Получив редакционное задание «Дезерет Ньюс» взять эксклюзивное интервью у американского посла в России Джона Хантсмана, репортер Джесси Хайд (Jesse Hyde) и фотожурналист Рейвелл Колл (Ravell Call) отправились в Москву. В ходе нескольких бесед Хантсман рассказал, что случилось сразу после саммита в Хельсинки, о напряженности в отношениях между Россией и США, и о том, как проблемы со здоровьем заставили его задуматься о своей жизни и карьере.
Москва — Рано утром 17 июля посол США в России Джон Хантсман-младший сел в самолет, летевший в Брюссель. Незадолго до этого он покинул саммит в Хельсинки, который стал первой официальной встречей между президентами Дональдом Трампом и Владимиром Путиным. Хантсмана отправили на встречу с представителями 28 стран в НАТО, поставив перед ним задачу успокоить их.
Накануне саммита Хантсман, работавший губернатором штата Юта, а также послом в Сингапуре и Китае, попытался умерить ожидания от этой встречи. Выступая на канале «Эн-Би-Си» в программе «Встреча с прессой», он заявил, что в действительности это никакой не саммит, потому что у встречи нет повестки, и там не будет государственного обеда. Он также заявил, что не до конца уверен, какие вопросы будут обсуждать Трамп и Путин. Однако посол выразил уверенность, что на встрече будет поднят вопрос о вмешательстве Москвы в выборы, которое было документально подтверждено.
Хантсман думал, что день прошел хорошо, хотя ему не было известно, о чем беседовали Трамп и Путин во время двухчасовой встречи с глазу на глаз в присутствии переводчиков. Посол сказал, что он вместе с группой высокопоставленных членов администрации, включая госсекретаря, руководителя аппарата Белого дома и советника по национальной безопасности, подготовил президента к последующей пресс-конференции, на которой два мировых лидера должны были впервые отвечать на вопросы вместе.
Путин выступал первым примерно 10 минут, после чего слово взял Трамп. Он не сказал ничего такого, что могло бы вызвать фурор в США. Затем стали задавать вопросы вопросы. Один репортер спросил Путина, хотел ли он, чтобы Трамп победил на выборах в 2016 году, и давал ли он распоряжения своим чиновникам об оказании ему содействия.
«Да, хотел, — сказал Путин. — Потому что он говорил о нормализации российско-американских отношений».
Несколько минут спустя Джонатан Лемайр (Jonathan Lemire) из «Ассошиэйтед Пресс» спросил Трампа, верит ли он Путину, который утверждает, что Россия не вмешивалась в выборы 2016 года, или он верит собственной разведке. В своем невразумительном ответе Трамп заявил, что доверяет Путину, усомнился в порядочности ФБР и поразмышлял о том, куда могли деться пропавшие электронные сообщения Хиллари Клинтон.
Фотограф «Нью-Йорк Таймс» запечатлел реакцию главных помощников Трампа, которые сидели в первом ряду. Госсекретарь Майк Помпео закрыл глаза и начал чесать в затылке, склонив голову набок. Хантсман тоже закрыл глаза. Подбородок у него прижат к груди, плечи понуро опущены. Непонятно, моргает он, гримасничает или вздыхает в отчаянии. Дочь Хантсмана Лидди написала позже в Твиттере, что выражение лица у ее отца было такое, как несколько лет назад, когда она вернулась домой, сбежав из школы. Потом этот твит был удален.
Реакция на эту пресс-конференцию последовала незамедлительно и оказалась исключительно негативной. Политический идол и близкий друг Хантсмана сенатор Джон Маккейн заявил, что до Трампа ни один президент «не унижался столь постыдно перед тираном». Бывший политический соперник Хантсмана Митт Ромни назвал комментарии президента «позорными и вредными для наших демократических принципов». А бывший директор ЦРУ Джон Бреннан назвал действия Трампа просто-напросто предательством. Даже дочь Хантсмана Эбби, которая в то время работала ведущей на «Фокс Ньюс», высказалась в Твиттере: «Никакие переговоры не стоят того, чтобы бросать свой собственный народ и страну под поезд».
Поскольку Хантсман информировал представителей о саммите в закрытом и защищенном помещении, телефонные звонки до него не доходили, и он не знал, какой скандал и шумиха возникли в США. Некоторые представители были встревожены последствиями встречи Трамп-Путин, и хотели получить заверения в том, что блок НАТО по-прежнему прочен.
После брифинга Хантсмана отвезли в бронированном автомобиле в дом американского постоянного представителя при НАТО Кэй Бэйли Хатчисон (Kay Bailey Hutchison), носящий название Трумэн-Холл. Он находится во Фландрии в сельской местности на территории в 11 гектаров, и к нему ведет извилистая, мощеная булыжником дорога, по краям которой растут деревья. Там есть сады, луга и невысокие холмы. Это было идеальное место для отдыха после долгого и напряженного дня в Хельсинки.
В тот вечер Хантсман ужинал с Хатчисон и верховным главнокомандующим объединенными вооруженными силами НАТО в Европе генералом Кертисом Скапаротти (Curtis Scaparroti). Когда они сели за стол, послу начали звонить. Это были звонки по защищенной линии.
Позвонил советник по национальной безопасности. Потом вице-президент США.
Они задали один и тот же вопрос. Не собирается ли Джон Хантсман-младший подать в отставку?
Встреча в Москве
В начале августа, спустя несколько недель после саммита в Хельсинки Хантсман согласился встретиться со мной в Москве. Я почти год надоедала ему по электронной почте просьбами о подробном интервью. «Моя жизнь не такая уж и гламурная, я решаю вопросы, полные сурового реализма, занимаюсь самыми сложными проблемами, такими как Сирия, КНДР, Украина, контроль вооружений и так далее, — написал он, отвечая на один из моих запросов. — Это обыденная и вполне конкретная дипломатия в нашем реальном мире».
Я всего один раз коротко поговорила с ним по телефону, а лично мы не встречались никогда. Свои впечатления о Хантсмане я формировала всецело на основе личных наблюдений и информации о его репутации. Я слышала, что он всю жизнь пытался выйти из тени своего отца-миллиардера, покойного Джона Хантсмана-старшего. Наверное, именно этим объясняется тот факт, что этот человек ушел из школы в старших классах, чтобы создать рок-группу. Этим также можно объяснить, почему он решил делать карьеру на государственной службе вместо того, чтобы посвятить всего себя семейному бизнесу в области нефтехимии, как это сделали его братья. Он хотел быть самим собой.
Мне это стало совершенно очевидно, когда я начала читать его биографические справки и анкеты. Он беседовал с репортерами у прилавков, где продавали мексиканские закуски тако, нарочито носил джинсовые куртки вместо костюмов, говорил, что ведет свою родословную от Филлмора (Миллард Филлмор, тринадцатый президент США, сын небогатого фермера — прим. перев.) и часто подчеркивал свою любовь к мотоциклам.
Критики Хантсмана из числа правых называли его «республиканцем в тренде», который поддержал права геев и смягчил в штате Юта законы о продаже спиртного, чтобы повысить свою популярность среди американского электората.
Но у меня возникало немало вопросов по поводу его характеристик. В равной степени вероятным мне показалось то, что поскольку Хантсман внешне привлекателен, богат и является выходцем из знатной семьи штата Юта, его всю жизнь недооценивали и сбрасывали со счетов. «Многие люди ошибаются в своих оценках Джона, потому что он такой лощеный, и недооценивают его, хотя у этого человека очень высокий коэффициент умственного развития, — сказал мне один политтехнолог из Юты. — Откровенно говоря, некоторые его поступки и действия в должности губернатора, например, его позиция по правам геев, были не очень разумны с политической точки зрения. Он поступал так в соответствии со своими убеждениями, даже если это причиняло ему политический вред».
В 2012 году Хантсман отказался от президентских амбиций, когда занял третье место на первичных выборах Республиканской партии в Гэмпшире, и возглавил вашингтонский аналитический центр Атлантический совет. Потом он принял участие в создании комитета политического действия под названием «Никаких ярлыков». Эта центристская организация поставила перед собой непростую задачу по преодолению межпартийных разногласий, которые создают тупиковую ситуацию. Хантсман подумывал о борьбе за место в сенате, но потом отказался от этой идеи. Как политик этот человек казался человеком без родины.
Хантсман говорит, что на его мировоззрение повлиял четырехтомник Уинстона Черчилля, «Демократия в Америке» Алексиса де Токвиля и две книги основателя Сингапура Ли Куан Ю. Будучи губернатором, он не знал, где в Юте находится Спрингвилл, однако беседовал с руководителем своего аппарата, а ныне сенатором Майком Ли (Mike Lee) о каких-то малопонятных столкновениях на Кавказе. В разговоре он правильно произносит такие слова как Чили и Гамбург. Хантсман кажется прирожденным дипломатом.
С другой стороны, Трамп демонстрирует пренебрежение к традиционным нормам дипломатии. Президент не заботится об укомплектовании американских посольств кадрами либо преднамеренно пытается демонтировать «административное государство» или «государство в государстве», как он иногда выражается. В первом проекте бюджета, который администрация Трампа представила в конгресс, предлагалось на 27 процентов сократить финансирование Госдепартамента, наполовину урезать ассигнования США на миротворческие миссии ООН и даже изменить формулировки основных задач Госдепартамента, убрав оттуда такие слова как «справедливость» и «демократия», которые США отстаивают и защищают по всему миру. Об этом говорится в книге Ронана Фэрроу (Ronan Farrow) War on Peace (Война с миром).
Когда Хантсмана назначили послом в Россию, более 30 должностей послов были вакантны, в том числе, в Саудовской Аравии и Пакистане. Более того, пустовали места 20 или 22 помощников госсекретаря. А ведь эти люди являются первой линией контакта послов с Белым домом. В их отсутствие послам приходится обращаться за указаниями к госсекретарю либо действовать самостоятельно без каких-либо инструкций. Когда в этом году ушла со своей должности посол США в Мексике, она написала, что ей редко удавалось связаться с тогдашним госсекретарем Рексом Тиллерсоном для получения указаний по переговорам о Североамериканской зоне свободной торговли НАФТА и ответов на вопросы мексиканского президента о планах США. Она написала, что пыталась связываться с высокопоставленными коллегами из Офиса торгового представителя США и из Министерства торговли, однако они тоже были в полном неведении. Покинувший свой пост в декабре прошлого года посол в Панаме заявил, что внешняя политика Трампа «извратила и предала» традиционные ценности США за рубежом.
После утверждения Хантсмана в должности он с Трампом находится как бы на разных полюсах во всем, что касается России. Хантсман полностью уверен в том, что русские вмешивались в выборы 2016 года, и активно поддерживает введенные за это санкции. Он также поддержал расследование Мюллера.
Все это создает небольшую путаницу в вопросе о том, кому предан Хантсман и почему он поехал в Россию, чтобы служить президенту, которого он как-то раз назвал несоответствующим должности. После выступления Трампа в Хельсинки Хантсмана начали призывать подать в отставку. В частности, такую идею высказал республиканский политтехнолог Джон Уивер (John Weaver), возглавлявший штаб Хантсмана во время президентской кампании 2012 года. «Если у тебя есть хоть какая-то гордость, подавай в отставку», — написал он в Твиттере.
Потом в Москву приехал сенатор-республиканец Рэнд Пол (Rand Paul), заявивший, что он привез письмо Трампа Путину с предложением возобновить переговоры о контроле вооружений. Позднее Белый дом опроверг это заявление, но вначале казалось, что Трамп использует Пола в качестве посыльного, из-за чего Хантсман оказался не нужен.
«Если он начнет вдруг выражать Путину или кому-нибудь из его министров протест в связи с нарушением прав человека в России, со зверствами в Сирии или еще с какими-то недопустимыми действиями, русские смогут с достаточным основанием отмахнуться от его претензий, назвав их пустой болтовней, — написал обозреватель Фред Каплан (Fred Kaplan) из интернет-издания „Слейт" (Slate). — Трамп показал им, что когда дело доходит до реальных сигналов и посланий из Белого дома, он не обращается к Хантсману как к своему человеку, а следовательно, тот в Москве бесполезен».
За несколько недель до моего приезда в Москву в «Нью-Йорк Таймс» появилась анонимная статья. Ее написал высокопоставленный чиновник из администрации, заявивший о существовании в Белом доме скрытого сопротивления президенту, которое действует кулуарно и пытается сдержать худшие позывы Трампа. Статью опубликовали спустя несколько дней после того, как вышла книга журналиста «Вашингтон Пост» Боба Вудворда (Bob Woodward) Fear: Trump in the White House (Страх. Трамп в Белом доме). Она как будто подтверждала нарисованную Вудвордом картину хаоса и неработоспособности в Белом доме, где сотрудники аппарата порой убирают документы с письменного стола президента в попытке защитить страну.
В статье было уделено немало внимания России. Автор отметил, что президент отдает предпочтение деспотам и диктаторам типа Путина и Ким Чен Ына, и отталкивает от себя союзников, а также выразил недовольство в связи с нежеланием Трампа вводить санкции против России.
Обозреватель «Слейт» Уильям Салетан (William Saletan) назвал эту статью «яркой, эрудированной и правильной», а также достойной человека, который, как он думал, ее написал. Он отметил ряд слов, которые Хантсман регулярно использовал в своих речах и интервью (например, «злонамеренная деятельность»), и тему «Государство прежде всего», которую Хантсман использовал в качестве предвыборного лозунга, когда баллотировался в президенты.
Близкий друг покойного отца Хантсмана Гленн Бек (Glenn Beck) тоже предположил, что статью написал именно он. Такое же мнение высказал адвокат бывшего заместителя директора ФБР Марка Фелта (Mark Felt) (прославившегося во время Уотергейтского скандала под псевдонимом «Глубокая глотка») Джон О'Коннор (John D. O'Connor).
Пресс-секретарь американского посольства в России Андреа Калан (Andrea Kalan) написала в Твиттере опровержение от имени Хантсмана: «Вам следует знать, что работая американским послом в Москве, ты являешься удобной мишенью со всех сторон. Все, что я пишу и отсылаю, уходит за моей подписью. Я с самого начала усвоил важный политический урок: никогда не писать анонимные статьи».
Тем не менее, предположения и слухи о Хантсмане как об авторе статьи не утихали. И продолжали звучать вопросы о том, уйдет он в отставку или нет.
Спасо-Хаус
Официальная резиденция американского посла в России Спасо-Хаус находится в паре километров от Кремля в районе, который в Российской империи занимали царские псари и сокольники. Сегодня здесь живут далеко не бедные люди, которые ездят на «БМВ» и выгуливают маленьких собачек в соседнем парке в нескольких кварталах от торгового центра класса люкс, где продают британские выходные сорочки.
Спасо-Хаус выкрашен в пастельно-желтый цвет и похож на пасхальное яйцо со своими римскими колоннами и большим газоном. Дом окружен высокой стеной, в которой есть железные ворота. Все входящие туда люди должны сначала показать свои документы двум охранникам, дежурящим в небольшом помещении на входе.
Внутри дома находится мраморная лестница, покрытая красной ковровой дорожкой. Первый этаж похож на музей, поскольку там есть величественный зал длиной около 30 метров с высоким сводчатым потолком и люстрой, изготовленной поставщиками царского двора. Там стоят бюсты Линкольна и Франклина, есть черно-белые фотографии Киссинджера и Джона Кеннеди, снимки Рейгана с Горбачевым. Я бывала там на вечерних приемах, и когда общалась с европейскими и южноамериканскими дипломатами, у меня возникало впечатление, что я перенеслась в фильм о Джеймсе Бонде, где официанты, подающие фаршированные яйца на серебряных тарелках, вполне могут оказаться шпионами из КГБ.
Хантсман сказал мне, что по его мнению, Спасо-Хаус прослушивают. Наверху, в жилом помещении, куда он не пускает никого, кроме членов своей семьи, раньше на стене висел герб США. Его подарили российские школьники. Когда у американцев появилась аппаратура для обнаружения подслушивающих устройств, они нашли там «жучок». Его вмонтировали в глаз орла, провисевшего в частном помещении американского посла как минимум 10 лет.
Хантсман рассказал мне, что когда ему надо поговорить с женой на конфиденциальные темы, или когда он начинает с ней спорить, они идут 10 минут до посольства и поднимаются в лифте на этаж, защищенный от подслушивающих устройств. Эта вездесущая слежка похожа на смирительную рубашку, которую не снимают никогда. «За тобой следят, тебя подслушивают так же агрессивно, как в любой другой стране. Кому-то кажется, что это очень агрессивная слежка, — сказал Хантсман. — Люди, сидящие за соседним столом, они дают понять, что находятся там специально для этого».
«Осложнить человеку жизнь можно самыми разными способами. Это было раньше, это продолжается и сейчас, — объяснил посол. — Могут убить домашнего питомца, проколоть шины, оставить у тебя дома какие-нибудь вещи как напоминание о том, что ты под колпаком. Это создает дополнительную психологическую нагрузку, и ты начинаешь чувствовать себя уязвимым».
Хантсман признался, что некоторые его друзья и знакомые недоумевали, узнав о его решении согласиться на должность посла в России. Трамп в Юте вызывает неоднозначную реакцию и является анафемой для умеренного крыла Республиканской партии, к которому Хантсман близок по своим идеологическим взглядам.
Но приезд в Москву не был политическим шагом. Все было как по шаблону. Хантсман рассказал мне, что друзья недоумевали и тогда, когда он решил стать торговым представителем США при Джордже Буше. «Они говорили, что Ирак это катастрофа, что Буш запятнал себя и все такое». Когда он при Обаме согласился поехать послом в Китай, политическая пресса увидела в этом гениальный ход демократов по выведению из игры республиканского кандидата, которого помощники Обамы считали самой большой угрозой для себя в 2012 году.
«Когда я поехал в Китай, мне неоднократно говорили: „Ты что, собираешься работать на демократа? Тебе конец. В политику можешь больше не соваться"». Хантсман засмеялся: «Может, они были правы».
«То же самое было, когда я согласился работать при президенте Трампе. Мне говорили: „Ты что делаешь? Опять собираешься работать при новой администрации, которая даже не сформировала в полной мере свое мировоззрение?"»
Он вырастил двоих сыновей, которые окончили военно-морскую академию и сегодня служат в ВМС. Один водолаз, а второй летает на истребителях. Жена Хантсмана Мэри Кэй (Mary Kaye) сказала, что прошлой ночью не могла заснуть, беспокоясь о своем сыне-летчике.
«Вы можете себе представить, каково это — сажать F-18 на палубу авианосца ночью в сплошной темноте посреди бушующего Атлантического океана?» — спросил Хантсман. Жена испуганно посмотрела на него. «Я ночами не сплю, волнуюсь», — сказала она.
«Наши сыновья не в том положении, чтобы говорить: „Так, из какой партии наш президент? Я сначала подумаю, согласен я с ним или не согласен, а уже потом буду принимать решение, служить или нет". Мы поступаем иначе, — сказал Хантсман. — Мы отдаем честь тому, кто законно избран, и стараемся наилучшим образом служить своей стране. Все очень просто».
Чем больше Хантсман говорил, тем легче было представить его в качестве президента. Для начала, он выглядел как президент, особенно когда надевал солнцезащитные очки-авиаторы, чтобы прогуляться по району со своей собакой Сэмми.
Когда мы покинули территорию Спасо-Хауса, я спросила Мэри Кэй, не расстраивается ли она из-за того, что ее уравновешенный, добрый, порядочный и элегантный супруг не президент. Она косо посмотрела на меня, а потом лукаво улыбнулась и сказала: «В наши дни его ни за что бы не избрали».
«Почему?» — спросила я.
«Он недостаточно сумасшедший».
Российское вмешательство
На следующий день Хантсман пригласил меня прогуляться вместе с ним до работы, чтобы я смогла понять, каковы масштабы деятельности посольства, и как оно работает. В отличие от Спасо-Хауса, который был построен в 17 веке, здание посольства новое, там много металла, и оно чем-то напоминает крепость. Когда мы проходили по лабиринту его зданий, Хантсман сказал, что иногда он чувствует себя как мэр небольшого города. На территории посольства есть парикмахерская, почта, плавательный бассейн олимпийского размера и даже паб. Старшие сотрудники посольства живут на его территории, и когда мы подошли к расположенному между домами внутреннему двору, посол показал на велосипеды, брошенные утром детишками, которые уехали в школьном автобусе на учебу.
После выборов Россия и США вступили в противоборство, зеркально отвечая на недружественные действия друг друга в духе холодной войны, что не могло не отразиться на работниках посольства. Все началось на шестом месяце президентства Трампа, когда конгресс ввел масштабные санкции против России за вмешательство в американские выборы.
Россия в ответ выдворила 755 американских дипломатов. После этого США закрыли российское консульство в Сан-Франциско и Сиэтле. Хантсман рассказал мне, что закрытие консульства в Сан-Франциско имело особое значение, поскольку оно находилось неподалеку от Кремниевой долины и, как предполагают американцы, являлось эпицентром российского кибершпионажа против США.
Недавно Россия выслала еще 60 высокопоставленных дипломатов, нацелившись прежде всего на руководителей отделов, которые долгое время изучали советскую и российскую историю, и накопили обширные знания и опыт в своей области.
«Они специально выбирали семейные пары и разлучали их. У нас есть такие пары, работающие в тандеме, а они говорили: „Эта останется, а этот уедет", — сказал Хантсман. — Они прекрасно понимали, что это сильный удар по их профессиональной жизни».
Закрытие консульства в Санкт-Петербурге стало зловещим знаком. «Я даже не помню, когда в последний раз закрывалось консульство Соединенных Штатов, за исключением военного времени, — сказал Хантсман. — Так не поступают. Нельзя снимать американский флаг с дипломатического представительства, это недопустимо».
Госдепартамент в своей деятельности руководствуется идеей о том, что для поддержания порядка в мире дипломатия важна так же, как и военная сила. Поэтому он старается быть на равных с Пентагоном. По этой причине в Госдепартаменте есть специальная таблица, показывающая, какое звание было бы, скажем, у руководителя коммерческой службы, если бы внешнеполитическое ведомство являлось военным учреждением. В этой таблице ранг посла соответствует званию четырехзвездного генерала.
Когда я спросила Хантсмана, кому он служит, президенту или стране, он ответил, что не проводит между ними различий. «Президент это продолжение страны, и он представляет волю народа», — заявил дипломат.
Хантсман сказал, что голосовал за Трампа, и что я ошибаюсь, полагая, будто у них противоположные взгляды на Россию. Он реализует политику и планы всей администрации, а его комментарии о вмешательстве России в выборы и о привлечении ее к ответственности «получили межведомственное одобрение». По словам Хантсмана, президент говорил «правильные вещи» о вмешательстве в выборы.
«Похоже, что когда он говорит это, никто не обращает внимания», — заявил он.
Я спросила, призывал ли президент Россию к ответу за вмешательство в выборы на встречах за закрытыми дверями в Хельсинки, которая состоялась спустя буквально пару дней после того, как Министерство юстиции выдвинуло обвинения против 12 российских руководителей из разведывательных служб за хакерский взлом серверов Национального комитета Демократической партии во время кампании 2016 года.
«Да, это было на каждой встрече. На каждой. Я участвовал во всех. Вопрос о вмешательстве в выборы поднимался каждый раз».
«Его поднимал президент?»
«Госсекретарь, советник по национальной безопасности. Но да, президент тоже говорил обо всех этих вопросах на закрытой встрече с президентом Путиным, где они были одни. Я полагаю, что этот вопрос поднимался, потому что они весьма последовательно говорили об этом. И безусловно, эти вопросы обсуждались за обедом».
«Очень часто дипломатией занимаются за закрытыми дверями, — продолжил Хантсман. — Звучат резкие заявления. Никто не сомневается в важности этого вопроса. Я не могу себе представить ни одного человека в высшем российском руководстве, кто бы мог подумать: вот здорово, мы сможем снова этим заняться!»"
Я спросила, насколько важным он считает российское вмешательство в выборы в 2016 году, отметив, что Маккейн назвал его актом агрессии.
«Это очень серьезное нарушение нашего политического суверенитета. Я говорю о политическом суверенитете, потому что это сердце и душа наших ценностей, основа системы наших убеждений как нации. И здесь неважно, республиканец ты или демократ, — ответил Хантсман. — Речь идет о вере, о доверии к нашей демократии, к нашей системе. А когда кто-то начинает подрывать это доверие, создавать разногласия и вести пропаганду, это вносит раскол в общество, люди занимают радикальные позиции по таким вопросам как право на ношение оружия и межрасовые отношения. Все это может оказать тлетворное воздействие на благополучие нашего гражданского общества».
Киберактивность, сказал он, это новая форма войны. Мы живем не в ту эпоху, когда на границе сосредотачиваются войска, а самолеты сбрасывают бомбы на стратегические объекты. По крайней мере, это касается агрессии между сверхдержавами.
«Мы до сих пор не знаем, как защититься от кибератак, — продолжил посол. — Можно сконцентрировать усилия, получить более современные технологии, осуществить более действенные профилактические меры. Но у того, кто хочет атаковать вас, всегда есть преимущество, каким он не обладает в других формах войны».
Я спросила, что произойдет, если Россия попытается вмешаться в предстоящие выборы.
«Мы не хотим предвосхищать то, что может случиться, — ответил Хантсман. — Но последствия могут быть очень драматичные».
О Трампе и о власти
Чем больше времени я проводила с Хантсманом, тем больше сомневалась в том, что правильно его понимаю. Мне казалось, что он искренне симпатизирует и восхищается Трампом, который, по его словам, напоминает ему умершего недавно отца. Хантсман заявил, что поскольку Трамп приобрел немалый опыт работы в агрессивном и беспорядочном мире нью-йоркской недвижимости, он рефлекторно понимает динамику власти. Это дает ему уникальное преимущество над прежними президентами во время переговоров с такими людьми как Путин.
Он также сказал мне, что Трамп предан своей семье, умеет слушать других людей и имеет утонченное представление о сегодняшнем мире.
Я попросила его разъяснить мне, почему сказанное им никак не стыкуется с тем, что рассказывают о Трампе СМИ, что он говорит на телевидении и пишет в Твиттере. Хантсман пожаловался на состояние дел в журналистике и сказал, что скучает по эпохе первого шефа корпункта «Нью-Йорк Таймс» в Москве Гаррисона Солсбери (Harrison Salisbury), когда журналисты «просвещали и разъясняли».
В то же время, мне было непонятно, как часто Хантсман контактирует с президентом. (Он сказал, что говорит с ним регулярно, но не добавил ничего конкретного.) Посол не согласился с характеристиками, даваемыми администрации Трампа, в которых говорится, что ей наплевать на дипломатию, что при ней посольства не укомплектованы кадрами, а должности послов пустуют. «Это вздор», — заявил он. Хантсман повторил, что он с Белым домом «на одной волне», и сказал, что полученные им президентские инструкции «улучшать отношения» с Москвой остаются без изменений.
Но для меня остается загадкой, что именно сделал Хантсман для улучшения этих отношений, если не считать приемы в Спасо-Хаусе и церемонии приветственных рукопожатий, свидетельницей которых я стала. Он сказал мне, что большая часть его работы носит секретный характер.
«Какая именно часть?» — спросила я его.
«90 процентов», — ответил Хантсман, но потом сказал, что это шутка.
Та большая работа, которую Хантсман надеялся осуществить по приезде в Москву, скажем, подготовка нового соглашения по ядерному оружию, остается незавершенной. Посол сказал, что на то есть две причины. Первая причина — Вашингтон. Важные вопросы дипломатии требуют утверждения в сенате, но это невозможно, пока продолжается расследование Мюллера и остаются без ответа вопросы о российском вмешательстве в выборы. Вторая причина — это Кремль. Когда я спросила Хантсмана, что больше всего удивило его в русских, он помрачнел. «То, какими они могут быть несговорчивыми», — услышала я его ответ. Сейчас не совсем холодная война, но если не считать явно дружественные отношения между Путиным и Трампом, все, что исходит из Вашингтона и Москвы, говорит о взаимной напряженности и враждебности.
В мой последний вечер в Москве Хантсман пригласил меня в Спасо-Хаус. Он устраивал концерт для работающих в России дипломатов и спросил, не могу ли я приехать за несколько минут до начала концерта. Он хотел мне что-то сказать.
Когда я приехала в Спасо-Хаус, было темно и сыро. К воротам резиденции подъезжали черные лимузины с послами. Флаги их стран трепал холодный ветер, а свет фар прорезал мрак туманного вечера. Я предъявила свой паспорт охраннику у ворот, и он пропустил меня внутрь.
Прием шел полным ходом. Зал гудел от голосов беседовавших людей. Я услышала французскую, немецкую и русскую речь, звон бокалов и посуды. Хантсман и Мэри Кэй встречали гостей, обмениваясь с ними рукопожатиями. Хантсман посмотрел на меня, а его помощник показал мне рукой в сторону библиотеки.
Хантсман в сопровождении пресс-секретаря и Мэри Кэй вошел вслед за мной в комнату и закрыл за собой двери. Он выглядел озабоченным, и я заметила у него на лбу маленькие капли пота. Для начала посол попросил меня не публиковать ничего из того, что он мне скажет. Послы не могут делать политические заявления, сказал он. А затем он сообщил мне, что у него рак.
«Сейчас только первая стадия, — пояснил Хантсман. — Поэтому наверное мы справимся, и все будет прекрасно».
Хантсман объяснил, что летом, во время поездки домой в Юту он заметил у себя за ухом небольшое черное пятнышко, а потом еще одно на бедре. Он заехал в Институт исследования раковых заболеваний имени Хантсмана, и врачи обследовали его.
Неприятные новости он узнал уже после возвращения в Россию. Хантсман сказал мне, что через неделю снова полетит в Юту, чтобы пройти курс лечения. Я была потрясена.
«Это заставляет задуматься», — сказал посол.
Это был очень непростой год, продолжил он. В феврале от рака скончался его отец. В тот же день ему позвонили и сказали, что скончался его друг детства. А еще звонили репортеры, заявлявшие о наличии у них официальных подтверждений того, что он автор статьи, и что он передал ее в редакцию, когда приехал в США на похороны Маккейна. Хантсман продолжает отрицать свое авторство. «Со временем учишься тому, на что надо обращать внимание, а что лучше игнорировать», — заявил он.
Концерт должен был начаться с минуты на минуту. Мы заняли места в актовом зале, и свет потускнел. Из Нью-Йорка прилетел квартет виолончелистов, который специализируется на исполнении композиций из классической музыки Моцарта и Дворжака в смеси с поп-хитами Леди Гаги и Адели.
Когда они начали играть, я посмотрела вокруг. В зале сидели дипломаты из крохотных прибалтийских стран и государств-союзников, таких как Германия и Австрия. Я представила себе, как они трудятся в своих посольствах, выдавая визы и помогая экспатам разбираться в умопомрачительной головоломке российских правил и нормативов для иностранных компаний.
Как писал мне Хантсман в одном из своих первых писем о России, работа посольств в большинстве своем отнюдь не гламурная и не увлекательная. Она зачастую скучная и утомительная. У меня возникло впечатление, что собравшиеся в зале зрители рады короткой передышке после долгой рабочей недели. Кто знает, за кем из них следили так же, как за Хантсманом. Но здесь они могли расслабиться, и я заметила, что многие улыбаются, а кое-кто напевает под знакомую музыку.
Я посмотрела на первый ряд, где сидел Хантсман. Он получил классическое музыкальное образование и одно время подумывал о карьере в мире музыки, создав рок-группу под названием «Визард» (Чародей). Хантсман рассказывал мне, как в 1970-х играл в клубах Солт-Лейк-Сити и ездил по городу в минивэне «Форд Эконолайн» вместе со своей группой, которая сидела в машине на складных металлических стульях и падала на пол всякий раз, когда он слишком резко поворачивал.
Позавчера он вышел на сцену московского Парка Горького, чтобы сыграть на синтезаторе вместе с российскими музыкантами, исполнявшими произведения группы «Чикаго». Мэри Кэй показала мне видео того выступления, которое она разместила в Инстаграме.
Я думала, что Хантсман будет улыбаться и даже топать ногой в такт музыке. Но он был серьезен. Глаза у него были закрыты, лицо напряжено. Он не знал, что я наблюдаю за ним, и я впервые явственно ощутила, каково это — быть в шкуре посла.
Солт-Лейк-Сити
Спустя неделю я набрала код у ворот, ведущих к дому Хантсмана в Солт-Лейк-Сити, и поехала по извилистой дороге. Его дом находится на холме прямо над университетом штата Юта. Из него видна вся долина.
Хантсман и Мэри Кэй прилетели в Америку без предупреждения. Они не хотели, чтобы кто-то в Москве знал о раковом заболевании Хантсмана, беспокоясь из-за того, что это может ему навредить. Российские государственные средства массовой информации и без того постоянно распространяли пропаганду о его деятельности в России. Он понятия не имел, как может пригодиться русским его диагноз, и выяснять это ему совершенно не хотелось. (Он попросил меня не писать о его болезни до публикации этой статьи.)
Мэри Кэй сидела на кушетке в большой комнате рядом с кухней. Ее окна выходили на долину. На стене висела надпись китайскими иероглифами. Это был какой-то афоризм. Возле телевизора стоял игрушечный жираф, и лежали детские игрушки для внуков.
Мэри Кэй включила телевизор, чтобы посмотреть программу «Взгляд». Дочь Эбби недавно стала ведущей этой передачи, и Мэри Кэй впервые получила возможность увидеть ее в прямом эфире. Она сказала мне, что Джон ушел на прогулку, отметил, что это не самая лучшая затея. За несколько дней до этого ему сделали операцию по удалению меланом, которая длилась довольно долго, и раны еще не зажили.
Я увидела, как он приближается к дому, поднимаясь вверх по склону холма. Он был одет в белую футболку с надписью «Хантсман» на груди, в черные шорты и горные ботинки. Посол показал мне неровный шрам за ухом длиной сантиметров 15 и разрез на ноге, от которого осталась красно-синяя гематома.
Мы побеседовали об операции, и он рассказал, что поскольку врачи увидели меланому на ранней стадии и удалили ее, с ним все будет хорошо. Теперь ему предстояло в течение года каждый месяц проходить проверку у врачей, чтобы вовремя заметить опухоль в случае ее распространения. Хантсман вспомнил, что сенатор Маккейн тоже умер от рака, который дал метастазы в головной мозг.
Мы вернулись к вопросу о том, не думает ли он об отставке. Хантсман еще раз сказал, что год был для него трудным. Он потерял отца, умершего от рака. От этой же болезни скончался его политический идол Маккейн, а теперь рак нашли и у него самого. У него большой и удобный дом над долиной, где можно смотреть телевизор и наслаждаться жизнью. Не лучше ли остаться здесь, смотреть, как его дочь ведет «Взгляд», играть на полу с внуками, ездить на мотоцикле по национальным паркам Юты? Ведь у него миллионное состояние, и с такими деньгами он может делать все, что пожелает. А в Москву скоро придет зима с короткими пасмурными днями.
Он потер свой длинный шрам за ухом. Рак диагностировали вовремя. С ним все будет в порядке. Он вспомнил кадровых дипломатов, с которыми работал в посольстве в России. Они служили независимо от того, какая администрация у власти. Когда я была в Москве, Мэри Кэй рассказывала мне, что она близко сошлась с некоторыми сотрудниками посольства, которые всю свою взрослую жизнь проработали на дипломатической службе за границей. Она понятия не имела, республиканцы эти люди или демократы. Если бы Хантсман ушел в отставку после саммита в Хельсинки, это было бы равноценно тому, что четырехзвездный генерал покидает поле боя, так как ему неловко от президентских твитов. А после всех этих высылок дипломатов и закрытия консульства в Санкт-Петербурге его отъезд мог бы пагубно отразиться на моральном состоянии людей.
Его беспокоит вопрос о том, уходить или нет. Его беспокоит и нынешнее состояние Америки. «Иногда человек побеждает, иногда проигрывает, но надо стараться работать с победителями, делая это наилучшим образом, — сказал он о выборах 2016 года. — Сейчас мы вступили в худшую фазу и четыре года будем пытаться снять скальп с человека, который победил, вместо того, чтобы сказать: „Как мы можем способствовать его успеху в тех областях, которые сделают нашу страну лучше и сильнее?"»
Хантсман вместе с Мэри Кэй быстро показал мне дом, отмечая висящие на стенах картины, которые они приобрели во время пребывания в Китае. Он также показал мне курсантскую фуражку одного из своих сыновей, которую тот носил в военно-морской академии, и письма от президентов, под началом которых работал.
Когда я уезжала, мы остановились в комнате возле входа. Это был кабинет Хантсмана. На полках стояли книги по иностранным делам и сувениры, собранные во время работы губернатором. Но заметнее всего были флаги тех стран, где он работал послом, флаг штата Юта, флаг ВМС, где служат его сыновья, и стоящий в центре флаг США.
Он крепко пожал мне руку и пожелал всего самого лучшего. Ему надо было успеть на самолет в Москву.
Постскриптум. На прошлой неделе Госдепартамент наградил Джона Хантсмана-младшего премией имени Сью Кобб за 2018 год за образцовую дипломатическую службу. В сопроводительном письме говорится, что кандидатура Хантсмана прошла отбор благодаря его «сильным лидерским качествам, позволяющим ему умело руководить своей командой в условиях нынешнего сложного кризиса, отстаивая американские ценности и эффективно поддерживая двусторонние отношения». Об этом заявила пресс-секретарь американского посольства в Москве Андреа Калан.