Старый большевик Михаил Калинин стал частью шкафа. Как бы то ни было, появление на мебели не было чем-то необычным для некоторых советских руководителей, и бывший председатель президиума Верховного совета, чья фотография сегодня смотрит на вас с великолепного образчика мебели 1930-х годов в стиле ар-деко, не стал исключением из правила. Одного только Ленина десятилетиями изображали на фарфоровых вазах и висящих на стенах коврах. В те времена это было привычным делом.
Советский дизайн сегодня вновь вызывает к себе интерес. Речь вовсе не идет о моде на пропагандистские афиши, которые сейчас перепечатали в большом формате и продают на всех прилавках на туристическом рынке в Измайлове. Нет, мы имеем в виду столы, стулья, лампы, бюро и буфеты: недавно они вызывали только презрение, однако сегодня пользуются все большим спросом среди коллекционеров. Это предметы ушедшего быта, большая часть которых вернулась со свалки. У московской галереи «Эритаж» имеется несколько интереснейших образчиков, в том числе шкаф «Калинин», который изготовили в 1937-1939 годах для общежития из расположенного к юго-западу от столицы Смоленска.
Серпы и красная звезда
Чтобы полюбоваться на них, нет нужды искать витрины. Достаточно договориться о встрече и подняться на пятый этаж столетнего здания, откуда (как и во многих других местах метрополии) девятерых несчастных вывели под руки и расстреляли в годы сталинского террора. Галерея была открыта в 2008 году богатой наследницей олигарха Кристиной Краснянской, выпускницей МГИМО и страстной поклонницей искусства. Сбор коллекции начался с вещей белых эмигрантов, а затем переключился на исполненный символизма советский период.
Взять хотя бы буфет, где с одной стороны изображена колхозница, а с другой — ее мужское альтер эго с большим ружьем, как это часто бывало на фронтонах ведомственных зданий. Тут стоит созданная после смерти Ленина лампа, на бронзовое основании которой опирается макет мавзолея, где по сей день покоится прах отца Октябрьской революции. Серп и молот, сельское хозяйство и промышленность, красуются здесь на ножках стола, а там — на спинке стула. Советская пятиконечная звезда, чьи лучи символизировали в том числе соединение мирового пролетариата, встречается буквально повсюду, вплоть до подлокотников массивного дивана, который стоял в каком-то военном ведомстве.
«Это были пропагандистские вещи. Частные заказы были редкостью, все принадлежало государству. Как бы то ни было, скованные идеологией художники получали заказы на уникальные работы», — напоминает замдиректора галереи Анастасия Докучаева. Иногда это был единственный в своем роде предмет, который предназначался для высокопоставленных лиц в регионах, однако давление идеологии и усиление репрессий в конечном итоге свели все к однообразному серийному производству. Интерьер стал абсолютно одинаковым, в том числе и у номенклатуры.
Жемчужина конструктивизма
Дом на набережной был одним из первых жилых комплексов, где поселились советские чиновники, которые после революции переехали в Москву из бывшей имперской столицы. Он был построен напротив Кремля на берегу Москвы-реки с 1929 по 1931 год и вмещал в себя 505 меблированных квартир, 25 подъездов в зданиях от 9 до 11 этажей. Он мог похвастаться горячей водой (роскошь по тем временам) и дубовым паркетом. Площадь жилья и качество мебели зависели от ранга. Как бы то ни было, от всех жильцов требовалось подписать акт о состоянии имущества, в котором описывалось все до мельчайших деталей, вплоть до сидений унитазов.
Но немногие этим воспользовались: 700 жителей были арестованы и отправлены в лагеря или даже (в половине случаев) расстреляны на месте. Прозванный «братской могилой» жилой комплекс в стиле конструктивизма существует по сей день. Полностью отремонтированные квартиры были приватизированы в 1990-х годах, и новые владельцы стремились поскорее избавиться от всего, что находилось внутри.
Чтобы найти следы былой роскоши, теперь нужно отправиться в Музей декоративно-прикладного искусства. В глубине заставленного мебелью коридора, который служит ему секретариатом, заведующий отделом дерева Константин Нарвойт указывает на дубовый письменный стол из Дома на набережной. Его современный вид притягивает взгляд. «Многое было уничтожено в 1990-х годах, потому что купившие квартиры нувориши не понимали ценности этих предметов, — вздыхает Нарвойт. — До недавнего времени они даже не рассматривались как музейные экспонаты. Мы собирали их за „спасибо", иногда даже со свалки».
Забытые сокровища
Интерес к советским вещам возник слишком недавно, чтобы повлиять на работу Александры Санковой, которая основала в 2012 году Музей дизайна (изначально у него не было здания, и он размещался в автобусе). Эта энергичная женщина чаще всего ведет розыски на дачах: ей нужно «старье», которое зачастую валяется где-нибудь в дальнем углу. Владельцы готовы расстаться с ними за символические деньги или даже сами благодарят ее за то, что она освобождает им место. «Когда я начинала, папа был в ужасе: „Все это выбросили, а ты его тащишь обратно"», — вспоминает она со смехом.
Иногда ей удается найти настоящие сокровища, например белый кофейный сервиз с прорезями в чашках и подписью Малевича, знаменитого художника и автора «Черного квадрата», который скончался в 1935 году в Ленинграде. «Владельцы отдали мне его со словами: „Мы уже 50 лет не знаем, что с ним делать". Что касается намного более позднего периода, семья Калашниковых недавно подарила музею табурет, который собрал отец знаменитого автомата, и грабли с гильзами вместо зубьев».
Единообразное производство
Александра Санкова, специалист по истории дизайна и выпускница Московской художественно-промышленной академии имени Строганова (старое название ей удалось вернуть только после распада СССР), отслеживает игрушки, посуду, мебель, радио, бытовую технику, афиши… Все, что несет на себе след советских лет. Часть была представлена в книге «Сделано в СССР, 1950-1989 годы», в составлении которой она принимала участие. В эти годы дизайн адаптировался под «хрущевки», которые массово строились в 1960-х годах по всему СССР и позволили, наконец, многим семья получить собственное жилье, вырвавшись из общежития.
На смену дереву пришли пластик и фанера. О портрете Сталина на чернильнице уже не шло и речи. Во главе угла стояло единообразие. Как и в 1920-1930-х годах, дизайнеры не подписывали работы. Более того, само слово «дизайн» оставалось запретным до самой перестройки. Все зависело от Института мебели, который рассылал инструкции по заводам во всех уголках красной империи. К сожалению, в 1990-х годах он был разрушен, и вместе с ним в небытие ушли все его архивы.
«Советские дизайнеры работали на государственное ведомство с системой цензуры: многие работы не принимались, потому что они были недостаточно советскими, идеологически устойчивыми и нравственными», — рассказывает основатель рижского Музея моды Александр Васильев, историк и коллекционер, которого упоминают в «Сделано в СССР».
Общая реабилитация советской эпохи?
«Многие талантливые творцы, которые не хотели стоять на службе власти, повернулись в сторону прикладного искусства, на которое оказывалось меньше давления», — говорит Константин Нарвойт. Академия Строганова стала прибежищем для многих из них. Созданный при Ленине ВХУТЕМАС был призван направить художников в сторону более индустриальной концепции предметов потребления. Там зародились сразу три влиятельных течения (супрематизм, конструктивизм и рационализм), которые в свою очередь исчезли в 1930-х годах.
Но с чем же связан такой подъем интереса к этой стесненной и зачастую трагической эпохе? Активная реабилитация СССР (Владимир Путин представляет его героической державой) и появление все новых выставок на эту тематику (последняя из них в Москве посвящена пионерам) не могут объяснить всего.
«У моего поколения нет таких тяжелых воспоминаний, как у наших родителей», — считает Александра Санкова, подчеркивая, что ее музей посвящен не «советскому времени», а «советскому дизайну». «Одни испытывают ностальгию, а другие все еще в ужасе от тех времен», — отмечает Константин Нарвойт. О неоднозначности ситуации говорит и то, что круг любителей все еще остается достаточно конфиденциальным и не планирует расширяться.
Исключительная коллекция
Теперь мы отправляемся в богатое здание в центре Москвы, в кабинет Александра Добровинского. Этот адвокат работает с миллиардерами (в частности он представлял скончавшегося в Лондоне в 2013 году олигарха Бориса Березовского) и обладает колоссальным состоянием. Сегодня он стал одним из крупнейших коллекционеров предметов советского дизайна и относится к числу тех немногих, кто говорит об этом без стеснения. «Перед вам настоящий психбольной», — иронизирует он на безупречном французском. Окружение наводит примерно на такую же мысль.
Едва переступив порог, посетитель оказывается посреди нагромождения самых разных вещей: портсигары с советской символикой, ветхие радиоприемники 1950-х годов, кресла со звездами, письменный прибор, который в 1949 году подарили Сталину на 70-летие рабочие химического завода… Стены увешаны афишами (в том числе оригиналами от картин про Джеймса Бонда) и фотографиями. В углу стоит старая печатная машинка «Ундервуд» с кириллическими знаками. И это только затравка: у Александра Добровинского намного больше этого добра. «22 коллекции, 40 тысяч предметов», — говорит он, не моргнув глазом. Все они распределены между его домом и дачей.
Он барабанит пальцами по телефону (тот без конца звонит, заводя музыку из фильма «Мужчина и женщина» Лелуша), чтобы показать свою главную гордость: алюминиевую барную стойку, которую создал в 1920-х годах Александр Родченко (1891-1956). Этот студент Академии Строганова считается одним из отцов русского конструктивизма и одним из величайших дизайнеров. Во времена СССР он поставил свое искусство на службу стране и «новому человеку».
«Я также выкупил дачу, архивы и мебель Эйзенштейна», — без перехода заявляет Добровинский. Бам! Коллекционер выкладывает на стол огромную книгу, в которой хранятся другие сокровища, «красные иконы», как он называет советский эквивалент традиционной русской живописи по дереву. Вместо сказочных персонажей и православных святых здесь виднеются силуэты людей, несущих красные флаги. «Все авторы закончили в ГУЛАГе», — отмечает Добровинский отстраненным тоном.
Взлет цен
Этого адвоката-иудея, который получил образование в США и обосновался в России в 1992 году, едва ли можно заподозрить в нежности к советскому прошлому. По его словам, ему доставляет «большое удовольствие» садиться за стол и попирать ногами лицо Ленина на ковре 1924 года. «У меня нет никакой ностальгии, — говорит он. — Эта эпоха стала частью истории ушедших „цивилизаций", однако о советском дизайне нельзя говорить в том же ключе. О нем нужно говорить как о русском искусстве советского периода».
Кстати говоря, цены резко пошли вверх. Немалую роль в этом сыграло проведение выставок за границей: некоторые экспонаты «Эритажа» выставляли в Майами, Шанхае и Монако. Так, например, купленная за 20 евро советская лампа в стиле ар-деко, сегодня стоит уже 100 тысяч. «Мне предлагали 30 миллионов евро за красные миниатюры, которые обошлись мне в 30 раз дешевле», — отмечает Александр Добровинский.
В России сбросившие идеологический балласт советские вещи стали частью, в целом, достаточно элитистской моды, которая входит в более широкое течение принятия прошлого. Оно неотделимо от движения архитекторов и интеллектуалов против сноса в Москве зданий в стиле конструктивизма (мэрии, разумеется, хотелось бы иначе воспользоваться этими прибыльными участками земли). Эти дома некогда считались столпами официального искусства послереволюционной России, однако затем отошли на второй план и были заброшены. Сегодня же они предстают в новом свете, становятся наследием, которое необходимо защитить.
Теперь коллекционеры пытаются найти вещи из мельниковских клубов: в конце 1920-х годов власти поручили архитектору Константину Мельникову построить для рабочих клубы, которые бы сочетали в себе социальные, образовательные и пропагандистские функции. В Москве около десяти таких зданий, в том чисел клуб «Каучук», который был предназначен для рабочих химических заводов, считаются шедеврами архитектуры. Тем не менее внутри все бесследно исчезло.