«Цель политики официальной Москвы — остановить Сербию на ее европейском пути, продолжить дестабилизировать Хорватию, „путинизировать" Сербскую прогрессивную партию, Хорватское демократическое содружество и их оппозицию, которые расшатывают Боснию и Герцеговину». Россия продолжает раскалывать регион, чтобы продолжить агрессию на Украине и воздействие в Прибалтике. (…) Для меня любого рода партнерство с Россией и Китаем означает неуважение к основным правам человека и принятие насильственного тоталитаризма. Партнерство с Россией и Китаем просто уничтожит сербское общество.
Судя по воинственным заявлениям Белграда, а также по заголовкам первых полос подконтрольных власти газет, на прошлой неделе Сербия балансировала на грани войны с Косово. Белград утверждает, что решение косовского правительства о «варварском» повышении пошлин на товары из Сербии и Боснии и Герцеговины, а также задержание четверых сербов в Митровице по обвинению в убийстве Оливера Ивановича резко обострили отношения с Приштиной. Вместе с тем премьер Рамуш Харадинай заявил, что упомянутые меры — только реакция на «остервенелое лоббирование» России и Сербии, направленное против принятия Косово в Интерпол. «Если на прошлой неделе Сербия действительно балансировала на грани войны с Косово, то это, конечно, была бы не ее война», — утверждает профессор философского факультета Белградского университета Никола Самарджич.
Avangarda: А чья же?
Никола Самарджич: Современный сербский национализм уже давно не сербский, а русский. Он подчинен интересам внешней силы, враждебно настроенной ко всем европейским демократическим и либеральным ценностям. Сербия согласилась, чтобы ее вовлекли в российские интересы, и именно это вызвало хаос и острую реакцию как у сербской, так и у косовской стороны.
— Чем новый сербский национализм отличается от старого?
— После распада СССР в 1991 году и до прихода Владимира Путина к власти в 2000 сербский национализм проповедовало сталинистское течение в Союзе коммунистов Сербии и Югославской народной армии. Только оно могло реализовать партийные интересы. После краха коммунизма эти интересы связывали Сербию с судьбой СССР. Сербия уже тогда стала периферийным обломком советской империи, который пытается стать подлинным или воображаемым членом Российской Федерации.
— После прихода Сербской прогрессивной партии к власти в 2012 году в правящей политике появились, условно говоря, два течения. Одно — откровенно пророссийское, и его персонифицировал президент Томислав Николич. Второе — прозападное, и его представлял бывший тогда премьером Александр Вучич. И где сегодня президент Вучич?
— Я бы не исключал из этого контекста Воислава Коштуницу и Бориса Тадича, как и всех их соратников и всю когорту. Они усердно реализовывали российские интересы в Сербии и открыли политику, экономику и культуру путинской агентуре, дав ей возможность расшатывать и без того нестабильную обстановку в соседних странах. Сербия — страна, которая спровоцировала в 90-х войну в Югославии и поддержала геноцид. Поэтому именно она несет большую часть ответственности за будущее постюгославского пространства. Где Вучич сегодня? Я думаю, президента Сербии поглотило окружение, которое он же сам и выбрал или которое к нему приставили спецслужбы.
Соратники, кумовья, семья направили Вучича в сферу коррупционных и при этом российских, а не сербских интересов. Правда, во время брюссельских переговоров с Хашимом Тачи Вучич и сам убедился в слабости внешней политики Европейского Союза. В этом смысле Брюсселю стоит задуматься о расследовании или как минимум о политической ответственности.
— Каком расследовании?
— Расследовании позиции и действий Федерики Могерини в переговорах Белграда и Приштины.
— Почему?
— Вам известно, почему в США подняли вопрос об обстоятельствах прихода Дональда Трампа к власти? Конечно, симптоматична тут и роль Бориса Джонсона в Брексите.
— Вы хотите сказать, что верите спекуляциям о том, что Россия помогла госпоже Могерини возглавить дипломатию Европейского Союза?
— Этого я не знаю, но Могерини, как бывшая коммунистка, действительно представляла большой интерес для российской агентуры. Сегодня на европейскую либеральную демократию нападают и левые, и правые. Возможно, Могерини никто не вербовал, но вопросы, связанные с ее отстраненным поведением, отсутствием позиции, идеи, решимости, сегодня намного важнее, чем сомнения в ее способностях. Глава европейской дипломатии подорвала доверие к внешней политике ЕС, а провал переговоров Белграда и Приштины не только сказался на региональной стабильности и безопасности, но и поднял вопрос о готовности Европейского Союза к более сложным вызовам в будущем. Провал Федерики Могерини лишил Брюссель легитимности, доверия, репутации. Она унижала обе стороны, держала их за дверями, и все это сопровождалось неподобающими и глупыми комментариями Майи Косьянчич. Поэтому нетрудно понять, почему и сербское, и косовское общество чувствует себя сегодня таким униженным, побежденным и потерянным.
— Не считаете ли Вы, что переговорщики от Сербии и Косово усугубили ощущение униженности?
— И Вучича, и Тачи больше занимал собственный электорат, чем необходимость, быстро и эффективно договорившись, добиться общей цели. По-моему, эта цель заключается в обоюдном признании и уважении, в институционализации процесса примирения, в постепенном устранении границы между двумя государствами и подписании юридически обязательного договора, который ее определял бы. Вучич недостаточно ясно высказал свое предложение о разграничении. Я могу только догадываться, что граница между Косово и Сербией не совпадает с бывшей границей югославских республик и что к ней неприменимы идеи комиссии Бадинтера 1991 года. Корректировка этой границы устроила бы крайних националистов с сербской стороны, но разозлила бы их «коллег» из противоположного лагеря. И все же сейчас вопрос о конкретной границе менее важен, чем последствия продолжения нынешней агонии.
Я опасаюсь, что Рамуш Харадинай сейчас действительно может склониться к марксистско-ленинской группе, собравшейся вокруг движения Самоопределения, лидер которого Альбин Курти, вероятно, «обработанный» в сербских застенках, организовал вместе с самыми радикальными белградскими кругами смычку. Это на руку Москве, которая готовится к тому, чтобы с помощью Милорада Додика пренести конфликт в Боснию и Герцеговину.
— Это неминуемо?
— Об этом недавно писала Дженана Каруп Друшко на сараевском портале «Авангард». Российские планы по дестабилизации Черногории и Македонии, как я надеюсь, рухнули. В Боснии и Герцеговине сохраняется большой конфликтный потенциал, и более выражены противоборствующие стороны. До конца не определенный государственный статус Боснии и Герцеговины только упрощает задачу России. В этой связи вызывает обеспокоенность заявление Александра Вучича о том, что сербские национальные цели никогда не будут достигнуты, пока все сербы не будут жить в одном государстве.
— Как Вы понимаете это заявление президента Вучича?
— Я считаю, что тем самым он выразил неудовлетворенность не только возможным решением косовской проблемы, но и сербским статусом в Боснии и Герцеговине. При этом он также явно дистанцировался от европейской идеи и процесса интеграции в Евросоюз. Отказ Сербии от Европейского Союза означает сближение с интересами России и другой стороны. Проблема сербского национального объединения и объединение любой другой балканской нации была бы решена, а значит, и снята с повестки в случае европейской интеграции.
Если бы Сербия, Босния и Герцеговина, Черногория, Македония и Косово одновременно вступили в ЕС, то все отдельные национальные вопросы раз и навсегда ушли бы в прошлое. Именно поэтому членство балканских стран в НАТО является второстепенной проблемой по сравнению с интеграцией в Евросоюз, которая подразумевает устранение конфликтного потенциала. Россия отвечает тем, что продолжает раскалывать регион, чтобы продолжить агрессию на Украине и воздействие в Прибалтике.
— Что президент Вучич дает понять Западу, когда после эскалации отношений между Сербией и Косово и экстренного заседания руководства страны приглашает побеседовать только двух послов — российского и китайского?
— Тому есть два объяснения. Либо Вучич, втайне выстраивая партнерство с Западом, намеренно продемонстрировал партнерство Сербии с Россией и Китаем, чтобы успокоить своих радикально настроенных избирателей. Либо Вучич окончательно отказался от идеи европейской интеграции и собирается включить Сербию в российские и китайские политические и экономические процессы. По-прежнему не хватает фактов, но я могу высказать собственное политическое мнение. Для меня любого рода партнерство с Россией и Китаем означает неуважение к основным правам человека и принятие насильственного тоталитаризма. Что касается конкретно Сербии, то это партнерство означает для нее возвращение к оголтелому коммунизму и продолжение процесса, в ходе которого югославская дезинтеграция выливается в дезинтеграцию сербского общества. Партнерство с Россией и Китаем просто уничтожит сербское общество. Ясно и то, каким образом это произойдет.
— Каким же?
— Кто разрушает сербские институты? После вторжения спецподразделений косовской вооруженной полиции ROSU в Митровицу и задержания сербов, обвиняемых в убийстве Оливера Ивановича, президент Вучич заявил, что зампред «Сербского списка», «одиозный бизнесмен» Милан Радоичич, которого в ту ночь тоже хотели арестовать, «не убивал Оливера Ивановича и якобы «сербская полиция может утверждать это со всей ответственностью». Почему Вучич так рьяно защищает Радоичича?
— Во-первых, седьмой пункт Брюссельского договора от 2013 года предполагает существование в Косово одной полиции — Косовской. Это значит, что все полицейские силы Северного Косово будут интегрированы в Косовскую полицию, чьи полномочия будут распространяться на всю территорию Косово. Это подтвердила операция ROSU в Северной Митровице. Полицейских, которые расследуют убийство Оливера Ивановича, интересовали сомнительные личности, которые и были арестованы в ходе рейда.
Во-вторых, я с сожалением отмечаю, что президент Вучич обласкивает маргиналов и социопатов, лишая себя, таким образом, легитимной поддержки, которая помогла бы и ему самому, и Сербии выйти из кризиса. Сегодня исход этого кризиса, особенно в контексте российского стратегического давления и слабости Брюсселя, неясен и вызывает опасения. Инициировав так называемый внутренний диалог о Косово, президент Сербии из всей воображаемой сербской элиты выбрал самых худших ее представителей, чтобы те занимались подстрекательством в обществе или хотя бы просто пустословили. О подобном (полу)свете как об интеллектуальном подземелье в 1992 году говорил Вук Драшкович. Он связывал этих людей с теми службами, которые разложили югославское общество. Если Милан Радоичич действительно «Аркан 21 века», то я напомнил бы, как кончили в свое время Желько Ражнатович (по прозвищу Аркан) и Слободан Милошевич. Вучич, видимо, уверен, что изменение стратегических отношений в Европе не приведет к такой же развязке. Но если сравнить Аркана и его начальника Йовицу Станишича с Радоичичем и его нынешним начальником Агентства информационной безопасности (БИА) Братиславом Гашичем, то становится ясно: Ражнатович и Станишич превосходят их во много раз, несмотря на весь вред, который они нанесли.
— Чем для региона может обернуться решение Сербии остановить процессы евроинтеграции?
— Возможно, я скажу упрощенно, но, по-моему, в процессе югославской дезинтеграции Белград и Воеводина были заинтересованы в том, чтобы отстраниться от сообщества и наладить определенного рода партнерство со Словенией и Хорватией. Словения — единственная страна, застрахованная от непредсказуемых ударов, сопряженных с этим процессом. Хорватия снова вмешивается в этнические распри внутри Боснии и Герцеговины, давая возможность проникнуть туда российской агентуре. Это подтверждает скандал вокруг «Агрокора» и феномен путинской Живой стены, а также все более сложные отношения внутри Хорватского демократического содружества. Цель политики официальной Москвы — остановить Сербию на ее европейском пути, продолжить дестабилизировать Хорватию, «путинизировать» Сербскую прогрессивную партию, Хорватское демократическое содружество и их оппозицию, которые расшатывают Боснию и Герцеговину.
Черногория сошла с этой опасной орбиты, хотя по-прежнему подвергается давлению со стороны соседей и собственной изменнической оппозиции.
— Десять дней назад Ратко Младич в телефонном интервью из Гааги выступил на сербском общегосударственном телевидении. Премьер-министр Ана Брнабич заявляет, что геноцида в Сребренице не было. Милорад Додик в нарушение закона приносит в Президиум Боснии и Герцеговины флаг Республики Сербской. Официальный Белград при поддержке России успешно блокирует вступление Косово в Интерпол. Бранка Милич, обвиняемая в попытке совершения теракта, скрывается в посольстве Сербии, а Белград об этом молчит. Означает ли все это, что Сербия возвращается в 90-е годы?
— Нюрнбергский трибунал всего за 11 месяцев осудил всех нацистов, которых только мог, считая их виновными в нацистских преступлениях и ответственными за холокост. Гаагский трибунал, в свою очередь, лишил права быстро и эффективно осудить обвиняемых и снова подверг жертвы гонениям и унижениям, а их страдания были поставлены под сомнение, как и политические действия, которые к ним привели. На протяжении многих лет телеканал В92 пристрастно комментировал события, скрывал сущность, контекст и факты, тем самым обеляя обвиняемых и преуменьшая те преступления, в которых их винят. Свою роль в этом сыграл и телеканал RTS, а также другие СМИ. Если говорить о возвращении Сербии в 90-е, то, возможно, это менее важно, чем то, что Вучич возвращается в радикальное прошлое, хотя он и обещал обратное. Он поддается общей тенденции путинизации власти и оппозиции, уничтожающей последние демократические и европейские силы в сербском обществе. Оппозиция вокруг Драгана Джиласа, Вука Еремича и Борко Стефановича тоже отрицает преступное прошлое, тем самым отрицая наше европейское будущее.
— Почему?
— Власти и оппозиция в Сербии — бойцы «одного фронта»: они добиваются социальной дезинтеграции, которая последовала за югославской дезинтеграцией. Их цель — подчинить Сербию интересам России и Китая. Российские политические интересы становятся фактором общественного регресса. Китайские экономические интересы, в свою очередь, играют еще и негативную политическую роль. Выбирать нам придется не между либералами и социал-демократами, а между Сталиным и Мао Цзэдуном. Такой же выбор стоял в 1968 году в парижских бистро, и неудивительно, что Брюссель сегодня так обеспокоен. В Черногории тоже ощущается слабость власти и растущая агрессия оппозиции, которая рассчитывает на фрейдистскую смычку с Россией и на ее агентов.
— В чем Вы видите слабость власти? Проявляет ли высшее черногорское руководство слабость, когда премьеру Зорану Заеву отвечает резко, а президенту Вучичу, несмотря на постоянные нападки Сербии на Черногорию, никак не возражает?
— Обязанность любого правительства — обеспечить полное верховенство права. Как возможно, что крайне сомнительная персона бежит от суда и скрывается в посольстве Сербии? Как могло случиться, что такой посол Сербии, этот представитель преступной политики, которая разложила нашу страну, обезобразила ее, и выходец и самых темных кругов партий СПС и «Югославские объединенные левые» (ЈУЛ), вообще получил агреман от черногорского правительства?! Это ложный друг Черногории. Но где же ее настоящие сербские друзья?
— По-Вашему, их нет?
— Где они?! Есть ли вообще основа для дружбы, помимо общей идентичности? Этот вопрос, конечно, важен для стабилизации европейской и евроатланической ориентации Черногории, но зачастую гипертрофирован.
Доминирующую позицию в том, что связано с Сербией и с сербским сообществом в Черногории, занимают Матия Бечкович, Амфилохий Радович и все те сумасшедшие, кто разрушает черногорское и сербское общество. Их цель — подорвать доверие к черногорскому правительству и его стратегическому выбору.
В Черногории две академии наук, есть государственный университет и частные школы, институты, истеблишмент, СМИ… Какие общественно значимые вопросы, темы, дилеммы они поднимают, кроме воя о защите независимой Черногории или о том, что сербы не приемлют черногорской независимости? Если Сербии недостает Мило Джукановича, то его в критические моменты недостает и Черногории. И все же я спрашиваю, где люди и для чего существуют институты?
— Сегодня Россию обвиняют во вмешательстве в избирательные процессы в США, в странах Европейского Союза, на Балканах. Откуда у президента Владимира Путина такое влияние?
— Это длинная история. На протяжении долгого времени СССР контролировал Восточную Европу, в том числе какое-то время и Югославию. После 1945 года европейцы и американцы столкнулись с серьезными проблемами в Италии и Франции, где чрезвычайной популярностью пользовались коммунистические партии.
Во времена холодной войны левая европейская интеллигенция (она продолжает это делать и сегодня) заигрывала со сталинизмом, «маоцизмом» и поддерживала преступные режимы на Кубе, во Вьетнаме, Камбодже, Альенде и левых в Чили, которые подготовили почву для советского прорыва в Латинскую Америку.
— Тем же занимались и некоторые европейские деятели искусств.
— Деятели искусств и социологи нередко становятся экономическими паразитами, которым близки модели государственного социализма и перераспределения, а значит, и коллективизма. Левые интеллектуалы по сути отвергают все европейские свободы.
Если говорить об источнике российского влияния, то стоит обратиться к раскрытым механизмам, с помощью которых российская агентура добивалась политической дестабилизации Европейского Союза и США. Один из методов — разрушение европейского общества, которое открыто, свободно и поэтому очень уязвимо. Русские манипулировали социальным недовольством, обусловленным выдуманным миграционным кризисом и конфликтами, возникшими на этой почве. Наконец, русские поддерживали радикальные политические объединения неонацистского, неофашистского и неокоммунистического толка. Так же, как СССР вмешался в 1936 году в гражданскую войну в Испании, Путин поддерживает каталонских сепаратистов. В Италии и Германии из пепла восстают фашизм и нацизм. Неофашисты и неонацисты — политические партнеры официальной Москвы. То же самое наблюдается во Франции, Великобритании и странах Вышеградской четверки.