Латинская Америка является на сегодняшний день единственным регионом, где в целом ряде стране ставится под сомнение неолиберальный курс, навязанный международными финансовыми структурами. Если бросить взгляд в сторону Европы, Африки, Азии и Океании, то мы увидим там многочисленные общественные движения, выступающие против политики структурного регулирования, причем некоторые из них широко представлены в парламентах. Но если брать более масштабно, то лишь в одном регионе идут серьезные споры и существуют признанные лидеры, которые, по меньшей мере, ставят под сомнение неолиберальный порядок и выступают с альтернативными предложениями.
Недавний жесткий ответ администрации США на решение Сальвадора о разрыве отношений с Тайванем и признании КНР наглядно свидетельствует о том, что Белый дом ревностно следит за каждым шагом, который может сделать на его «задворках» правительство, придерживающееся прогрессивных взглядов, возникших в XXI веке в странах Латинской Америки и Карибского бассейна.
Следует отметить, что эта прогрессивная идеология очень неоднородна, и ей трудно дать определение, поскольку она охватывает и «Широкий фронт» во главе с Пепе Мухикой (Pepe Mujica) в Уругвае, революционную Кубу, идеи Чавеса в Венесуэле, политику Эво Моралеса в Боливии и супругов Киршнер в Аргентине, правивших страной в течение 12 лет. Этой идеологии придерживаются люди, которые называются себя «прогрессивными», «левыми», «популистами», «защитниками интересов страны и народа», «социалистами». К этому можно добавить еще множество определений, которые исключают одних и включают других. И всё же у них много общих черт, что привело к их сближению впервые после войн за независимость XIX века. В результате этого на континенте возникло движение, которое некоторые определяют как «пост-неолиберальное», хотя отдельные его участники продолжают придерживаться классических неолиберальных концепций. Они ищут пути региональной интеграции без опеки США, хотя это вовсе не предполагает «антиимпериалистической» направленности всего движения.
Это течение стало новой реальностью Латинской Америки в XXI веке, его становление шло в ожесточенном противоборстве с консервативными, либеральными и правыми взглядами, носители которых находились у власти в странах континента в течение XIX — XX веков.
В XX веке народно-прогрессивные или левые правительства в своих многочисленных формах находились у власти относительно недолго, поскольку значительная их часть была свергнута в результате государственных переворотов. Исключение составляет лишь Куба, где в 1959 году победила революция.
В качестве примеров можно упомянуть свержение в Аргентине Хуана Доминго Перона в 1955 году, Жуана Гуларта в Бразилии в 1964 году и Сальвадора Альенде в Чили в 1973 году. Этот список народных правительств можно было бы продолжить.
Государственные перевороты сопровождались роспуском парламентов, переносом выборов на неопределенный срок, запретом политических партий и профсоюзов, цензурой, репрессиями и убийствами. Если сравнить это с отрешением от должности Мануэля Селайи в Гондурасе (2009), Фернандо Луго в Парагвае (2012) и Дилмы Русеф в Бразилии (2016), то станет очевидным, что во всех трех случаях была предпринята попытка сохранить некую видимость «законности», включая соблюдения сроков проведения выборов.
Это означает, что в XXI веке в Латинской Америке кое-что изменилось хотя бы потому, что сейчас на континенте невозможны военные перевороты, как в XX веке.
Если совершить исторический экскурс, то мы увидим, что последним периодом единообразия на континенте были 1990-е годы, которые в разных научных трудах определяют как «десятилетие неолиберального мифа». Это десятилетие в Латинской Америке характеризовалось применением неолиберальных теорий и их успешным продвижением в СМИ. За исключением Кубы, которая представляет собой отдельный случай, в 1990-е годы волна неолиберального мышления захлестнула всю Латинскую Америку. Крайний неолиберализм, который в XX веке представлял собой маргинальное и малочисленное течение, сумел превратиться в господствующую доктрину.
Для этого потребовались две фазы: принуждения и консенсуса. В ходе первой фазы, чтобы навязать свою новую парадигму в качестве абсолютной и непререкаемой истины, потребовались военные диктатуры, которые подавляли любую оппозицию, а само общество было парализовано страхом (Бразилия, Чили, Аргентина). Важно отметить, что навязывание неолиберальной модели не стало прямым следствием провала «популистских» проектов, поскольку большинство «популистских» правительств ушли в отставку не в результате народного волеизъявления, а вследствие государственных переворотов.
В ходе второй фазы при активном участии СМИ укреплялся идеологический консенсус подавляющего большинства граждан и формировалось то, что Игнасио Рамонет (Ignacio Ramonet) называет «единым мышлением». Идеологическая работа мыслителей, распространявших неолиберальные теории, увенчалась успехом: за несколько лет им удалось добиться того, что их идеи стали казаться (именно казаться) единственной жизнеспособной и логичной моделью.
Значительное число экономистов, многие из которых входили в группу «Чикаго бойз» («Chicago Boys»), при поддержке международных экономических организаций и транснациональных корпораций создали фонды, институты и исследовательские центры. Это позволило им оказывать влияние на ведущие СМИ и убедить в «актуальности» своих теорий, хотя их основные посылы уходили корнями в XVIII и XIX века.
Им также удалось навязать мысль о том, что всё государственное «неэффективно», что государство по своей сути порочно, что единственный способ заставить предприятия обслуживания работать — это приватизация, что таким образом сокращаются расходы и искореняется коррупция. Они без устали говорили о необходимости урезать государство, снизить госрасходы, открыть рынки, увеличить производство экспортных товаров, сделать более гибкими, «модернизировать» рынки рабочей силы, подорвать силу профсоюзов, якобы заинтересованных исключительно в обогащении собственной верхушки и сокращении социальных расходов. Эти и другие заявления основывались на мифе о росте и благосостоянии в 90-х годах прошлого века, известном как «Вашингтонский консенсус». Его принципы сформулировал в 1989 году англичанин Джон Уильямсон (John Williamson), работавший во Всемирном банке и Международном валютном фонде.
С началом нового века был избран целый ряд президентов, которые образовали неоднородное течение, не подпадающее под традиционные определения «левые — правые». Оно заявило о себе в 2005 году и имело большой политический резонанс на саммите Америк в аргентинском городе Мар-дель-Плата, где четыре президента стран, входящих в Южноамериканский общий рынок (Меркосур) — Киршнер, Лула да Силва, Табаре Васкес и Дуарте Фрутос — вместе с Уго Чавесом не допустили создания Зоны свободной торговли американского континента (ALCA), масштабного регионального проекта США, охватывавшего всю Америку, кроме Кубы. Они сделали это очень зрелищно, при большом стечении народа на футбольном стадионе. Чавес выступил в роли оратора, а Эво Моралес — в ту пору профсоюзный руководитель — находился на трибунах. Саммит Америк стал своего рода переломным моментом, потому что неожиданно Вашингтон оказался в непонятной для себя ситуации, а латиноамериканские правые, выполнявшие указания Белого дома, тоже не смогли ничего предложить по претворению в жизнь проекта ALCA после саммита.
Вскоре Эво Моралес стал президентом Боливии, в Эквадоре избрали Рафаэля Корреа, и так стала возникать политическая ось, одновременно бросившая вызов гегемонии США и латиноамериканским правым. Ничего подобного не наблюдалось вот уже двести лет, со времён войн за независимость.
В какой-то момент, если оставить в стороне Гайану и Суринам (две страны, которые лишь недавно стали сближаться с континентом, несмотря на свое географическое положение), во главе восьми из остальных десяти стран Южной Америки стояли представители этого течения.
Подсознательно они пришли к пониманию, того, что на континенте идет острая борьба, и им нужно держаться вместе, несмотря на все различия (иногда довольно глубокие). В 2008 году возник Союз южноамериканских государств (UNASUR), ставший интеграционным проектом регионального масштаба.
В 2010 году Сообщество государств Латинской Америки и Карибского бассейна (CELAC) пошло на беспрецедентный политический шаг, приняв в свой состав Кубу и оставив за пределами организации США и Канаду. В этой связи уместно напомнить, что в 1962 году Организация американских государств (OEA) — единственный существовавший в то время региональный орган — исключила из своих рядов Кубу. CELAC же не только заставила правые правительства согласиться со вступлением Кубы, но и отказала в членстве США.
Четвертая встреча глав государств CELAC, прошедшая в Кито 27 января 2016 года, показала жизнеспособность этой региональной организации. Несмотря на сложности, связанные с участием в подобных международных мероприятиях, половина из 33 стран направила своих президентов или премьер-министров. За исключением президентов Аргентины, Суринама и Уругвая, в Кито прибыла 9 президентов стран UNASUR, что свидетельствует о важности, которую все придают этому событию.
Как напомнил Рафаэль Корреа, все обратили внимание на то, что CELAC был создан для того, чтобы не принимать США в региональную организацию, в которую входят 33 из 35 стран континента, и принять Кубу, исключенную из OEA в 1960-е годы. Точно так же любой мало-мальски знающий историю американского континента человек помнит, что OEA была создана в 1948 году по инициативе США, чтобы придать видимость законности своей политике, причем произошло это задолго до кубинской революции 1959 года.
В тот момент латиноамериканские правые оказались загнанными в угол под мощным напором прогрессивных сил. Дело даже дошло до того, что в 2009 году президент Колумбии Альваро Урибе, послушный проводник региональной политики Вашингтона, вынужден был признать, что UNASUR провела специальное совещание, на котором были изучены и отклонены военные договора Колумбии с США, предусматривавшие размещение военных баз.
Но в 2009 году был отстранен от должности президент Гондураса Мануэль Селайя, а в 2012 году та же участь постигла парагвайского президента Фернандо Луго. Президент Эквадора Рафаэль Корреа предупреждал о возрождении правых сил при самой активной поддержке США. В 2015 году произошло судьбоносное событие: прогрессивные силы потерпели поражение на выборах в Аргентине от кандидата правых Маурисио Макри. Несколько месяцев спустя, в августе 2016 года отрешают от должности Дилму Русеф, что нашло немедленную поддержку президента Аргентины. Правый разворот в наиболее развитых странах континента как будто бы подтверждал фразу Рафаэля Корреа о возрождении правых. Наиболее влиятельные СМИ стали быстро распространять тезис о том, что «популизм» скоро исчезнет, и все «встанет на свои места». То есть, к власти придут «рыночные», проамериканские правительства, и никакой тебе борьбы за многополярный мир.
И все же латиноамериканские правые сталкиваются с серьезными трудностями в деле своего возрождения и укрепления влияния на континенте. Сейчас государственные перевороты в духе XX века не в состоянии остановить прогрессивные исторические циклы. Именно поэтому данные прогрессивные циклы не терпят поражений в результате убийств, лишений свободы, высылки за границу. Выборы 2015 года в Аргентине — наглядный тому пример. Киршнеризм потерпел поражение на выборах, но не был разгромлен. Разница очевидна. В последний день своего президентства Кристина Фернандес пригласила простых людей к президентскому дворцу, чтобы попрощаться после двенадцати лет киршнеризма. Казалось, она празднует победу своего движения. На поражение это никак не было похоже.
На следующий день в должность президента вступил Маурисио Макри. Никакого народного ликования не наблюдалось, а на улицах почти не было людей. Это значит, что возрождение правых сталкивается с серьезными трудностями и не может укрепиться. В первую очередь потому, что они не могут использовать военные перевороты в духе XX века для решения региональных проблем. Даже если при этом побеждают на выборах, отрешают от должности президентов в соответствии с конституционными нормами или используют судебные органы для преследования знаковых фигур, которые терпят поражения, но не сломлены (Кристина Киршнер, Рафаэль Корреа, Лула да Силва).
С другой стороны, латиноамериканские правые могут выиграть выборы, если будут успешно эксплуатировать протестные настроения, но они не могут предложить ничего нового или привлечь на свою сторону большинство населения, о чем свидетельствуют ситуация в Аргентине и трудности её президента по проведению в жизнь политики структурного регулирования. Их экономические проекты представляют собой классический пример неолиберальной политики, похожей на ту, что была разработана «Вашингтонским консенсусом» в 90-е годы прошлого века, или на то, что «гуру» неолиберализма Милтон Фридман (Milton Friedman) советовал в письме Пиночету, отправленном в 1975 году. В нем он набросал целый ряд рекомендаций, весьма похожих на экономические меры, которые сейчас правительства неолиберального толка выдают за «современные».
Прогрессивные силы не потерпели поражение на региональном уровне, хотя в настоящее время и не в состоянии определять политическую повестку дня. Право-консервативные силы, как представляется, более склонны разрушить то, что получили в наследство, чем выдвинуть созидательную повестку дня. Спор между этими двумя политическими течениями может растянуться во времени. Весь вопрос в том, как он разрешится.
Примечание: итоги первого тура президентских выборов в Бразилии позволяют предположить победу 28 октября фашиствующего кандидата Жаира Болсонару, что повлечет за собой значительные изменения на континенте. Если 1 января 2019 года Болсонару вступит в должность, то соотношение сил на континенте приобретёт совершенно иные черты, которые трудно проанализировать, когда сдавалась в печать эта статья.