Приезжая сюда, чувствуешь, будто совершил путешествие во времени и попал на курорт советских времен после окончания сезона. Однако под верхним слоем реальности, предназначенным для туристов, всегда скрывается одно — воспоминания о войне.
Все произошло на трассе Е97. Это единственная международная магистраль, которая проходит через Абхазию — непризнанную республику, расположенную между Россией и Грузией на берегу Черного моря. 8 сентября примерно в 23 часа в правительственную автоколонну, двигавшуюся со стороны Псоу в направлении Сухуми, врезался едущий навстречу автомобиль. Абхазский премьер Геннадий Гагулия погиб на месте, его водитель и виновник аварии получили тяжелые ранения.
В интернете сразу же стали множиться версии: за трагическим происшествием стоят российские спецслужбы, а, возможно, и сам Путин. Ничего нельзя исключать, в конце концов это Кавказ. Хотя, как это обычно бывает, правда может оказаться куда более прозаичной. Е97 — это обычная узкая дорога, состояние которой оставляет желать лучшего. Кроме того, она очень опасна, а в некоторых местах на ней установлены элементы принудительного снижения скорости. Езда по Абхазии выглядит так: сначала вереница автомобилей разгоняется до максимальной скорости, а потом все вместе резко тормозят. Иногда кто-то этого сделать не успевает. Вдобавок на шоссе часто выходят коровы. «Мухи, — объясняет мне таксист, лавирующий между животными. — Движение воздуха, которое создают машины, разгоняет насекомых, от которых пытаются спастись коровы». «И часто люди врезаются в коров?» — интересуюсь я. «Постоянно!», — отвечает он.
В армии служили?
Геннадий Гагулия оказался посреди ночи на ведущей в Сухуми дороге неслучайно. Тремя месяцами ранее, 29 мая, Сирия признала независимость Абхазии. Ранее это сделали четыре страны: Венесуэла, Никарагуа, Науру и, конечно, Россия. В принципе, значение имеет только она. Суверенитет квазигосударства в свое время признали также Вануату и Тувалу, но позже свое решение они отозвали. Жест Дамаска в Абхазии восприняли серьезно: к российской делегации, отправившейся в Сирию, присоединились абхазский премьер и президент. 8 сентября они возвращались из аэропорта Сочи, где приземлился их самолет.
Гибель Гагулии стала трагическим штрихом к отмечаемой как раз в эти дни 25-й годовщине с момента завершения абхазо-грузинской войны 1992-1993 годов. Напомню: после распада Советского Союза, статус Абхазии оказался неопределенным (до этого она обладала автономией в рамках Грузинской ССР). Между Тбилиси и Сухуми разразился дипломатический конфликт (абхазы потребовали расширения автономии, грузины им отказали), который перерос в реальную войну, завершившуюся в итоге поражением Грузии после того, как на помощь сепаратистской республике пришла Россия.
Статус Абхазии остается неопределенным, самым верным в ее случае будет определение «неформальный российский протекторат». Для всего мира за исключением пяти вышеназванных государств — это просто часть Грузии, хотя та с 30 сентября 1993 года утратила контроль над абхазской территорией.
В итоге сложилась необычная ситуация: чтобы въехать в Абхазию, нужно этого очень сильно захотеть. Въездная процедура состоит из четырех этапов. Сначала нужно заполнить подробную визовую анкету на сайте абхазского МВД, затем получить по электронной почте разрешение на въезд (оно часто попадает в папку со спамом), а после пересечения границы получить визу в консульском отделе в Сухуми. Особенное испытание — это граница. Там туристу предстоит долгое ожидание сначала на грузинской, а затем на абхазской стороне, тщательный досмотр багажа и разговор с российскими военными. Помимо стандартных вопросов о фамилии и дате рождения звучат менее приятные: «В армии служили? Родственники в полиции есть? Точное название и адрес работодателя?» Иногда, как рассказывают на форумах для путешественников, некоторых туристов не пропускают. Просто так, не объясняя причины.
Земля абсурдов
Тех, кому удастся в итоге пересечь границу, ждут сюрпризы и абсурдные ситуации. Правительственная делегация с Геннадием Гагулией теоретически могла прилететь из Сирии прямо в Сухуми, однако, на практике это невозможно, поскольку аэропорт в абхазской столице не обслуживает международные рейсы. Авиакомпания, которая решит туда летать, сразу же попадет под действие международных санкций. То же самое касается морской границы и порта в Сухуми. В международной блокаде находится также абхазская почта: чтобы отправить из Абхазии открытку, ее нужно сначала положить в конверт и послать в российский Сочи, там ее распакуют и перешлют дальше (а, возможно, и нет, туристы жалуются, что их отправления не всегда добираются до адресатов). В Абхазии не работают также международные операторы сотовой связи (въехав на территорию республики, человек просто теряет сеть), зато почти на каждом шагу, в том числе на автобусных остановках, у которых пасутся козы, можно найти пункты доступа к беспроводному интернету.
А ведь когда-то здесь был (и мог бы быть до сих пор) рай для туристов. Неслучайно на небольшой территории Абхазии (Мазовецкое воеводство больше ее по площади в четыре раза) товарищ Сталин построил себе пять летних резиденций: в Сухуми, в Новом Афоне, в Гагре, на озере Рица и в окрестностях Гудауты. Кавказские горы подходят близко к Черному морю, от видов буквально захватывает дух. Кроме того здесь в отличие от других мест на том же побережье много песчаных пляжей, а абхазские пещеры Веревкина и Крубера считаются самыми глубокими в мире.
Между тем сейчас поездка в Абхазию — это в первую очередь путешествие во времени: на курорт 1980-х годов после окончания сезона. В кафе в Новом Афоне даже крутят итальянское диско… Но это лишь тонкий верхний слой, созданный специально для туристов, если копнуть глубже, всегда обнаруживается одно: война.
У нас была война
«А, поляки! Я из Белоруссии, значит, соседи», — восклицает Люба и расплывается в улыбке. В Абхазию она приехала в юности, вышла здесь замуж. Потом пришла война, отнявшая у нее и мужа, и сына. Наблюдать, как меняется Любино лицо тяжело: живые спокойные глаза стекленеют, в них появляется боль. «Война — это огромная глупость», — шепчет она, утирая слезы. Почти каждый разговор с жителями Абхазии развивается по одному и тому же сценарию. Сначала звучат вопросы: «Откуда вы? Как вам у нас нравится?» Потом, минут через пять: «Знаете, у нас была война»…
Война с Грузией закончилась четверть века назад, но от нее невозможно спрятаться. В каждом городке, в каждой деревне есть мемориал или зал памяти, посвященный погибшим. В Новом районе Сухуми мемориальные доски можно встретить даже на панельных многоэтажках. Окна, за которыми висят занавески, соседствуют с черными дырами, оставшимися от попадания снарядов. До войны население Абхазии составляло 550 тысяч человек, сейчас там живет всего 240 тысяч. Местность, которую оставил каждый второй житель (в основном это были грузины), напоминает кое-где страну духов. Такое впечатление производят в особенности окрестности Очамчиры и Ткварчели на юго-востоке республики, где шли ожесточенные бои. Пустые дома, улицы, села, целые города — именно за этим едут в Абхазию любители «городских исследований» (urban exploration), увлекающиеся изучением заброшенных объектов, созданных человеческой цивилизацией.
Самый мрачный символ войны — это обгоревшее и полуразрушенное здание Совмина в Сухуми. Его решили не восстанавливать, и теперь абхазцам приходится жить с трупом огромного строения в самом центре столицы. Со стороны площади Свободы оно выглядит еще не самым худшим образом, внешние стены сохранились неплохо, но внутри строение напоминает декорации к фильму «Сталкер» или каким-то другим кинолентам и играм на тему постапокалипсиса: разрушенные внутренние перегородки и лестничные клетки, разбитые стекла в лифтах, горы пустых бутылок (скучающая молодежь устраивает здесь вечеринки). В самом плохом состоянии находятся боковые пристройки: крыша в них уже обвалилась, вьющиеся растения разрушают несущие стены, тянутся вверх первые деревья.
Соревнования на кладбище
Россия — это, в свою очередь, щекотливая тема, которую мои собеседники стараются в разговорах аккуратно обходить. В утвержденном парламентом бюджете Абхазии на 2018 год около 58% доходов приходится на российские дотации. В небольшой по площади республике находится 26 российских военных баз, а обслуживание российских туристов — это один из основных источников дохода для местных жителей. При этом россияне заботятся прежде всего о собственных интересах. Они, конечно, строят гостиницы и здания с квартирами для сдачи внаем (в основном в северо-западной части республики, которая находится ближе к переполненному туристами Сочи), но не оказывают Абхазии никакой системной поддержки. Железнодорожные вокзалы разрушаются, на работающих вполсилы фабриках стоят станки, которые еще помнят Сталина, а о ремонте дорог никто и не помышляет, хотя их состояние стало уже смертельно серьезной проблемой.
После зимней Олимпиады 2014 года ситуация стала еще более сложной. В Красной поляне, где проводились, в частности, лыжная гонка и соревнования по прыжкам с трамплина, находилось большое черкесское кладбище XIX века — святое место, покой которого нельзя было нарушать. Абхазцы относятся к черкесской семье кавказских народов, так что многие из них (в особенности представители старшего поколения) сочли Олимпиаду на костях предков святотатством. Жизнь также осложняют международные санкции. «Мы были независимыми, а потом нас признала Россия», — с горечью заключает абхазский политик Руслан Кишмария.
Как можно дальше отсюда
«Арсений!» — в очередной раз слышу я крик, долетающий до каждого уголка дома. Я нахожусь примерно в километре от центра Пицунды — приморского курортного города в северо-западной части Абхазии, который пользуется особенной популярностью у россиян. Не так давно в местные казармы приезжал с визитом Путин. Военную базу не заметить сложно: в нескольких сотнях метров от главной пешеходной улицы возвышается высокий забор, увенчанный колючей проволокой и увешанный видеокамерами. Напротив базы, на другой стороне шоссе, располагаются частные участки. В построенных там домах сдаются комнаты для туристов.
Одним из хозяйств железной рукой управляет энергичная блондинка Асида. Арсений — ее старший сын. Мать то и дело зовет это сообразительного идеально воспитанного подростка помочь ей с делами. Кроме русского и абхазского мальчик неплохо владеет английским, помимо прочего он помогает гостям настроить в телефоне интернет. Каждый день Асида возит Арсения в школу в Гагре: 20 километров туда и 20 обратно. «Что ты собираешься делать после школы»?— спрашиваю я. Отвечает Асида: «Он поедет в Москву учиться на факультете нефти и газа». Разговор на этом заканчивается: видя решительность своей собеседницы я понимаю, что ее планам могут помешать только какие-то чрезвычайные обстоятельства.
Работа с утра до самой ночи, стирка, уборка, организация развлечений для российских гостей — все для того, чтобы дать старшему сыну самое лучшее образование и обеспечить ему хороший старт, разумеется, за пределами Абхазии. Это популярная схема у местных молодых людей: самые амбициозные и те, кто может себе позволить, отправляются в Москву. Те, кто не располагает финансами или просто хочет вырваться, выбирают ближайший крупный город — Ростов-на-Дону. Учиться или делать карьеру на родине никто не хочет.
Когда опускается ночь
Сухуми, центральная часть города неподалеку от автовокзала (который на самом деле представляет собой просто большую остановку). Лопнула труба, по тротуару текут потоки воды, впитываясь в землю только у входа в расположенный неподалеку парк. Можно было бы обойтись точечным ремонтом, но раскопать решили всю улицу. Вячеслав из Волгограда отрешенно наблюдает за всем этим и констатирует: «Три года назад было то же самое».
Вячеслав или Слава (для тех, кто пьет с ним чачу его собственного изготовления) не относится к числу обычных туристов. В Абхазии он бывает регулярно и всегда останавливается в Сухуми у одной и той же хозяйки. Он объясняет, что ездит сюда ради погоды и великолепных фруктов, но по его голосу слышно, что эти края ему нравятся. Пожалуй, он искренне их любит, ведь рассказывая о них, он грустнеет. «Здесь ничего не меняется», — печально вздыхает он.
С ним сложно не согласиться. В Сухуми не встретишь строительных кранов: только у прибрежного бульвара неторопливо возводится одна гостиница. После захода солнца город в течение часа пустеет, после восьми вечера уже не хочется выходить на улицу в одиночку. Не то чтобы здесь было опасно, просто от прогулки по темным и пустым улицам становится как-то не по себе.
И только заросли внутри здания Совмина спокойно себе растут: медленно, но неуклонно.