Что осталось от 1989 года? Польша, Венгрия, Чехия, Румыния, Россия — куда ни взглянешь в Восточной Европе, везде жалкий эгоизм и коррупционные элиты у власти.
Премия «Брюкке Берлин» (Brücke Berlin) вручается за выдающиеся произведения современной литературы Центральной и Восточной Европы и их перевод на немецкий язык. Премия присуждается с 2002 года фондом «Берлинер хандельс- унд франкфуртер банк» (BHF Bank) совместно с Институтом имени Гёте и Литературным коллоквиумом Берлина. В этом году премией отмечены грузинский автор Заза Бурxуладзе и переводчица Натия Микеладзе-Бахсолиани. Театральная премия присуждается впервые, ее получили сербка Ива Брдар и переводчица Алида Бремер. Преемником многолетнего куратора премии Петера Эстерхази, ушедшего из жизни в 2016 году, в этом году стала лауреат Нобелевской премии Герта Мюллер. Ниже представлена ее речь, с которой она недавно выступила на церемонии награждения в Немецком театре.
Два года назад — так давно уже это было — ушел из жизни Петер Эстерхази. Его не хватает не только здесь. Он мог так легко рассказывать о проблемах в Восточной Европе, при этом не скатываясь в пропасть в шутках.
Чего хотят страны Восточной Европы? Об этом он спросил в 2014 году. «До обеда — борьба за свободу против Брюсселя, после обеда — считать пришедшие из Брюсселя деньги? А вечером?» Тогда — так сегодня приходится говорить, хотя прошло только четыре года, — тогда он исходил из того, что «страны Европы сейчас одновременно хотят жить порознь и вместе, они еще не нашли общую форму своего эгоизма».
Сегодня борьбу за свободу можно вычеркнуть: на смену общему европейскому эгоизму в Восточной Европе пришел жалкий эгоизм преимущественно коррумпированных властных групп. Глядя сегодня на Восточную Европу, смотришься в искаженное зеркало периода до 1989 года.
В Польше происходит удушение независимости юстиции, без которой немыслимо демократическое государство, выстраивается прямая иерархия, на самой верхушке которой стоит правительство. Кучка представителей диктатуры готовится, партия «Право и справедливость» начинает походить на своего советского врага и чувствует себя при этом хорошо. В Чехии у власти стоит бывший шпион спецслужб при поддержке сегодняшней коммунистической партии. В Румынии, одной из самых коррумпированных стран мира, социал-демократами (как себя сегодня называют бывшие коммунисты — сторонники Чаушеску, чтобы получить поддержку социал-демократов в Европе, которую они и получили) не только смещена с должности глава следственного комитета государственной прокуратуры, которая отправила за решетку десятки министров и членов правительства, но есть и более масштабные планы — легализация коррупции. Только начиная с суммы в 200 тысяч евро вообще может идти речь о составе преступления.
Есть подходящая поговорка. «Только ночью воруют. Днем берут». Становится как раньше: номенклатура брала и берет то, что захочет. Мне нужно еще говорить о Венгрии, Турции, в которой арестованных журналистов и авторов больше, чем где-либо? И о Путине, который поддерживает все националистические и гомофобские партии не только в Западной, но и в Восточной Европе?
Но о Путине я должна сказать еще кое-что. Это сегодня, определенно, сделал бы и Петер Эстерхази.
Путин для меня — машина лжи. Его дерзость многих практически лишает рассудка. Когда речь идет об убийствах журналистов — убийство Анны Политковской в его день рождения или Бориса Немцова прямо под окнами Кремля, он возмущается. А ведь он стоит за этими убийствами. Поэтому они и не расследованы. Он стоит и за тем, что ГУЛАГ снова заработал. Или, лучше сказать, продолжает работать.
Украинский режиссер Олег Сенцов год назад был переведен из одного лагеря в другой — в Лабытнанги на краю мира, у Полярного круга. Это место соединяет с миром только одна тонкая нить — трубопровод Ямал, по которому российский газ идет в немецкие кухни и на немецкие электростанции.
А убийства в Великобритании (сколько их сейчас, семь?) якобы больше связаны с местным туманом, чем со спецслужбами Путина. Я должна сказать, что такого злодея и лгуна, как Путин, больше нет. Может, за исключением министра иностранных дел Сергея Лаврова. Да, у Путина много дел. На протяжении ряда лет он ведет необъявленную жестокую войну на Украине. Крым он уже усмирил. Он ведет тихую войну в Приднестровье, чтобы «избавить» Молдавию от членства в ЕС. А в Грузии вооруженные силы Путина следят за безопасностью Абхазии и Осетии — это происходит при помощи пограничных ограждений, какие ранее «защищали» ГДР от Запада. Но эти пограничные ограждения — живые в самом настоящем смысле этого слова. Они активны ночью. Они могут бегать и пожирают кусок за куском, ночь за ночью откусывая еще по кусочку Грузии, забирая ее в область российского влияния.
А в Сирии российские ВВС обеспечивают выживание диктатуры Асада. Поток беженцев — об этом говорить он не считает нужным. Максимум в виде угрозы, что их может стать еще больше, если Запад не восстановит разрушенные Путиным города. Когда-нибудь снова появятся дома. Но где новые дома, там и старый диктатор Асад. Какой беженец это вынесет?
Все это невыносимо.
В Восточной Европе пока еще есть демократия, но ее не становится больше, как на это надеялись в 1989 году. Все больше становится только национализма, религиозного рвения, уравнивания СМИ и запугивания деятелей искусства.
В 1989 году я думала, что многие западные европейцы со временем уедут в Восточную Европу. Но получилось наоборот. Многие восточные европейцы сегодня из-за страха вынуждены снова бежать на Запад, в эмиграцию. И в скором времени это не изменится.
Один из таких беженцев — Заза Бурчуладзе. Он пишет: «Сейчас я понимаю, что имел в виду Томас Манн, когда он говорил в Америке: „Где я, там Германия". Чем дольше я остаюсь вдали от Грузии, тем сильнее во мне все грузинское. К счастью или к сожалению, это происходит совсем неосознанно».
Страна, которую со скорбью привозишь с собой в эмиграцию, размером с подошву. И только тоска по родине величиной с целую страну. У Томаса Манна не было мании величия, а была лишь боль и тоска по родине, когда он это говорил. В мании величия его можно было упрекнуть в Германии после 1945 года только по той причине, что никогда не было понимания масштабов эмиграции. И нет желания это понять, когда сегодня идет травля беженцев.