осмелился бы давить на человека из группы десантников. Довольно скоро Скрипаль благодаря своему опыту, возрасту, физической силе и званию полковника стал вожаком этой стаи.
Но условия содержания в ИК-5 могли сломить даже самого закаленного зека. Зимой снег лежал по четыре-пять месяцев, а температура порой опускалась ниже 30 градусов Цельсия.
ФСБ опустошила банковские счета Скрипаля в Москве (правда, те деньги, которые ему заплатила МИ6, были надежно спрятаны за границей). Однако Людмила продала кое-что из вещей и передала мужу деньги, чтобы он мог подкупать надзирателей. Скрипаль даже добился, чтобы в его блоке установили новые душевые и унитазы.
Он старался держать себя в форме как физически, так и душевно, долгими часами упражняясь с гантелями, прыгая со скакалкой и боксируя с тенью. Еда в колонии была отвратительная, но преданная жена Людмила каждый месяц присылала ему посылки с продуктами, чтобы он мог готовить на плите в своей камере.
Оставшейся в Москве семье Скрипаля было очень непросто. От них отвернулись друзья, а соседи говорили гадости о его измене. Людмиле было трудно выносить такую атмосферу неодобрения, особенно когда она заболела раком и была вынуждена лечиться в одиночку без поддержки мужа.
Остальные члены семьи тоже ощущали стыд после его провала. Сын Саша впал в отчаяние и запил, а дочери Юлии приходилось выслушивать презрительные замечания сокурсников в университете, где она училась.
Как-то раз, когда ей надоели издевки, девушка даже попыталась сменить фамилию. Но передумала и просто отказалась говорить о тюремном сроке своего отца.
Скрипаль подал апелляцию на вынесенный ему приговор, однако суд ее отклонил. Время в ИК-5 тянулось медленно, а сидеть Скрипалю предстояло еще очень долго. Но он сказал себе, что через восемь лет сможет получить условно-досрочное освобождение. Мечта уехать из России и начать новую жизнь за рубежом придавала ему силы.
Но шансов на то, что это произойдет быстро, было очень мало.
А в мире шпионажа жизнь шла своим чередом, и колеса вертелись в заведенном порядке. Эффектная рыжеволосая русская шпионка Анна Чапман (она сохранила фамилию британского мужа, с которым разошлась) приходила в интернет-кафе, садилась за стол и отправляла доклады в Москву с ноутбука, принадлежавшего российским разведчикам, которые сидели неподалеку.
Но с передачей информации возникали проблемы, и ей пришлось говорить с человеком, которого она приняла за своего куратора. На самом деле это был действовавший под прикрытием агент ФБР. Он дал ей поддельный паспорт, позже ставший уликой против шпионки.
Чапман попалась в западню.
После одной из самых долгих и изощренных контрразведывательных операций ФБР сумело выследить целую группу глубоко законсервированных шпионов, известных как «нелегалы». Эти люди на протяжении нескольких лет внедрялись в американское общество, создавая себе легенду.
Перед ними стояла задача проникнуть в «правящие круги» США, и они старались налаживать отношения с учеными, аналитиками из мозговых трестов и людьми из мира финансов в надежде заманить в свои сети высокопоставленных госслужащих, сотрудников ЦРУ и банкиров.
Их работу обеспечивали агенты типа Чапман, которые передавали деньги и оказывали содействие. Сама Чапман не была «нелегалом». Американская разведка называет таких людей «НОП» (неофициальное прикрытие), потому что они живут под своими настоящими именами.
«Крот» в российской разведке передал соответствующую информацию ФБР, и оно выявило четыре семейные пары, работавшие в Нью-Йорке, Бостоне и Вашингтоне. Настал момент для их ареста.
В июне 2010 года группы агентов ФБР провели скоординированную операцию по задержанию «нелегалов», ворвавшись к ним в дома.
Когда в Москву пришли новости об обысках, в российской Службе внешней разведки СВР возникла паника. Вся ее шпионская сеть в Америке оказалась в ловушке. Теперь в СВР были вынуждены исходить в своей работе из того, что и вся международная сеть тоже вскрыта. Российские разведчики понятия не имели, что с этим делать.
4 июля в штаб-квартире СВР раздался телефонный звонок. Звонил директор ЦРУ Леон Панетта (Leon Panetta), который хотел поговорить со своим российским коллегой, боссом СВР Михаилом Фрадковым.
Панетта проинформировал Фрадкова, что его люди пойманы. Он предложил русским обмен. Русские согласились. Стороны стали готовить обмен шпионами.
Но перед ЦРУ встал непростой вопрос. Если они отправят российских нелегалов обратно, то чего им просить взамен?
Спустя два дня после разговора Панетты с Фрадковым в жилой блок ИК-5, где находился Скрипаль, пришел надзиратель. «Собирай вещи и через 10 минут будь в здании штаба», — приказал он.
«Что случилось?» — спросил Скрипаль. «Может, тебя переводят в другую колонию», — предположил надзиратель. Скрипаль быстро собрался и раздал друзьям-десантникам (которых он называл своей тюремной семьей) еду, одежду и прочие вещи.
В администрации колонии Скрипалю без каких-либо объяснений сказали, что его отправляют в Москву. После этого экс-полковника затолкали в черную машину ФСБ.
Они ехали более шести часов, и за это время никто не сказал ему ни слова. Когда Скрипаль увидел, что Москва близко, настроение у него улучшилось. Его определенно не переводили в другую колонию.
Чуть позже машина заехала во двор Лефортовской тюрьмы, где он «прекрасно поужинал и лег спать».
Пока Скрипаль спал, Вашингтон заканчивал последние приготовления к сделке по обмену. Там без проблем решили, кого хотят вернуть домой — двоих агентов, томившихся в российских тюрьмах. Но больше никого не было. Тогда американцы спросили британцев, не хотят ли они кого-нибудь освободить? Естественно, МИ6 сразу подумала об агенте «Немедленном». Это был оперативный псевдоним Сергея Скрипаля.
На следующее утро Скрипаля отвели в кабинет на верхнем этаже, где внушительный руководитель резидентуры ЦРУ в Москве Дэниел Хоффман (Daniel Hoffman) сообщил ему радостную новость об обмене.
Он сказал, что если Скрипаль захочет, он может уехать из России. Решать ему.
Скрипаль читал в газетах об аресте «нелегалов» в США, и ему была понятна подоплека этого обмена. Но он хотел знать больше подробностей о том, как он будет производиться.
Хоффман сказал, что прежде всего ему надо подписать документ с просьбой к российскому президенту о помиловании.
Скрипаль заупрямился. Такая подпись была равноценна признанию вины. Даже проведя шесть лет в заключении, он не собирался доставлять такое удовольствие этим ублюдкам из ФСБ. Упрямство было в его характере. Оно помогло Скрипалю выжить в ГУЛАГе, но теперь создавало угрозу его освобождению.
Хоффман сказал, что русские настаивают на подписании такого документа, потому что задержанные в США российские шпионы тоже были вынуждены признаться в том, что они — иностранные агенты, действующие в США нелегально.
ФСБ хотела получить ответное признание от Скрипаля. И если она его не получит, велика вероятность, что вся эта сделка не состоится.
Сначала мягко, а потом все более настойчиво Хоффман объяснял Скрипалю, что эти условия не подлежат обсуждению. Скрипаль попросил дать ему время подумать, но потом все-таки взял ручку и поставил свою подпись.
Проведя последнюю ночь в камере Лефортовской тюрьмы, он вышел в тюремный двор, где его посадили в машину вместе с тремя другими подготовленными к обмену людьми.
Их отвезли в аэропорт, где проходил предполетную подготовку российский государственный авиалайнер Ту. Они заняли места в салоне. Возникла заметная напряженность, когда в момент закрытия дверей на борт торопливо поднялся Хоффман и прошел в переднюю часть салона.
Скрипаль и остальные люди, проведя годы в российской тюрьме, привыкли к тому, что надежды вспыхивают и гаснут. Не отменят ли их освобождение в последний момент?
Но самолет медленно покатил по рулежке, затем зарычали двигатели, и он взмыл в небо. Они были свободны. Теперь по-настоящему.
Хоффман вернулся и объяснил, что они летят в Вену, где состоится обмен. Оттуда двое из них отправятся в Америку, а еще двое — в Британию.
Сидя в самолете в своей темно-серой тюремной одежде, Сергей Скрипаль волновался, думая о том, что будет с его семьей. Он знал, что прежде КГБ много лет не давал родственникам разрешения на выезд.
«А что будет с моей женой? Когда она сможет приехать ко мне?» — спросил он. «Не волнуйтесь, — ответил Хоффман. — Все согласовано с российскими властями».
Когда самолет сел в Австрии, четверых россиян отвезли на автобусе к стоявшему неподалеку «Боингу». На нем из США прибыли российские нелегалы, ожидавшие в отдельном терминале посадки на свой самолет, чтобы улететь домой. Этих людей Скрипаль так и не увидел.
На борту американского самолета в Вене освобожденные россияне открыли выданные им сумки и обнаружили там спортивные костюмы, белье, туалетные принадлежности и по бутылке шотландского виски. Они подняли стаканы и выпили за освобождение.
Самолет совершил посадку на базе Королевских ВВС Брайз-Нортон в Оксфордшире, где высадили Скрипаля и еще одного человека. Остальные полетели в США.
Их отвезли на вертолете в Форт-Монктон, где находится учебный центр МИ6. Там их несколько недель опрашивали. Но сначала, как говорит Скрипаль, их привели в комнату, «где было полно очень хорошей одежды и обуви».
«Нам сказали выбирать все, что хочется. Что все это — для нас».
Кураторы быстро привели их в божеский вид и сфотографировали на новые паспорта. Это было важно с психологической точки зрения, дабы подчеркнуть их новую принадлежность.
Потом Скрипаля спросили, где он хочет жить. Хочет ли он остаться в Англии или желает уехать в Испанию? Им было известно, что он иногда говорил о том, как будет жить под испанским солнцем. Но, поразмыслив, Скрипаль сказал, что предпочел бы остаться в Британии. Поэтому кураторы сказали, что займутся поиском жилья.
Между тем Россия праздновала возвращение «нелегалов» из Америки. Их всячески чествовали и превозносили, называя высочайшими профессионалами. В частности, Чапман стала чем-то вроде знаменитости и начала вести собственную программу на телевидении.
Нахваливая своих шпионов, Путин не мог промолчать по поводу тех, кого на них обменяли.
«Предатели всегда плохо кончают», — заявил он.
Репортер начал задавать наводящие вопросы, спрашивая, будут ли наказаны живущие за границей предатели. Путин ответил обтекаемо, но с угрозой в голосе: «У разведслужб — свой собственный кодекс поведения, и все сотрудники ему следуют».
Опрос Скрипаля в Форт-Монктоне прошел хорошо, но он очень сильно волновался, пока не поговорил с женой Людмилой и матерью Еленой.
«Поговорив с ними, я успокоился», — сказал он мне.
По условиям обмена с русскими Людмила могла приехать к нему в Британию. Как и его мать. Но матери было уже за 80, и она не хотела сниматься с насиженного места.
Он пытался успокоить ее по телефону, говоря какие-то обнадеживающие слова. Может, когда-нибудь ему позволят вернуться в Москву, и они снова будут вместе.
«Даже не думай о возвращении в Россию, — твердо сказала ему мать. — Здесь ты всегда будешь в опасности».
Эти женщины всегда занимали центральное место в жизни Скрипаля, помогая ему переживать все превратности судьбы. Но теперь постаревшая мать стала для него недосягаема.
Образовавшуюся брешь заполнила дочь Юлия. Она повзрослела и превратилась в уверенную в себе молодую женщину. Владея иностранными языками, она быстро получила работу в Москве в фирме «Найк» (Nike). Юлия отправилась в Британию, чтобы найти жилье для своих родителей.
Решение она приняла быстро. Дом, который она выбрала, был в тихом и непритязательном городке под названием Солсбери. Безусловно, там родители будут в безопасности.
Дом в Солсбери, купленный для Сергея Скрипаля и его жены Людмилы после его приезда в Британию, стоил 260 тысяч фунтов стерлингов. У него был небольшой запас денег, накопленных в Испании, да и британское правительство время от времени должно было выплачивать ему какие-то суммы. Но Скрипаля нельзя было считать богатым человеком.
Во время моего первого визита к нему домой я понял, что там живут отнюдь не богатеи. Гостиная была довольно обшарпанная, но в ней поддерживался пусть не идеальный, но практически полный порядок, как обычно бывает в домах бывших военных.
Он показал мне вещи, привезенные из его старой московской квартиры. С особой гордостью он взял в руки макет английского загородного коттеджа, подаренный ему много лет назад в Мадриде агентом МИ6 Ричардом Бэгноллом (Richard Bagnall), который его завербовал.
Это был обычный сувенир, но он явно многое значил для Скрипаля. Настолько многое, что он привез его из Испании в Москву, а потом попросил доставить его в новый дом в Солсбери.
В конце 2010 года в Солсбери приехала Людмила, и Скрипали жили счастливо. Но состояние здоровья у женщины ухудшалось. Пока муж находился в ГУЛАГе, у нее диагностировали рак матки. Теперь он проявился вновь и стал давать метастазы. Людмила умерла в 2012 году в возрасте 59 лет.
Смерть жены стала для Скрипаля мощнейшим ударом. «Она была сильная женщина, — отметил один их знакомый. — Он одновременно восхищался ею, обожал и боялся ее».
Когда умерла Людмила, Сергей переключил все свое внимание на детей. Юлия много времени проводила в Англии, где ей легко было найти работу. Но свое будущее она видела в России, и в 2014 году начала искать работу там.
Юлия по-прежнему приезжала к отцу, но хотела жить собственной жизнью.
У сына все было намного сложнее. Саше было 43 года, он развелся с женой и какое-то время злоупотреблял алкоголем.
Скрипаль сказал мне: «Если он снова начнет пить, это убьет его. Но я знаю, что он пьет тайком. Отца не обманешь».
Но основания для надежды все же были. У Саши в России появилась новая подруга, и в июле 2017 года он улетел обратно в Москву. Юлия встретила его в аэропорту. Он явно был пьян. Вскоре Саша скончался в больнице от печеночной недостаточности.
Когда я позвонил Сергею, чтобы выразить ему свои соболезнования, он заявил, что решение сына снова начать пить было «своего рода самоубийством».
Новый удар постиг Скрипаля, когда его мать Елена на 90-м году жизни сломала бедро, из-за чего ее здоровье серьезно ухудшилось.
Сергей очень сильно страдал от того, что не может лично ухаживать за матерью. Поэтому кураторы из Уайтхолла предложили перевезти ее в Британию и купить ему дом побольше, чтобы они могли жить вместе.
Он был явно опечален тем, что не может жить вместе с родственниками, но выхода из этой ситуации не видел. Когда я спросил его, считает ли он, что сможет когда-нибудь вернуться в Россию, Сергей ответил, что этого наверняка никогда не случится.
Он вспомнил слова матери, наказавшей ему не возвращаться в Россию, потому что там он всегда будет в опасности.
К моменту нашей встречи Скрипаль прибавил в весе, а волосы у него поредели. Но было бы ошибкой недооценивать его умственное состояние и физическую закалку.
Жизнь била его не раз, принося горести и несчастья, но он все равно намеревался прожить ее до конца и сполна.
Ближе всех к нему были люди, которых он называл своей «командой». Это были сотрудники МИ5 и МИ6, следившие за его благополучием. Он тепло о них отзывался и показывал мне специальный мобильный телефон для прямой связи с их дежурным.
Он уведомил этих людей о моем визите, что было вполне разумно, так как приглашение любого человека к себе домой несло в себе определенный элемент риска. Естественно, он понимал, что ему следует думать о собственной безопасности, но это не превращалось у него в навязчивую идею.
В конце концов президент его помиловал, и он отбыл значительную часть своего тюремного срока. Так что у него были все основания полагать, что если он не станет выступать с политическими заявлениями и давать много интервью, его жизнь будет протекать спокойно, пусть порой и монотонно.
Мне Скрипаль показался домоседом и человеком привычек. Он любил готовить для себя, любил спокойно выпить. У него дома я увидел немало признаков того, что Скрипаль привык убивать время. Там была стопка паззлов для взрослых, выполненная в масштабе модель военного парусника, которую он собрал сам, кропотливо закрепив мачты при помощи ваты.
Иногда он на день выезжал в Лондон, и время от времени МИ6 прибегала к его услугам. Насколько я понял, он время от времени выступал перед военной аудиторией, возможно, перед новыми курсантами, и перед дружественными разведслужбами.
В этом смысле он действовал как консультант, рассказывая о том, как ГРУ может подойти к решению той или иной проблемы, а также делясь своими мыслями о проведенных этим ведомством операциях.
Поддерживал ли он отношения с иностранными разведслужбами, как утверждалось после покушения на него?
Собрав воедино информацию о поездках Скрипаля, я выяснил, что в 2011 году он ездил в США, в 2012 году побывал в Чехии, а также пару раз посещал Эстонию.
Летом 2017 года наши интервью были прерваны из-за его недельной поездки в Швейцарию, где он провел несколько бесед с сотрудниками федеральных спецслужб этой страны.
Я также слышал, что он беседовал с сотрудниками Службы безопасности Украины, однако мне такие слухи кажутся безосновательными, если вспомнить, с каким презрением он рассказывал мне об украинцах. Он назвал их баранами, которые нуждаются в России в качестве пастуха.
Мне было сказано, что эти слухи не соответствуют действительности. Тем не менее здесь могло быть нечто такое, что спровоцировало заговор с целью его убийства.
Некоторые его поездки, особенно в страны бывшего советского блока, могли быть расценены как возвращение Скрипаля на разведывательную сцену, особенно если докладывавший в Москву человек преувеличил его роль.
Если бы я мог задавать ему вопросы после отравления, прежде всего я расспросил бы его об этих зарубежных поездках. Но, несмотря на мои многочисленные попытки возобновить беседы со Скрипалем после его отравления «Новичком», он решил не разговаривать со мной.
Комментарии читателей
B2W
А потом эти люди приезжают в Англию… как чудесно, хотя и не очень.
nildesperandum101
Скрипаль не был предателем. Он дал присягу служить СССР, а не той мафиозной власти, которая появилась после его распада.
Alex
Еще одна статья, чтобы поддерживать кипение в антироссийской кастрюле. Иначе они не могут добиться увеличения бюджета и проведения военных действий против порядочных людей. А чего еще он ждал, предав свою страну и тех, кто ей служил? Номер в пятизвездочном отеле с дворецким?
Adaze
Такова судьба всех предателей. Их презирает бывшая родина, и им никогда не доверяют новые хозяева. Они обречены жить в страхе до конца своих дней.